продолжение

.

.
Как же я удивился, когда на следующий день я вновь встретил его на дороге! На этот раз колесо было цело, он спокойно остановился на дороге, читая книгу, и казался совершенно удовлетворенным, увидев меня.
«Я жду здесь уже много часов, - сказал он. - Дело в том, что мне пришло в голову, что я был неправ, когда не предложил вам вместе со мной поехать к Бетховену. Ведь ехать - это гораздо лучше, чем идти пешком. Садитесь ко мне в карету» 
    Я опять удивился. Какое-то время я колебался, не принять ли мне его предложение; но вскоре я вспомнил об обете, который дал вчера, когда увидел отъезжающего англичанина: я принес обет, в любых обстоятельствах продолжать свое паломничество пешком. Об этом я и заявил ему. Теперь пришла его очередь удивиться: он не мог понять меня. Он повторил свое предложение, сказав, что он ждал меня много часов, хотя и потерял и так много времени из-за разбитого колеса. Но я был тверд, и он уехал в изумлении. 
    В действительности же я чувствовал к нему тайную антипатию; у меня было какое-то мрачное предчувствие, что этот англичанин доставит мне много неприятностей. Кроме того, его почитание Бетховена и его намерение с ним познакомиться казались мне скорее причудой богатого франта, а не глубокой внутренней потребностью восторженной души. Поэтому мне хотелось избежать общения с ним, чтобы не осквернить мое благочестивое намерение. 
    Но, как если бы судьба хотела подготовить меня к тому, в какие опасные перипетии я еще попаду с этим джентльменом, я встретил его вечером того же дня еще раз. Его экипаж стоял на дороге перед постоялым двором, и он, по-видимому, ждал меня, так как он сидел в своей карете, оборотившись назад, и смотрел на дорогу. 
    «Сэр, - обратился он ко мне - я вновь дожидался вас много часов. Хотите поехать со мной к Бетховену?» 
    Тут к моему чувству изумления примешался неясный страх. Эту вызывающую настойчивость услужить мне я не мог объяснить ничем иным, как только тем, что англичанин, заметив мою растущую антипатию, хотел навязать свое общество мне на погибель. С нескрываемой досадой я опять отклонил его предложение. 
    «Goddam! Вы слишком мало цените Бетховена. Я его скоро увижу!» И он понесся прочь. 
    Это было действительно в последний раз, когда я встретился с этим сыном Альбиона на моем долгом пути в Вену. Наконец-то я вступил на улицы Вены; я достиг цели своего паломничества. С каким чувством я входил в эту Мекку моей веры! Все превратности долгого и трудного путешествия были забыты; я был у цели, в тех же стенах, которые окружали Бетховена. 
    Я был слишком взволнован, чтобы сразу же приступить к выполнению своего намерения. Правда, я осведомился, где живет Бетховен, но только для того, чтобы найти себе пристанище поблизости. Примерно напротив того дома, в котором жил маэстро, располагалась не слишком шикарная гостиница; я снял  маленькую каморку на пятом этаже и стал готовиться к самому великому событию моей жизни - к визиту к Бетховену. 
    Отдохнув два дня, которые я провел в посте и молитвах, но еще ни одним взглядом не удостоив Вену, я набрался мужества и перешел через улицу в знаменитый дом. Мне сказали, что господина Бетховена нет дома. Это мне подходило - у меня было время, чтобы вновь собраться с духом. Но когда мне в течение одного дня четыре раза был дан тот же самый ответ, причем уже несколько раздраженным тоном, я счел этот день несчастливым и в досаде решил отказаться от визита. 
    Когда я возвращался в свою гостиницу, из комнаты на ее первом этаже меня довольно любезно приветствовал мой англичанин. 
    «Вы видели Бетховена?» - закричал он мне. 
    «Еще нет: его не было дома,» - ответил я, удивленный новой встречей с ним. Он встретил меня на лестнице и с видимым дружелюбием затащил меня в свою комнату. «Сударь, - сказал он, - я видел, как вы сегодня уже пять раз побывали в доме Бетховена. Я здесь уже много дней и снял комнату в этой противной гостинице, чтобы быть к нему поближе. Поверьте мне, очень трудно добиться возможности поговорить с Бетховеном; это очень капризный джентльмен. Я был у него уже шесть раз, и мне все время отказывали. Теперь я встаю очень рано, сажусь у окна и сижу так до вечера, чтобы увидеть, когда же он выходит из дому. Но, похоже, что этот джентльмен не выходит никогда» 
    «Так вы думаете, что и сегодня Бетховен был дома, но велел мне отказать?» -воскликнул я, пораженный. 
