.

Исаак Савранский

Антиутопия или рай в Зазеркалье

Один из основоположников русского и мирового анархизма Нового времени Михаил
Бакунин пророчески писал: «В ХХ веке к власти придет новой класс – техническая
интеллигенция. Это будет самый аристократичный, деспотичный, высокомерный и
элитный из всех режимов….Мир разделится на меньшинство, управляющее посредством
знаний, и невежественное большинство». К числу будущих интеллектуальных господ –
хитрых и знающих» – Бакунин относил и «социалистическую элиту – красных бюрократов».
И все же ни Бакунин, ни кто-либо из выдающихся мыслителей и революционеров
Х1Х века, не могли представить себе, какой необъятной властью будет обладать грядущая правящая элита, благодаря средствам массовой коммуникации, поставленных под ее
тотальный контроль. Она получила в ХХ веке такое мощное «средство производства», как пропаганда, которую крупнейший ее исследователь Г.Лассуэл определил как «выработку
реакции на наиболее мобилизующие социальные стимулы».
В одной из наших статей в «Знаке времени» уже говорилось о том, что в трагифарсной
истории ХХ века попытки практического претворения утопии в конкретной
действительности нередко приводили к триумфу Зла, то есть к победе антиутопии в
сознании, мышлении, действии отдельной личности и целых обществ. Последняя
получила художественное воплощение в «романах-антиутопиях» Евгения Замятина
(«Мы»). Олдоса Хаксли («О дивный новый мир»), Джорджа Оруэлла («1984»).
Здесь пальма первенства, безусловно, принадлежит русскому писателю-авангардисту
Евгению Замятину, создавшему свою антиутопию еще в 1920 году. Книга по понятным
причинам не могла быть опубликована в Советской России. Благодаря друзьям и
сохранившимся связям (Замятин несколько лет проработал на Британских островах в
качестве инженера-кораблестроителя) книгу удалось напечатать в Англии, где ее очень внимательно проштудировал Олдас Хаксли, будущий автор следующей великой
антиутопии, вышедшей уже в 1932 году.
Коммунистическая элита поначалу не обратила внимание на антиутопию Замятина.
Не до нее было. В эпоху военного коммунизма… Лишь в нэповский период с «брегов
туманных Альбиона» пришли смутные вести о таинственном романе. Критика
пролетарского журнала «На посту» откликнулась мгновенно: роман был объявлен
«изощренной клеветой на государство рабочих и крестьян». То, что ни один из
«напостовцев» не читал творение Замятин, не имело значения, важно было откликнуться.
Евгений Замятин ходил по улицам оживающей после гражданской войны Москвы –
высокий, поджарый, по-английски элегантный и никому не нужный. Ангел смерти Азраил
(из ВЧК) уже простирал над ним свои незримые крыла… Как-то на Арбате Михаила
Булгакова встретил.
– А ты бы сходил к Горькому, Женя, – сказал Булгаков. – Он ведь тебя любит. Авось
поможет выбраться из Совдепии.
– Горький на Капри, – грустно отвечал Замятин. – Приглашает к себе. Да, видно, не
суждено…
Так прошло еще десять долгих лет. Горький к тому времени уже вернулся на родину
и жил на даче, соседствовавшей с дачей Сталина.
Замятина не печатали, На всякий случай. И на инженерную работу не брали. Тоже –
на всякий случай.
Однажды Горький обедал у Сталина. На даче. Вождь был в хорошем настроении.
Потчевал гостей. Шутил, Пил легкое грузинское вино. Горький решился:
– Иосиф Виссарионович, желательно Замятина заграницу выпустить. У нас он все
равно без пользы…
– А что у нас клетка? – спросил вождь и ухмыльнулся. – Мы никого не держим. Пускай
летит птичка! Насильно мил не будешь. Так, Алексей Максимович?
– Так, товарищ Сталин, – как эхо, отвечал Горький.
И Замятин уехал. В Париж . Тамошние литераторы его тепло встретили. Были деньги.
Работа в кино. Женщины. Не было родины. Он прекрасно мог прожить без советской
власти. Не мог – без родины. И он – умер…
Художественная интуиция Евгения Замятина была безмерной. В своем
романе-антиутопии он предсказал в се, что свершилось потом, через десятилетия после его кончины. И то, что еще должно свершиться. После нас.
Он знал вождей революции –Ленина, Троцкого. И он великолепно знал и
прочувствовал товарища Сталина.
Но его Благодетель – это не Ленин. Не Троцкий. И, конечно же, не товарищ Сталин.
Это – воплощение интеллектуальной мощи и изощренности. Он где-то даже по-своему
добр, этот Благодетель. Но он хочет, чтобы все были счастливы. И поэтому он – враг.
Враг свободного человека. Человека, рожденного мыслить и страдать. И общество,
созданное Благодетелем и его подручные, должно погибнуть. Общество, члены которого
лишены имен. Взамен последних им присвоены номера. Любовь, как и все в том
обществе, отпускается по номерам. Дни и часы любви также дозируются. Все спонтанное
изъято из обращения. Все естественное – под строжайшим запретом. Нарушившие –
жестоко караются.
Эта художественная модель «общества будущего», созданная Замятиным, затем – в модифицированном виде – трансформировалась в романы-предупреждения (как их иногда
называли некоторые западные критики) Олдоса Хаксли и Джорджа Оруэлла.
Казалось бы, о чем предупреждать-то? Уже был построен марксистский социализм в
«одной, отдельно взятой стране» (во всяком случае, ко времени написания романа Оруэлла
«1984»), а гитлеровское национал-социалистическое государство было разгромлено (хотя
