.
.        ПАЛОМНИЧЕСТВО В ПУНТ, СТРАНУ БОГА 
 

Сок ягод этих на губах
настолько в новь казался 
что я не верил – 
сад в пустыне? 
Откуда?

                     1
 

Мы плыли в Пунт. 
Один проверить басни думал, 
кто ноги уносил, 
кому – проканителить время. 
Нам население державы Земноводной 
вослед глядело 
долго долгим взором непытливым провожало
усеяв склоны и причал. 
Мы плыли в Пунт за золотом их копей.
 

Я на палубе улёгся слушать шелестенье волн.
Месяца осколок – 
хлада узник – 
как изваяние кивал кивал кивая плёл 
невнятную канву... 
Я выпускаю этих крыл движенье – 
нить львиного лета.
 
 

                     2
 

- Побалуй, архивариус. Что видел?
- Я видел озеро и рядом ось земную.
- Почтенный, бай попроще.
- Воля ваша.

Пролив.
Врата.
За их чертой – безбрежье.
Разорванные позвонки материков 
тут расползаются, 
влажное жало Океана 
проникло в пекло – пышащую сушу. 
У берегов 
коралловой грибницы первозданные строенья 
как воинов мышленья Вод отряд 
стояли в пене. 
 

В богатых землях троглодитов – 
что рядом с Нубией что близ истоков Нила – 
племён мы насмотрелись 
всех мастей. 
Мой глиняный чилим оттуда. 
Сюда – здесь углубление, как ямка, от неё 
отверстие по черенку насквозь – 
сюда и сыпят снадобье, 
пыльцу растений жирную как грязь. 
Когда ты это куришь 
возникают грёзы. 
Мы наблюдали как туземцы празднуют блудливо сходки 
перед истуканом, 
пуская эту дурь по кругу.
 

Сицилла там ходил травить кентавра – 
перевелись как выяснилось – 
но тушу приволок: 
единорога (есть такая особь). 
Зажарил целый вертел!
Угостились. 
Потом взбрело ему 
кормить гиен с трезубца. 
Омерзительные твари 
рвали куски 
хрипело кувыркалось 
визжало это месиво во тьме... 
О-о, он порывист! 
Помню, на мели 
глубокомыслием страдал.
С кем не бывает, впрочем.
 

Зато под полночь, к ананасам 
нам двух красоток ломких подвели 
и терпкие напитки. 
Ах, сёстры жаркие осьмнадцати-то лет! 
Ах ах, медовый месяц!
 
 

                     3
 

Вам тут записка.
Вам обоим.

                   Дорогой учитель!
Мы, 
бесплатные худые ученики 
просим рассказать нам 
про всё что мы не знаем. 
Про птицу-кпнист например не знаем 
и о Демьяне бедном и голодном 
                 мы все хотим послушать очень 
                                                           очень.
 

- Капустки, может хрену, хорош к перцовочке. 
- А что же с ним случилось? 
- С лоцманом? Содрали шкуру. Запечатлей-ка нас, Косой.
- Уж, уж. 
- А ну!.. Смотри ты, как мы бравы, - купцы Рембрандта перед тостом!
- Гуляет... Расскажи что видел.
- У-у! Другого Света дебри – там 
долго долгим взором непытливым провожал кивая... 
- Понятно. Дальше что?
 
 

                      4
 

Как-то в тех краях 
я встретил дервиша 
на полпути к Пещерам.
Он в белой джелабии у костра 
сидел в ложбине греясь. 
Был мрака шёлк вокруг разостлан.
Безмолвие луны вверху.
Огню мы скармливали перья пальмы – 
тьме скалилось скользя хвостато пламя 
и тающей струей пылало – 
пляс этот осветил 
задумчивые губы его зренья, 
бормотал блаженный: 
...яблока бликами яви 
дымящаяся вязь узора на стволе 
яблока бликами яви мне 
залежи прозренья 
стремлений мне сплетение яви 
яблока бликами 
одно мгновенье... 
Я был смущён.
И размышлял над странным перифразом, 
как он вновь 
- Разве ты помнишь чудесное крыльев 
полуулыбкое осенённое?.. 
Разве ты знаешь новое свитка 
пламени света и тени явление?.. 
Собственным миром осколки живут 
затаив как зрачки единого эхо.
 

А утром я беседовал с душой. 
Разъехались мы вдоль дороги. 
Она озирается. 
Она любопытствует. 
Покажи ей златокрапчатую ящерицу – 
вон та, с короной – 
вьюрк, за камень шмыгнув. 
Покажи еще стопу полиловевшую 
края ея вычурныя литыя ея 
сама в лепестках туго раскрытая – 
не перечь, милая, 
я налил, дорогая, 
ты ведь одна у меня, единственная, 
со мной всегда, при мне, 
не отстегнёшься от тебя, ненаглядная, 
пей-пей, пей-пей.
 