    «Само собой разумеется, и вам и мне, нам обоим отказывают. И мне это очень неприятно, потому что я приехал не для того, чтобы познакомиться с Веной, а с Бетховеном» 
    Это известие очень огорчило меня. Тем не менее, на следующий день я вновь испытал судьбу - и опять напрасно: врата рая были закрыты для меня. 
    Мой англичанин, который с напряженным вниманием наблюдал за моими бесплодными усилиями из своего окна, тем временем разузнал, что квартира Бетховена не выходит на улицу. Его это очень раздосадовало, но он не оставил своих настойчивых попыток. - Однако мое терпение подходило к концу, так как у меня было для этого больше причин; мало-помалу прошло около недели, а я так и не достиг цели, деньги же, заработанные сочинением галопов, не разрешали мне долго оставаться в Вене. Я начал приходить в отчаяние. 
    Я поделился своими страданиями с хозяином гостиницы. Он усмехнулся и обещал сообщить мне причину моего несчастья, если я поклянусь не выдавать его англичанину. Думая о своей несчастливой звезде, я поклялся. 
    «Видите ли, - сказал мне честный хозяин, - в последнее время сюда приезжает много англичан, чтобы увидеть Бетховена и познакомиться с ним. Но это вызывает большое недовольство господина фон Бетховена, и он преисполнен такой ярости к навязчивости этих господ, что ни одному иностранцу невозможно до него добраться. Он необычный человек, его нужно простить. Но для моей гостиницы это очень выгодно, потому что здесь обычно останавливается много которые из-за трудностей, связанных с намерением познакомиться с Бетховеном, вынуждены оставаться у меня дольше обычного. Но если вы пообещаете, что не спугнете этих господ, я надеюсь найти средство, каким образом вы сможете встретиться с господином Бетховеном» 
    Выслушать это признание для бедолаги вроде меня было очень утешительно; 
выходит, я не мог достичь цели потому, что сходил за англичанина! О, мое предчувствие меня не обмануло: этот англичанин явился мне на погибель! Я хотел тотчас же съехать из гостиницы, поскольку любого останавливающегося здесь человека в доме Бетховена считали за англичанина, и уже по одному этому и на меня распространялся запрет. Но обещание хозяина найти для меня путь увидеть Бетховена и поговорить с ним удерживало меня. Англичанин, которого я теперь уже ненавидел всей душой, тем временем начал плести всяческие интриги и изыскивать возможности подкупа, но безрезультатно. 
    Опять прошло несколько бесплодных дней, во время которых средства, добытые галопами, заметно уменьшились, когда наконец хозяин доверительно сообщил мне, что я наверняка застану Бетховена в саду пивной, куда тот почти каждый день отправлялся к определенному часу. Одновременно мой советчик сообщил мне безошибочные приметы, по которым я мог узнать великого маэстро. Я ожил и решил не откладывать своего счастья на завтра. Невозможно было подкараулить Бетховена около его дома, поскольку он всегда выходил через заднюю дверь; таким образом, мне ничего другого не оставалось, как увидеть его в пивной. Но, к сожалению, и в этот день, и в последующие два, я безуспешно пытался застать его там. Наконец, когда на четвертый день я вновь в определенный час направил свои стопы к роковой пивной, к своему отчаянию я увидел, что англичанин осторожно следует за мной. Этот несчастный, сидя у своего окна, заметил, что я ежедневно в один и тот же час направлялся в одну и ту же сторону; это удивило его, он тотчас же заподозрил, что я нашел путь, как встретиться с Бетховеном, и решил воспользоваться моим открытием. Он совершенно откровенно рассказал мне об этом и тут же заявил, что он теперь повсюду будет следовать за мной. Напрасны были мои попытки обмануть его и заставить поверить, что моим единственным намерением было просто для отдыха пойти в простую пивную, совсем не фешенебельную, так что джентльменам вроде него там не место: он был непреклонен в своем решении не упускать меня из виду; мне лишь оставалось клясть свою судьбу. Я попробовал быть с ним невежливым и отпугнуть его своей грубостью; но он был далек от того, чтобы этим возмутиться, и ограничился лишь кроткой улыбкой. Его idee fixe было - увидеть Бетховена, все остальное его не трогало. 
