.
сергей петрунис            бывший москвич
.

.
СЕРГЕЙ ПЕТРУНИС (родился в 1944 году). В СССР не 
печатался. С 1978 года живет в США. В издательстве 
«Руссика» в 1982 году вышла книга его стихов «Иероглифы». Публиковался на страницах журналов «Континент», «Эхо», «Третья волна», «Стрелец», в литературном сборнике «Руссика-81», в газетах русского Зарубежья.
.
.
* * *

                       Марии Слоним

Я приглашаю: приходи
На чайную беседу,
Пусть в комнате свеча горит
И каждому – по пледу.

В тепле коснемся тем простых
И тихо помолчим.
Смотри: из чашек голубых
Идет прозрачный дым.

Не так ли и моя душа
Вернется в небеса,
И вскоре в образе дождя
Прольется на тебя,

Не так ли создан этот мир –
Размен, замен, измен, –
И торжествующий сатир
Поднимется с колен,

И вот уже – копыто в грудь,
А если мал – в лицо,
Но слава Богу, ангел мой
Восходит на крыльцо.

                                         1971

* * *

На грани запаха
Твое прикосновенье,
В полете бабочки
Избыток вдохновенья,
Дорога через лес
Как будто беспредельна,
Природа, как душа,
И вместе, и отдельно.

                                      1975
 

БОЛЕЗНЬ

    сердцебиенье невесомо,
взгляд прикован к струенью песка,
боль хлопочет с ловкостью гнома –
душу выносит подальше от дома;
стоит на столе бутылочка рома,
лежит на тарелке рыба-треска;
озабоченный входит доктор
с букетом вульгарной латыни,
сует цветочки в бутылочку,
складывая пальцы в дырочку;
глаза его сказочно сини,
словно пасхальные яйца в корзине;
сестра равнодушно вонзает шприц,
кубики окрашивая кровью,
в турнирах со смертью
все партии – блиц,
тело когда расстается с болью;
              сон переходит из черно-белого
в цветной,
пестрые занавески раздвигает
волосатая рука Одиссея,
            в палату примчался
вспотевший нежностью конь
              (по-моему, гнедой)
названный в честь Василия или Евсея;
ласковую морду на плечо положив,
зашептал он на гумилевский мотив
про огненных бабочек в снегах Килиманджаро,
конквистадора в серебряных латах,
зажавшего под мышкой чашу Сократа,
перескочив с экзотики
на предметы быта,
лошадь сказала,
что болезнью вся жизнь шита-крыта,
что после дождя прут грибы, особенно,
маслята,
что девочки созревают раньше, позднее –
ребята...
на сегодня, пожалуй, хватит...
конь воспарился, оставив меня в кровати;
врач удивленно констатировал
                                     летальный исход,
как будто там, где кончается запад –
                   не начинается восток.

                                                          1976

* * *

                                Александру Сумеркину

в моей теплой пустынной комнате
живет кактус, на зверька похожий;
розовеет к вечеру,
пасмурным утром – бледнеет...
он о двух крохотных головах,
но таких молчаливых

                                                      1979
 

* * *

                                                   Е. Т.

хочу проснуться твоей комнатой,
чтоб ты внутри меня бродила
и вечерами распевала песни –
тогда, быть может,
                                вновь воскресну?

и, становясь твоей постелью,
книжной полкой,
столом для взлета твоих рук
и, наконец, глубоким креслом –
тогда, быть может,
                                вновь воскресну?

и, становясь твоей прогулкой,
сердцебиеньем,
платьем легким,
глотком воды и хлебом пресным —
тогда, быть может,
                                вновь воскресну?

но,

бросив беглый взгляд на стены,
ты комнату привычно запираешь...
и ключ под ковриком у двери
возьмут чужие руки

                                                      1979
 

* * *

                            Памяти Александра Галича

Голубее смерти – нет голубизны,
Голуби летают – в свете кривизны.
Задираешь голову – забирает дух:
По-над облаком – голубой пастух.

Он записку дает сизарю,
Направление там есть, адресат,
А потом меняет ночь на зарю
Или муссон вдруг ковырнет в пассат.

И летит записка при голубе
На Неглинку, Ордынку, Арбат
И находят сестер наших в проруби,
А под потолками висит наш собрат.

Боги, заклинаю! Уберите пастуха:
От него великий выйдет вред,
Но боги дают такого петуха:
– Ложись, мол, Вася, уляжется твой бред.

Но не брежу я и не грежу,
Пастуха найду, все же врежу,
А кто выживет – тот и прав,
Вот каков у эпохи нрав!

                                          1982

* * * 

Поэт любвеобилен и пристрастен,
А без страсти поэт – вроде мыло,
Он невооруженными зенками виден,
Отчего многим людям обиден,
Оттого достают на поэта бритву, ружье да шило
Чтоб сердце б... «избранника» не шалило.

Поэт безнадежно жалок:
Его, видите ли, заводит речь,
Бормочет что-то про тухлых русалок,
Огонь ланит, да мерцание свеч.
Все норовит написать без помарок,
Когда надо бы хлеб печь.
Поэт бесстыдно наивен –

Жжет себе глаголом сердца дворне,
Человек, мол, если не выругаться, –
Звучит гордо.
Но смысл истории гасят на живодерне
(Морды, доложу вам, ка-кие морды!)
А пожары сердца остужают за дверью морга.

Поэты нужны, как зоопарки:
По вольерам – скачут поэты,
По аллеям – глазеет народ:
Слесаря, слобожане, товарки
Да начальники местных красот.
 

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ

                    1.

БЕЛОЕ

Белый ветер ликует в парусах
Белой гвардии спасение дано
Белый голубь шепчет: «Отче наш»
Белым звездам прибавляя молоко.

Белый мастер ждет на небесах
Белой книги торжество

(на Земле он был седым,
с белым снегом – не сравним)

Белый вернулся домой –
На Новодевичьем тихо лежит.

                                                 1984
 

                    2.

ЧЕРНОЕ

Черный парус поднимали моряки
Черной мачте в масть.
Черным компасом владея хорошо
Черным морем утоляли страсть.

Черный человек Есенина пугал
Черным вороном оборотясь.

Черный* из Парижа сбегал на «Пожар!»
В Провансе на кладбище Лаванду застрял.

                                                              1984
________________________________________
* В 1932 году Саша Черный переселился из Парижа на юг Франции.
5 августа, возвращаясь из гостей домой, он услышал крик «Пожар!»
и бросился на помощь. Придя домой, поэт почувствовал себя плохо
и от сильнейшего сердечного приступа в ту же ночь скончался.
 

3.

КРАСНОЕ

Красное по скатерти вино,
Красные на небе облака,
Красное бывает домино,
Красных шум-шумок телец
(если ты – не голубая кровь)

Красная бесовщина когда-то
Красной кровью вымыла Россию –
Красный кол до основанья вбит,
Красный новый мир давно построен:
(каждый пятый – расстрелян,
каждый четвертый – сидит)

Красный смех Андреева пророчен,
Красной стала в лагерях параша,
Красная слюна у заключенных,
Красная слеза у привлеченных,
Красный век словами позолочен,
Красными досками заколочен...

Ты, Владимир Красно Солнышко, прости, –
Неизбывны Красные грехи.

                                                              1984

.

.
Стр. 241–249
.
<...........................>