 

                     5 

 

Застолбим пространство.
Смена декораций – свидетельство движенья.
Тронулись.
 

По месту назначенья 
плыл молодой помещик. 
Владелец сотни душ. 
И все – в телеге, на соломе размышлений. 
Ещё бы! пожуёшь тут! 
Приобрести поместье позарез 
владельцу сотни душ и масок. 
Кто продаст поместье? виллу? печь и баню?.. 

- Смотри-ка, целый дом навстречу.
- Зайдём, я вижу дверь открыта.
- Эй, осторожней, спрячь копыто.

 
- К свече придвинься. Так. На чём прервали нас? 
- На владеньях, мой повелитель. 
- Продолжим. 
Во владеньях 
потомков Гора измененья. 
Царь Аменхотеп 
открыл границы беженцам – 
тем, оказалось, культ Единого по нраву. 
Оборотистая шваль Нового Царства 
гостей использовала быстро – 
искать опору в сброде вздумал. 
Куратор драгоценностей Хепр 
предупреждал о том в посланьи-донесеньи 
но слабый фараон поддался магу 
потворствуя ему во всём. 
Теперь на гербовом. Пиши. 
Из Береники 
в тот же полдень 
отправлен караваном груз в столицу - 
двенадцать амфор мирры 
ожерелья – несметное число 
и полтораста бивней 
до четырех локтей длиною. 
Перед тем 
могущественный царедворец 
гонцу китайский талисман вручил с приказом 
доставить в царские покои. 
Всё.
Печать – со сфинксом.
В Гелиополь.

                     6
 

Пунт Пунт Пунт Пунт Пунт! 
Город Тысячи Маковок. 
Эти кувшинки на темячках шатров, 
эти беседки с ларами остекленелыми, 
чёрного дерева идолы глухие 
стоят по нишам. 
О Пунт! 
Град Столикого Эдена – 
Нежного Сада Иллюзий Чистых Вод. 
 

Ах, странник-вестник, 
причуда выжженных берегов! 
Поведай любезный скажи – 
не к тому ли ведет в гору тропа 
Алтарю алтарей знаменитому 
где как врата перед входящим 
в два крыла 
застыли арфы белой кости. 
Не там ли 
из золотистого кольца венка 
как будто рос необычайный крест – 
он весь в глуби переливался 
и как Дракон горел во тьме. 
 

И хмелея хмелела дурела пьянела 
забылась душа моя, странник. 
И изумлённо разжалось во мне 
плясало притоптывало 
во мне 
и не верило, странник! 
Как я набрёл на эти небеса 
обезумевший соловый соловелый! 
Как услыхал 
как пригубил этих рос
нежданных нетроганных! 
Я шепчу их, мои вязкие молитвы 
кумиру Пунта – 
реки рекою пенящихся уст 
дари мне эту огненную сладость
кто бы Ты ни был...
 
 

                     7
 

Мы о сокрытом речь вели. 
О костном мозге. 
А вы? О чем же вы?
Всё о страданиях.
Не ново. 
Смерть? Интересно – 
век кивать на смерть! – 
она того не стоит. 
А-а, вы о пустоте, вы о пустотах, 
пустяки – 
глагол глаголю чтоб заполнить – 
пустоту-то! заполнить! а? 
Задача. Цель. Искусство! 
Исцеленье!
 

Бочонок мёда в пустоту опорожним, 
пусть сладко булькает в её прорехах мёд...
Не надо мёду? Как??? Водицы?!..
Всё-таки, мёду. Мёду, значит. Мё-ёду! 
Губа не дура. 
 
 

                     8
 

Я на палубе лежал и слушал 
шелестенье волн. 
Светил омытые безмолвьем 
сверкали силой души – 
самородки смысла. 
Мантия ночи аравийской покачивала их – 
и плыло Мирозданье. 
А Копт, сириец, 
у коптилки сидя 
выстругивал свирепо древки для острог, 
Петроний пьяный 
плел Петру что тот не петрит, 
Филон – как водится, 
Вий 
всё вил канаты молча. 
 

Бывало 
кто-нибудь нырял близ рифов, 
со дна сковыривал заросших склизкой тиной 
перламутров урожай. 
Потом всё утро их стилетами вскрывали 
на ловле зёрнышка – 
одно, второе, этот пуст – но что за лоно! – 
сияющее пенным блеском. 
А то дельфинов стая за кормой 
ну – плескаться!
Лоснились туши 
плюхались – 
брызги, охи, ахи, - 
экое диво! – 
а кинешь корма – 
сразу рыла высовывают, 
одних лепешек полмешка скормили белобрюхим, 
доверчивы. 
 

Так
щедроточащее Начало 
ковш ковчежный Солнце 
нас уберег от дикарей и скуки. 
Мы плыли медленно. Высматривали даль. 
А в вахты штиля я заглядывал, листал 
страницы рукодельной книги – 
она служила изголовьем по ночам, 
звалась – Путеводитель. 

............