.
константин кузьминский  бывший ленгинградец
.

.
КОНСТАНТИН КУЗЬМИНСКИЙ (родился в 1940 году). В СССР не 
печатался, но стихи его распространялись в Самиздате. В 1975 году 
эмигрировал; живет в Нью-Йорке. Публиковался на страницах журналов «Континент», «Третья волна», «Стрелец», «Мулега» и других. Составитель 
и издатель Антологии современной русской поэзии «Голубая лагуна».
.
.
ТУМАН

                                И. X.

Очень серый
                       в городе туман.
Одинок и холоден
                               туман.
Облепляет голову
                               туман,
серый,
            в сером городе
                                      туман.
Обними ее крепче,
                                 туман.
Загляни ей в глаза,
                                 туман.
Упади ей на плечи,
                                  туман,
обними,
               как меня обнимал.
Не забыть ее плеч,
                                туман.
Не забыть ее плач –
                                  обман.
Замерзают в тумане
                                  дома,
то обманет,
                    то манит
                                    туман.
Тишина.
               И белесая тьма.
Ни тебя,
               ни меня...
Туман...

                       13 октября 1959 г.
 

ЭПИСТОЛА МОНАШЕСТВУЮЩЕМУ ПИИТУ ТИТУ ОДИНЦОВУ
ВДЕНЬ СРАКОЛЕТИЯ СКОРБНОБЛАЖЕННАГО АВТОРА

Како, Тит, живешь в Анн Харборе суща?
Како океан заливает сушу,
Тако я тебя лобзаю и обнимаю,
Зане душу твою табашну понимаю.
Како всяко брашно и прочие еды
С другом поделивши, отчего и обиды,
Тако в городе французов Париже
Приедешь – и спускай порты пониже,
Зане окружат тебя беспутные девки,
Творя над тобой бесчисленны издевки,
Грош последний из кошеля вымая
И гишпанским воротничком, сиречь герпес, награждая.
Я же по-прежнему схимно проживаю в Техасе,
Мечтая о хлебе, такожды и о квасе,
С неодобрением зрю непотребных техасских девок,
Не имея на оных насущных денег.
Како взявши в руци свою иглу портняжну,
Дробной стопой тащишься в массажну,
Тамо тщишься на водяной постели,
Зане желания твои поспели.
Срак миллионов местных дщерей царя Никиты –
Оле! – не похотью, но говном набиты,
За пользование оной щелью взимают мзду велку
И при этом строят похабно целку.
Отчего живу подобно монасю,
Поезии, деве пречистой – ей молюся,
Тщуся сотворить антологию веку,
Зане труд и пост приличествуют человеку.
Отчего пощуся духовно и всяко,
Таинство творю перстового знака,
В сторону твою, друг мой, Тит, на озерах Велких живущий,
Втуне пребывающий, но тако и сущий.
Прими же лобзания пиита-брата
В день сраколетия онаго и обратно,
Како солнце не заходит над Голубой лагуной сияя,
Тако братской любовью заканчивается эпистола сия.

                                                                        Аврелия 16-аго,
                                                                        году 1980-аго от Р. X.,
                                                                        в Техасе.
 

СТУДЕНТКА ПО ОБМЕНУ

В будуаре – две девицы
А у Венди – види, вицы

профессухе, профессице
той

что с врубелем живет
полагаются две вицы
и профессорский жилет

когда-то русское искусство
ее предпочитало чувство
но появился аспирант
неся с собой деодорант
а также антиперспирант

а писала она монографию
и любила она моногамию
предлагал он ей порнографию
и смотрела она не мигая

на роскошного трансвеститика
у которого хуй и титька
а любила она аналитика
паралитика
сифилитика

потому что в среде профессорской
а равно и в среде писательской
приходилась она довеском
относясь ко всему касательно

потому завалила греческий
а французский на троечку устный
все пыталась сдать героически
полагая что потс он постный

о посте великом кручинилась
от его молок задыхаючись
почитала она кручоныха
за великую за диковинку

но и стала она профессоршей
ты не шей мне напрасно матушка
на макушке на лысой нету вшей
а во рту ни росинки маковой

потому на белье постельное
покатилась роса небесная
в ресторане она ела тельное
как для тела ее полезное

и раздалося тело вчетверо
и седалище и влагалище
и влюбилась она в чейрмэна
за албанца его полагающа

ибо мира крепила узы
с метрополией и исраэлем
без стыда принимала уды
искривленные и исправленные
удлиненные и овальные
треугольные цилиндрические

эти игры ее анальные
эти пляски ее вакхические

и салазки новозеландские
загибал ей потс необрезанный
и по новой ее желания
исполнялись в среде профессорской

                   2.

