.
. X I I.

     Тон и направление Мишны, за исключением отдела, посвященного преимущественно этике, везде практический. Она не занимается метафизикою, а стремится единственно к тому, чтобы быть источником права. Но в то же время, она не упускает ни одного случая, где можно указать на высшие нравственные мотивы, стояние выше строгой буквы закона. При исполнении закона она более обращает внимание на «намерение», на «animus», чем на самое исполнение. Человек, который, основываясь на букве закона, делает что-нибудь противное духу гуманизма, «неприятен Богу и людям». Кто, с другой стороны, по собственному побуждению удовлетворяется таким требованиям, исполнять которые закон заставить не может, кто, выражаясь слогом Мишны,
не останавливается «у ворот (на рубеже) справедливости», а проникает во внутрь «линии милости», им наслаждается «дух мудрых». Исполнение известных обязанностей приносит «плоды» (проценты) в этой жизни, но настоящая награда, «капитал», возвращается только в будущей. Обязанности эти суть: почитание отца и матери, благотворение, раннее усердное занятие наукой, гостеприимство, оказывать последний долг мертвому, водворять мир.
     В Мишне ничего не упоминается об «аде». За каждое преступление существует 
определенное законом наказание, или таинственное внезапное «наказание Божье» - библейское «истребление». Смерть очищает человека от всех грехов. Незначительные проступки могут быть искуплены раскаянием, благотворительностью, жертвоприношением и молитвою в день умилостивления. Несправедливость, оказанная человеку, может быть искуплена только тогда,
когда обиженный будет удовлетворен и простит обидчику. Величайшая добродетель заключается в изучении закона. Это не только признак высокого образования (как это было прежде в Англии), но и особенная заслуга, которая в состоянии помочь человеку в настоящей и будущей жизни. Незаконнорожденный, изучивший закон, стоит выше первосвященника, не знающего его.
     Разобрать эти законы, анализировать дух их в целом и частностях - этого мы здесь сделать не
в состоянии. Но мы можем сказать, что общее мнение друга и недруга искони было таково, что характеры их во всех отношениях гуманный, несмотря на некоторые строгие и жестокие исключительные постановления, вызванные бедствиями, опасностью, революцией или реакцией, которые, впрочем, не только никогда не применялись, но и не могли быть применяемы на практике. Относительно исполнения этих законов господствовали воззрения, вовсе не
далекие от современного либерализма и выражающиеся во множестве изречений, каковы например:
     «В Писании сказано: чтобы он жил ими, «чтобы он жил, следовательно, а не чтобы он умер».
Они (законы) не должны сделаться западней или бременем, отравляющим жизнь человека. Кто исполняет все законы в совокупности, тот считается, ни более ни менее, как «святым». Другое изречение гласит: «Закон дан людям, а не ангелам».-
     По отношению к практическому судопроизводству, Мишна делает резкое различие между гражданским правом и уголовным. И то, и другое, требуют самого тщательного и 
добросовестного расследования, но между тем как для гражданского процесса достаточно 
трех судей, для уголовного требуется не менее двадцати трех. Обязанность судьи при рассмотрении гражданского процесса - как бы ясны сами по себе ни были обстоятельства 
дела - состоит, прежде всего, в старании примирить тяжущихся. «Когда», спрашивает 
Талмуд, «справедливость связана с довольством сторон? Когда, отвечает Талмуд, враждующие стороны приводятся к мирному соглашению».
     Рядом с обыкновенными постоянными судьями, спорящие стороны сами от себя иногда выбирали «мировых судей». Плата тем, которые творят суд, делает решение недействительным. Потеря времени вознаграждается только в том случае, когда судьи сами занимаются каким-нибудь ремеслом. Если будет доказано, что истец требовал больше, чем ему следует, с целью легче получить ту часть, которая ему действительно следует, то ему отказывают в иске. Три участника в одном деле не могут явиться в суде - один истцом, а другие два - свидетелями. Судья должен смотреть за тем, чтобы не было отличия в одежде истца и ответчика, т. е., чтобы один не был одет великолепно, а другой в лохмотьях. Судью особенно предостерегают от пристрастия в пользу бедного против богатого.

Судья не должен слушать ничего о деле, которое он будет разбирать, до тех пор, пока пред ним не будут стоять обе спорящие стороны.
Существуют многочисленные и весьма замечательные напоминания судьям. «Тот, который несправедливым образом передает собственность одного в руки другого, будет отвечать за это перед Богом собственной душой». - «В тот момент, когда судья судит своих ближних, он должен думать, что над ним как бы висит меч, готовый пронзить его в сердце».- «Горе судье, который, будучи убежден в несправедливости дела, старается показаниями свидетелей оправдать свои решения в своих собственных глазах. От него Бог строго будет требоват отчета». - «Пока тяжущиеся перед тобой, смотри на обоих как на виновных, но как только ты отпустил их, смотри на них как на невинных, так как приговор уже над ними произнесен».
     Трудно найти, в законодательстве начиная с древнейших времен, и вплоть до настоящего времени, уголовное право, проникнутое таким глубоким гуманизмом, такою почти нежной кротостью. В то время, как при гражданских процессах, как для осуждения, так и для оправдания, при более значительном трибунале, достаточно было большинства одного голоса; при 
уголовных процессах, для оправдания достаточно было большинства одного голоса, для осуждения же требовалось большинства двух голосов. В то время как в гражданском процессе всякий может быть свидетелем как против истца, так и против ответчика исключая однако игроков (играющих в кости) и бьющихся об заклад, «держащих голубей для пари», ростовщиков, берущих незаконные проценты, торгующих недозволенными произведениями (седьмого года) и невольников (все они неспособны, ни творить суд, ни быть свидетелями) - к защите 
обвиняемого в уголовном преступлении допускаются все без исключения. Свидетелей допрашивали очень строго. Формулы, служившие для увещевания свидетелей при уголовных преступлениях и относившиеся отчасти и к самим судьям, были так торжественны и выразительны, что ложное показание, влекущее за собою смерть человека, сделалось событием почти неслыханным.
     «Как, поступать - спрашивает Мишна - когда дело идет о жизни и смерти, для того, чтобы вселить в свидетелей должное благоговение? Когда они являются в залу суда, к ним 
обращаются со следующими словами: «Может быть вы говорите по догадке или со слов другого, который уверял вас, что он слышал от «надежного человека»; или вы, может быть, не знаете, 
что мы подвергнем вас самому строгому испытанию? Знайте, что приговор над жизнью и смертью - не то, что приговор о моем и твоем. Если человек ложно свидетельствовал, и таким образом дал кому-нибудь возможность присвоить себе чужую собственность, то он может еще искупить свою вину раскаянием и вознаграждением за понесенный убыток. Но когда дело идет 
о жизни, на совести лжесвидетеля лежит не только кровь того, кто несправедливо был осужден, но и кровь его потомков до скончания веков; ибо в Писании по поводу убийства Авеля Каином, говорится: «Голос крови твоего брата взывает ко мне из земли». Слово кровь употреблено там во множественном числе (деме), чтобы этим показать, что уничтожив одну жизнь, человек навлекает на себя такую ответственность, как бы он разрушил целый мир... Но вы, услышав это, может быть, скажете: «Что нам до всех этих несчастий?» Вспомните же слова Св. Писания, которые гласят (Левит. V, 1): «Если свидетель видел или слышал что-нибудь и не показывает, то на него падает ответственность». Или вы, может быть, скажете; с какой стати мы будем причиною смерти этого человека? Вспомните же другое место Св. Писаны, где говорится (Притчи X I, 10): «В гибели злодеев - победа!» 

<...........................................>