    И действительно, в этот день это произошло - наконец-то, я впервые увидел великого Бетховена. Никакими словами невозможно описать мой восторг - и одновременно мою ярость - когда, сидя за одним столиком с моим джентльменом в саду пивной, я увидел приближающегося человека, чей внешний вид и осанка полностью соответствовали тому описанию, которое набросал мне мой хозяин. Длиннополый синий сюртук, спутанные жесткие седеющие волосы, а также выражение лица - все полностью соответствовало тому образу, который сложился в моем воображении. Ошибка была невозможна: я узнал его с первого взгляда! Короткими быстрыми шагами он прошел мимо нас; неожиданность и почтение сковали меня. 
    Англичанин не упускал ни одного моего движения; с любопытством разглядывал он вновь пришедшего, который уединился в самом отдаленном уголке сада, где в этот час было еще мало посетителей. Ему принесли вина, и некоторое время он сидел в задумчивой позе. Мое сердце громко билось, как бы говоря мне: это он! На какое-то время я забыл про своего соседа и с необыкновенным волнением жадно рассматривал человека, гений которого владел всеми моими мыслями и чувствами с тех самых пор, как я научился думать и чувствовать. Невольно я тихо заговорил сам с собой, это был монолог, закончившийся столь значимыми для меня словами: «Бетховен, неужели это ты, кого я вижу перед собой?» 
    Ничто не ускользнуло от внимания моего гнусного соседа, который, низко наклонившись ко мне, с затаенным дыханием вслушивался в мой шепот. Из состояния глубокого восторга меня вдруг вывели его слова: «Yes! Этот джентльмен - Бетховен! Пойдемте, представимся ему!» 
    В отчаянии и досаде я удержал проклятого англичанина за рукав. 
    «Что вы делаете? - вскричал я. - Вы хотите нас скомпрометировать? Здесь, в этом месте, представиться ему, не соблюдая никаких приличий?» 
    «О, - возразил он - это прекрасная возможность, нам не представится более удобного случая» С этими словами он достал из кармана что-то вроде нотной тетради и хотел направиться прямо к столику, за которым сидел человек в синем сюртуке. Вне себя я схватил англичанина за фалды, вскричав в запальчивости:
«Бес в вас вселился, что ли?» 
    Вся эта перепалка привлекла внимание Бетховена. Казалось, он почувствовал, что является предметом нашего спора. Поспешно осушив свой стакан, он поднялся с места, собираясь уйти. Увидев это, англичанин вырвался от меня с такой силой, что оставил в моих руках полу своего сюртука и бросился наперерез Бетховену. Тот хотел уклониться от встречи, но этот недостойный, опередив Бетховена, отвесил ему изящный поклон по правилам новейшей английской моды и обратился к нему со следующими словами: 
    «Честь имею представиться известному композитору почтенному господину Бетховену» 
     Он не успел ничего добавить, так как после первых же его слов Бетховен, бросив взгляд на меня, отскочил от него и с быстротой молнии исчез из пивной. Тем не менее, невозмутимый англичанин попытался было догнать беглеца, если бы я из последних сил не удержал его за оставшуюся фалду. Несколько удивленный, он остановился и неестественным тоном вскричал: «Goddam! Этот джентльмен заслуживает того, чтобы быть англичанином! Это великий человек, и я не премину с ним познакомиться» 
    Я точно окаменел; это ужасное происшествие уничтожало всякую надежду осуществить мое самое горячее желание! 
    Мне стало ясно, что с этого момента каждая попытка обычным путем 
 познакомиться с Бетховеном обречена на провал. При моем катастрофическом безденежье мне оставалось только решить, отправиться ли немедленно в обратный путь, не достигнув намеченного, или предпринять последний отчаянный шаг, который мог бы привести меня к цели. Первая мысль заставила меня содрогнуться от ужаса. Кто мог бы, будучи так близко к достижению заветной цели, увидеть, что путь к ней навсегда закрыт, и не впасть в глубочайшее отчаяние! И я решил, прежде чем отказаться от самого для меня святого, предпринять еще один отчаянный шаг. Но каким должен быть этот шаг? Какой путь мне избрать? Долго я не мог придумать ничего стоящего. Все мое сознание было точно парализовано; ничто не возникало в моем взволнованном воображении, как только воспоминание о том, что я вынужден был пережить, когда схватил злополучного англичанина за фалду. От меня не ускользнул брошенный на меня, несчастного, взгляд Бетховена; я чувствовал, что он должен был означать: Бетховен принял меня за англичанина! 