написав диплом
получив дегри
и уста дуплом
раздирать до крика

подкатившись шариком
подкатившись бобиком
догги-стайл жарил он
заманивши в кьюбикл

а улыбка рдела
на щеках розанны
дева знала дело
двигала руками

опершись о полки
пах ее распахнут
на полу опилки
смочены и пахнут

а на двери брежнев
в орденах и фраке
глядел неодобрительно
на голые их сраки

                   3.

принимала она антипозы
вертикально струилось вымя
и ласкали ее антиподы
параподиями своими

между двух мохнатых зажата
в тихом омуте ее логова
чемодана лоханки ушата
отдавала она богово

но не кесарю или косарю
не поэту и не художнику
а клиенту полковника носарева
диссиденту а не сапожнику

он ей пел о правах человека
заправляя поганый в анус
и покорно моргала веком
словно телка быку отдаваясь

но и бык пахал
а бы по хую
а она: нахал
только охала

ох да ох
да и потс неплох
необрубленный
как у врубеля

                    4.

уехавши у южному полюсу
упорно глядела на север
страдая по этому пенису
какой он большой и красивый

и в новой и старой Зеландии
подобно цветам тамаринда
ее расцветают желания
по потсам страны тамерлана

и тянутся ниточкой гуси
крича ее лживое имя
и жирная потная гузка
и щуплое девичье вымя

она же как в прошлом студентка
и блеют молочные овцы
она же сжимает стыдливо
похожий на оное овощ

вотще: не придут антиподы
на пастбище в край твой целинный
и робко она антипозы
приемлет и тешет былинкой

пугливую щель половую
куда не скрывается мышка
и смотрит на даль голубую
вздыхает и чешет подмышки.

                                    27 марта 1981

К НОЖНАМ

«Да Нуссберг засадил...»

                                        ( Г. Г.)

«15-й век. Кинжал в ножнах.
Кинжала утерян. Ножны не от
того кинжала.»

                                     (Эрмитаж. Тарасюк?)

О, эти ножны, эти ножки,
О эти выпушки на них!
Черкес точил булатный ножик.
И звал он бабушку: ’– Нанэж!
 
 

Пс’т’эк’ва, ncыx’ya, ч’эт’ч’онч’э!
Зачем твоя пх’ач’ич звучит?
Зачем твой нежный голос звонче,
Чем с гор текущие ключи?

Зачем? Зачем? - Черкес взывает.
А Терек прыгает, рыча.
Зачем Тамара раздевает,
А после кличет палача?

Так думал Пушкин, озираясь,
О камень свой кинжал точа.
Коня б да удаль азиата!
И ножны снятся по ночам.

Куда ты свой кинжал вдеваешь,
Скажи, смуглянка, дева гор.
Зачем над головой вздеваешь
Свой неотточенный топор?

О эти выпушки на ножнах,
О эти пушки по ночам!
Заложник пробовал наложниц
Сперва погладить по плечам,

Потом по персям, лядвей трепет
Ему, насильнику, не в новь –
Когда казачка ласки терпит,
Он жадно пьет ее любовь,

Ее остылыя ланиты,
Ея подвижные персты...
И шерстью перси перевиты,
И кошельки у них пусты.

Зачем, зачем? Заложник молвил
И об колено свой кинжал –
Который все еще дрожал –
Рукою преломил безмолвно.

А этих ножен легкий пух,
Черкешенки тяжелый дух –
Он переплавил в вольность оду,
С кинжалом выйдя на свободу?!

                                                                  24 янв. 1981

.

.
Стр. 202–211
.
<...........................>