сама идея его оказалась живучей). Но авторы антиутопий – начиная с Замятина – видели
дальше и глубже. Они понимали, что тоталитаризм, смешанный с технократизмом в одном
котле, даст «социальное варево», о ко тором ведущие футурологи ХХ века не могли и
помыслить. Конечно, многое уже осуществилось в нашей действительности. В особенности, второй половины ХХ века. Тоталитаризм ( в его коммунистической либо постфашистской разновидности) шел «по миру» рука об руку с брутальным техницизмом. И обыватель равно молился «Марксу и Форду (почти как в «дивном новом мире» Хаксли)_. И все же, все же… Одним словом, не хватало той «упорядоченности», единомыслия и единодействия, с
которыми мы встречаемся, скажем , в антиутопии Оруэлла. Вот, к примеру, как здесь описывается так называемая «двухминутка ненависти»:
«Из большого телеэкрана в стене вырвался отвратительный вой и скрежет – словно
запустили какую-то чудовищную несмазанную машину. От этого звука вставали дыбом
волосы и ломило зубы. Ненависть началась. Как всегда, на экране появился враг народа
Эммануэль Голдстейн. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами взвизгнула от страха
и омерзения. Голдстейн, отступник и ренегат, когда-то, давным-давно, был одним из
руководителей партии… а потом встал на путь контрреволюции, был приговорен к
смертной казни и таинственным образом сбежал, исчез. Программа двухминутки каждый
день менялась, но главным действующим лицом в ней всегда был Голдстейн, – первый
изменник, главный осквернитель партийной чистоты… Ненависть началась
каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний…»
Так описывает манипулирование «массовым сознанием» в «обществе светлого
будущего» Джордж Оруэлл. Чем оно отличается от манипулирования этим сознанием с помощью средств массовой коммуникации в наше время? От так называемой
«пропаганды и агитации» в нынешнем тоталитарном обществе? Пожалуй, более
утонченным комплексом технических средств, используемых в целях манипулирования…
Один из самых близких друзей Оруэлла, Ричард Рис, взял своеобразное интервью у
автора «1984»:
– Почему ты подписываешь свои вещи псевдонимом? Ведь твое настоящее имя- Эрик
Блэр?
– Потому что аристократа Эрика Блэра больше не существует… Оруэлл – название
английской речушки, не обозначенной на карте. Жизнь так называемого «простого
человека», творящего историю, не фиксируется на ее страницах… Я прожил именно
такую жизнь: был безработным и бродягой, судомоем и солдатом. Будучи пацифистом в
глубине души, я вступил в антифашистское ополчение ПОУМ и сражался на стороне
народа, на стороне Испанской Республики против Франко, Гитлера и Муссолини. Ты
знаешь, что лидеры ПОУМ были в открытой оппозиции к Испанской компартии и резко осуждали сталинский террор. Как только я ыступил в ПОУМ, объявленной сталинистами «троцкистской бандой» и «пятой колонной» Франко, меня обвинили в предательстве.
– Сталинисты ненавидели тебя?
– Да. Кроме всего прочего, потому что я обучал молодых испанских парней и интеллигентов-интернационалистов военному делу, меткой стрельбе по франкистам, а не
занимался демагогической болтовней и постоянно осуждал стремление сталинистов
расколоть левые силы. Впрочем, обо всем этом я подробно написал в своей книге «В
Каталонии».
– Ты написал антисталинскую сатиру – «Скотный двор».
– Да. Эти книги – «Скотный двор» и «1984» – дополняют друг друга. Но, думаю, их
правильно поймут лишь в далеком грядущем.
Их поняли значительно раньше. Уже в «Библиографии утопической литературы»,
изданной в Бостоне в 1979 году, на страницах , отведенных 1948-1949 годам (время
написания антиутопии – И-С-) означено: « Блэр Э., «1984» (псевдоним: Дж. Оруэлл) – классическая «тоталитарная дистопия (вид негатив ной утопии)». В 1948–1949 годах
выходило много утопий. И каждая третья из них была негативной. Но эпитетом (или
оценкой) «классическая» выделена только одна – негативная утопия (антиутопия)
Оруэлла. И совсем уж не случайным в этом контексте представляется мнение видного
историка Арнольда Тойнби: «Если мы не дожили до описанного Замятиным, Хаксли
и Оруэллом будущего, то этим мы в какой-то мере обязаны им. А если мы все-таки
придем к нему, мы должны будем признать, что знали, куда идем».
В прелестной и мудрой сказке Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» (во второй ее
части – «В Зазеркалье»), столь любимой детьми, а также вполне взрослыми физиками,
поэтами и не лишенными ум а и воображения политиками, повествуется, в частности, о
том, как Черная Королева в Зазеркалье «знакомила» Алису с пирогом.
– Пирог – это Алиса. Алиса – это пирог. Познакомьтесь, – торжественно сказала
Черная Королева.
– Нет, что вы, милочка, его нельзя есть! – воскликнула Черная Королева, заметив недвусмысленное движение Алисы… – Вы ведь только что познакомились … Унесите
пирог!...
Человечество устало пребывать в зазеркальном раю с пирогами, которых нельзя есть.
Один из ярких его представителей как-то сказал: «Человечество, смеясь, расстается со
своим прошлым, со своими заблуждениями и предрассудками».
Увы, не всегда. Порой весьма мучительно и болезненно. Но это – не беда. Главное – 
все-таки расстаться…

_____________________________________________________________________________________________

п