    Что же делать, чтобы рассеять его подозрения? Все зависело от того, смогу ли я дать ему понять, что я немец, что у меня простая немецкая душа, при всей ее земной бедности преисполненная неземным энтузиазмом 
    И я решил излить ему свою душу, написать письмо. Так я и сделал. Я кратко рассказал историю моей жизни: как я стал музыкантом, как я его боготворил, как мне хотелось познакомиться с ним, как я пожертвовал двумя годами жизни, чтобы составить себе имя в качестве сочинителя галопов, каким образом я начал свое паломничество и как я его завершил, какие страдания причинил мне англичанин, и в каком ужасном положении я в результате оказался. Перечисляя свои страдания, я почувствовал, что заметно облегчил себе душу; наслаждаясь этим чувством, я даже впал в некоторую фамильярность, позволив себе упрекнуть маэстро в несправедливой жестокости, которая проявилась в его обращении со мной, несчастным. С воодушевлением я закончил свое письмо; у меня рябило в глазах, когда я надписывал адрес: «Господину Людвигу ван Бетховену». Я тихо прочитал молитву и сам отнес письмо в дом Бетховена. 
    Когда я, полный энтузиазма, вернулся в гостиницу, - о, небо! - перед моим взором вновь предстал ужасный англичанин! Из своего окна он вновь проследил за моим последним походом в дом Бетховена; он прочитал на моем лице радостную надежду, и этого было достаточно, чтобы опять проявить надо мной свою власть. Он встретил меня на лестнице вопросом: «Есть надежда? Когда мы увидим Бетховена?» 
    «Никогда! - вскричал я в отчаянии, - Вас Бетховен никогда больше не увидит! Оставьте меня в покое, ужасный вы человек, у нас с вами нет ничего общего!»
    «Как это нет ничего общего? - возразил он хладнокровно, - а куда же делась пола от моего сюртука, сэр? Кто дал вам право силой забрать ее? Да знаете ли вы, что это вы виноваты в том, как Бетховен отнесся ко мне? Он же не мог вступить в разговор с джентльменом, у которого не хватало одной фалды на сюртуке!» 
    Вне себя от того, что он свалил на меня вину и за это происшествие, я вскричал: «Сударь, полу от вашего сюртука я вам отдам; пусть она останется вам на память о том, как постыдно вы оскорбили великого Бетховена и ввергли в отчаяние бедного музыканта! Прощайте, дай Бог нам никогда больше не встречаться!» 
    Он хотел задержать и успокоить меня, уверяя меня в том, что у него имеется достаточно сюртуков в прекрасном состоянии; я только должен сказать ему, котаа же Бетховен нас примет. Не слушая его, я взлетел в свою каморку на пятом этаже, заперся и стал ожидать ответа от Бетховена. 
    Но как мне описать то, что происходило в моей душе, когда через час я действительно получил маленькую записку на нотной бумаге, в которой беглым почерком было написано следующее: «Извините меня, господин Р., если я попрошу вас притти ко мне лишь завтра утром, поскольку сегодня я занят: мне нужно отправить по почте пакет с нотами. Я жду вас завтра. Бетховен» 
    Я упал на колени, чтобы поблагодарить небо за столь великую милость; на глаза мои навернулись невольные слезы. А потом мои чувства излились в буйном восторге; я вскочил и стал плясать в своей крохотной каморке как безумный. Я и сам не знал, что именно я плясал, я только помню, что вдруг к своему глубокому стыду осознал, что при этом насвистывал один из своих галопов. Это грустное открытие вновь вернуло меня к действительности. Я вышел из гостиницы и вне себя от радости бросился на улицы Вены. 
    Боже мой, мои страдания заставили забыть меня, что я в Вене. Как восхитило меня веселое оживление на улицах имперского города. Я был в восторженном состоянии и на все смотрел восторженными глазами. Несколько поверхностная чувственность венцев представлялась мне свежим и теплым восприятием жизни; их легкомысленная и не очень разборчивая жажда развлечений мне виделась природной восприимчивостью ко всему прекрасному. Я изучил все пять ежедневных театральных афиш. О Боже! На одной из них я увидел: Фиделио, опера Бетховена. 
