.
александр радашкевич  бывший ленинградец
.

.
АЛЕКСАНДР РАДАШКЕВИЧ (родился в 1950 году). В СССР не печатался. В 1978 году эмигрировал. Жил в США. Ныне живет 
в Париже. Публиковался в журналах «Континент» и «Стрелец», в литературном сборнике «Руссика-81», в периодике русского 
Зарубежья.
.
.
* * *

Пусть бегущие добегут
и летящие не сорвутся,
путешествующие плававших
разыщут
и живые живое допьют.

Ну а мертвые пусть не пеняют
на недужное наше
житье
и с лопастых цветов
пусть снимают губами росу
у прозрачного дома,
где они непробудно
живут.
 

Из цикла «Круг разлучения»

                    1.

Как странно, теплый дан декабрь
тому, кто одинок. Как дерзко солнце
сегодня хлещет в лоб его – того,
кто одинок. Как взросло губы отдают
тому – не те. Как зло вино и полы звуки
бессонных лабиринтов, где зеркала
тому – из тупиков. И как равно
из дня порожнего вываливаться в день –
из гроба в гроб – тому, кто, знай,
ступает ломким льдом,
когда ладони выпрастает в заметь –
два лотоса – тому, кто одинок.

                                                      1977
 

2. Вещи

Разбирать наши вещи, словно шарить
в осколках, кровью срезы пятная; словно
нежить ребенка, лицом прижимаясь. Разбирать
наши вещи, как кататься по полю, цветы
подминая, как снимать страшный бинт
с незатянутой раны. Это – полки романов,
обломившийся мостик в доживающем парке,
это – в палые листья врыться, теряясь.
Заплетая в бестенье, колыхнуть наши звезды.
Целовать наши вещи. Затекают колени.

1978
 

ДРУЗЬЯМ

И даже те, на чьих устах мое
простыло имя, вы
все со мною у стекла в сей
час – прозрачным лбом. Я
с вами столько лишних
лет не падал в тишину
стремглав, а снег ночной в моем
окне так мается о нас, как
будто вы еще верны
несказанным словам, как
будто даром я возмог
чему-то изменить, как
будто скудная зима простит
нам враз судьбу –
сумятицу – за схлесты глаз
в полночный снегопад.

                                     1981

КОРДОВА
(Из «Испанских стихотворений»)

В блаженных патио вода
одна не спала, когда сиеста
злая уложила коров суровых и
наивных по шеи в бархат
Гвадалквивира. Да
в пазухе пустого храма,
под призмою багряной робы
(юницами эпических родов, как встарь,
ревнительно расшитой),
корчилась
Наша Сеньора Сорбящая,
лия барочные кристаллы мимо
рта, как у розовой рыбы,
заснувшей
в редкой сети кордовских кружев.

                                                     1981
 

БУКОЛИКА

Крыша пыжится соломой. Что ни
говори, мы с тобой, старуха,
жили: ты ж латала мне портки,
я же резал курам горло. Мед,
горилка на столе, на краюшке –
шкварки. В три погибели согнуло
немочью к земле. Ныне ты
меня повыше, да сушей плетня.
Оба лыбимся беззубо — так оно
добрей. Вседержитель, не мигая,
смотрит со стены. В хлеве добрая
буренка, в сенях гуси. Сыновья,
глянь, какую гору накололи
дров. «Слезь с доски – порежешь
яйца!» – каркнешь внуку ты.
Он послушает не тотчас. Экий
шелапут. Коль
допрежь меня в домину
тесную ты ляжешь – низко
поклонюсь. Ты моя старуха. Что я
без тебя?.. Мне ли первому – не
плачься. Что не так – прости. Не
таскайся до погоста. Ешь по мне
кутью. А старшому такожде
накажи, чтоб нас, знаешь, там
над озером, пусть бы нас рядком.
Мы соседям сниться станем
к непогоде, хвори, так ли – нам
тогда видней... Нам тогда не все
одно ли, даже если, как сегодня,
льет и льет ливмя?

                                                   1983

 

ПРОШЛЫЙ АВГУСТ

От Севенн до эстуария
все ли там несет Луара
мимо замков дальнозорких, где умильно
заедает горклым сыром оглушительные
вина втуне галльского душа, – все ли
там блюдет Луара, под лепными облаками,
диковатую волну
между кряжистых устоев то ли радуг,
то ли к раю переброшенных мостов?
                                                       Все ли
так ревет ночами, помыкая сном платанов,
отдавая рыбным духом – студенистым,
как ундинины уста, –
мимо спеси голубятен (не забывших ни
разгульного Агриппу, ни пристрастного
де Гиза) и сомнительного праха
непоседы Леонардо –
все ли катится Луара там под сферой
домотканой, кем-то впрок пересиненной?

                                                             1983
 

КОРАМОРА

Корамора - большой, длинный, вялый комар;
иногда залетает в комнату и торчит где-нибудь
одиночкой на стене. К нему спокойно можно подойти
и ухватить его за ногу, в ответ на что он только
топырится или корячится, как говорит народ.

                                                      Н. Гоголь

Сонно отбиваясь до
седьмого пота,
оттого корячится, что
кольнуть не может.
потому топырится, что –
нетопыренок.
Все не только больно и
не так уж гадко,
все не столько тошно,
сколько слишком страшно –
все непоправимо до
седьмого неба:
сколько ни корячься –
цепко держат ногу.

                                     1983

идиллия

Когда бы взлетели на воздух три неподобных дома,
заставивших с Невы невиданное П Адмиралтейства,
когда бы вырубили напрочь косматый вздорный сад,
пожравший площадь у надвратной башни и
развернулось вновь, как некогда, полетное пространство для
огляда – от лестницы Манежа и до конца Дворцовой, –
клянусь, что у меня осталось бы одно бессонное желанье:
возвить барочную свечу задуманной Растрелли колокольни.

Но если бы легкоголосой ранью вдруг восстала
громадная волна Катальной горки и я слетел смеясь
на роликовом кресле – от купола, по-над горами елей,
но дальней той просвеченной березы – то я бы лег на
одуванчики и разучился сразу жить, не двинулся вовек,
не щурился на солнце и ночью никого не узнавал –
пусть даже в павловском шале, среди вселенной светлячковой,
затеют поиграть из Куперена, прихлебывая нежно молоко.

                                                                                                1983

..

.
Стр.256–262

<...........................>