    Я должен был попасть в театр, как бы ни уменьшился от этого капитал, накопленный от моих галопов. Когда я вошел в партер, как раз началась увертюра. Это была переработка оперы, которая раньше под названием «Леонора» провалилась, как этого и следовало ожидать от почтенной венской публики. Я не слыхал о постановке оперы где-либо в этом переработанном виде; 
подумайте только, с каким восторгом я впервые услышал эту новую оперу именно здесь! Партию Леоноры исполняла очень молодая певица, но эта юная девушка, казалось, породнилась с гением Бетховена. С какой страстью, с какой поэзией, как поразительно глубоко изображала она эту удивительную женщину! Певицу звали Вильгельмина Шредер. Ее высшей заслугой стало то, что она раскрыла немецкой публике творение Бетховена; в этот вечер я видел, как даже поверхностные венцы были охвачены огромным энтузиазмом. А передо мной открылись врата рая; на меня словно снизошло просветление, я преклонялся перед гением, который - подобно Флорестану - вывел меня из тьмы и цепей на свет и свободу. 
    Ночью я не мог заснуть. Все то, что я пережил перед этим, и то, что предстояло мне утром, было слишком значительным, так переполняло мою душу, что я не мог предаться сну. Я не спал, я утопал в мечтах и готовился к встрече с Бетховеном. - Наконец наступил новый день; с нетерпением я ожидал часа, приличного для посещений; и он наступил, и я отправился к Бетховену. Мне предстояло пережить важнейшее событие всей моей жизни: эта мысль ошеломляла меня. 
    Но меня ожидало еще одно ужасное испытание. 
    Прислонившись к дверям дома Бетховена, меня хладнокровно ожидал мой злой демон - англичанин! Ему, казалось, удалось подкупить весь свет и в том числе, наконец, и хозяина нашей гостиницы. Незапечатанную записку Бетховена мне тот, по-видимому, прочел раньше меня и сообщил о ее содержании британцу. 
    При виде его я покрылся холодным потом; вся романтика, все мои возвышенные чувства улетучились в один миг. я снова был в его власти. 
    «Пойдемте,» - сказал он, - представимся Бетховену!» 
    Сначала я решил солгать ему, изобразив дело так, что я иду вовсе не к Бетховену. Однако он тут же лишил меня всех путей к отступлению, рассказав мне совершенно откровенно, каким образом он узнал о моей тайне, и заявил, что он не оставит меня до тех пор, пока мы не вернемся от Бетховена. Сначала я попытался добром отговорить его от этого намерения - напрасно! Я впал в ярость - все было напрасно! Затем, понадеявшись на быстроту своих ног, я стрелой взлетел по лестнице и как безумный потянул за ручку звонка. Но прежде чем мне успели открыть дверь, британец уже схватил полы моего сюртука, сказав: «Не убегайте! У меня есть право на одну фалду вашего сюртука; я буду держать вас за полу до тех пор, пока мы не увидим Бетховена» 
    В ужасе я обернулся, попробовал вырваться, у меня даже появилось искушение с кулаками наброситься на гордого британца - в этот момент дверь отворили. На пороге показалась старая служанка с мрачным лицом; увидев нас в столь странном положении, она тут же хотела захлопнуть двери. В страхе перед этим я прокричал ей свое имя и стал уверять ее, что я пришел по приглашению господина Бетховена. 
    Старуха все еще сомневалась, поскольку вид англичанина, казалось, пробуждал в ней справедливые сомнения, но в это время Бетховен вдруг сам появился в дверях своего кабинета. Воспользовавшись моментом, я быстро вошел, намереваясь подойти к маэстро, чтобы извиниться. Но вместе со мной вошел и англичанин, поскольку он все еще держался за полу моего сюртука. Он выполнил свое намерение и отпустил меня только тогда, когда мы уже стояли перед Бетховеном. Я поклонился и пробормотал свое имя; и, хотя Бетховен его и не понял, он, по-видимому, догадался, что я - тот самый человек, который писал ему. Он пригласил меня войти в свою комнату; не обращая внимания на удивленный взгляд Бетховена, за мной быстро проскользнул и англичанин.

<....................................>

_____________________________________________________________________________________

п