.
В. А. Бажанов

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ВАСИЛЬЕВ:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО

     Причудливы судьбы научных концепций. Порой только время дает потомкам 
возможность оценить силу предвидения ученого, масштабность его идей, их 
направленность в будущее, роль и место в интеллектуальной истории человечества. 
Сейчас все отчетливее видится значение логических работ - всего несколько статей! - 
профессора кафедры философии Казанского университета Николая Александровича 
Васильева (1880-1940).
     В молодости Н. А. Васильев увлекался поэзией. Как бы предвосхищая судьбу 
собственных логических идей, он написал:

Мы - быстро меркнущее пламя
И вновь пылающий пожар.
     Действительно, идеи, высказанные им в логике в начале нашего века, дают право 
считать Н. А. Васильева мыслителем, предвосхитившим развитие многих разделов 
современной неклассической логики, причем его приоритет в предвидении 
краеугольных положений ныне интенсивно развивающихся, можно даже сказать - 
новаторских, систем неклассической логики признан в мировом масштабе. Роль 
Н. А. Васильева в логике, по-видимому, в некотором смысле можно сравнить 
с ролью Н. И. Лобачевского в геометрии: идеи Лобачевского положили начало 
неевклидовой - и в этом плане неклассической - геометрии, а идеи Васильева лежат 
у истоков неаристотелевой - и в этом плане также неклассической - логики. 
Лобачевский свою геометрию называл «воображаемой»; Васильев также считал, 
что создал «воображаемую» логику. Лобачевский открыл новые горизонты 
развития математического знания; Васильев же обозначил принципиально новые 
перспективы развития формальной логики. Даже если бы Васильеву не 
принадлежали провидческие логические идеи, он уже заслуживал бы пристального 
внимания как один из крупнейших и оригинальнейших русских логиков.
     Более пристальный взгляд на творческий путь этого выдающегося  ученого 
позволяет со всем основанием указать, что в его лице можно найти не только 
идейного предтечу ряда оригинальных систем современной неклассической 
логики, но и мыслителя с весьма широкими интересами - философа, этика, 
психолога, историка, поэта и даже искусного переводчика. Если как логик 
Н. А. Васильев достаточно популярен, то другие стороны его деятельности до 
сих пор находились в тени, а тем более почти ничего достоверного не было 
известно о нем как человеке, о вехах его жизненного пути. Найденные автором 
материалы (рукописи, письма и т. д.) позволяют в какой-то мере восполнить этот 
пробел.
     Родословная. Н. А. Васильев находился в родстве с теми людьми, имена 
которых вошли в историю России. Дед Н. А. Васильева - Василий Павлович 
Васильев (1818-1900) являлся крупнейшим русским китаеведом, академиком 
Петербургской Академии наук. Он был женат на дочери ректора Казанского 
университета, астронома, участника кругосветной экспедиции 
Ф. Ф. Беллингаузена и М. П.Лазарева, открывшей Антарктиду, 
И. М.Симонова (1794-1855).
     Один из сыновей В. П. Васильева - Николай (1857-1920) был известным 
социал-демократом, ближайшим соратником Г. В. Плеханова.
     Старший сын В. П. Васильева - Александр (1853-1929), отец Н. А. Васильева, 
добился широкой известности на математическом поприще. Он был одним из 
основателей Казанского физико-математического общества и активным 
пропагандистом идей Лобачевского. А. В. Васильев был хорошо знаком с 
А. И. Ульяновым и оставил подробные воспоминания о периоде знакомства. 
В декабре 1887 г. он, уже будучи профессором, принял участие в сходке, которая 
положила начало революционной деятельности В. И. Ленина.
     Дед Н. А. Васильева по материнской линии Павел Павлович Максимович 
являлся видным деятелем народного образования в Тверской губернии, 
организатором земских школ. В Твери он создал женскую учительскую школу.
     Бабушка Н. А. Васильева Анна Андреевна Хлебникова была потомком рода, 
история которого уходит в глубь веков и знаменательна связью с крупными 
событиями в истории России. В 1545 г. из Пруссии (Ливонии) пришел на службу 
в Россию барон фон Икскюль, приняв после перехода в православие имя Федора 
Ивановича. Его сын - полковой воевода, получил прозвище Соковня (позднее это 
дало основу для фамилии). Алексей Соковнин в 1697 г.казнен за заговор против 
Петра I вместе с Ф. Пушкиным, предком А. С. Пушкина, о котором А. С. Пушкин 
писал в своей «Родословной». Сестры Алексея - Евдокия (княгиня Урусова) и 
Федосья (боярыня Морозова) известны своим упорным противодействием 
церковным нововведениям во времена патриарха Никона. Дед матери 
Н. А. Васильева являлся штурманом шлюпа «Диана», который в 1807 г. был 
снаряжен «для географических открытий и описей в северной части Великого 
океана». Дочь Хлебниковых стала женой П. П. Максимовича, дав жизнь дочери 
Александре, будущей матери Н. А. Васильева.
     Основные вехи. 29 июня 1880 г. в Казани у Александры Павловны Максимович 
и Александра Васильевича Васильева родился первенец - Николай. Мальчик 
отличался редкой памятью и живым острым умом.
     В детстве и отрочестве Николай серьезно занимается психологией и логикой 
(даже конспектирует весьма сложную работу Ч. Пирса по логике отношений), 
размышляет над нравственными проблемами, которые поднимались 
Л. Н. Толстым, живо интересуется всем, происходящим в мире1
     В семье Васильевых царила творческая атмосфера, обсуждались проблемы 
и гуманитарного, и естественнонаучного знания, что способствовало 
формированию у Н. А. Васильева энциклопедического образа мышления. Желая 
после школы посвятить себя психологии и сознавая, что для этого необходимо 
знание биологических и медицинских дисциплин, в 1898 г. он поступает на 
медицинский факультет Казанского университета.
     Кроме традиционных дисциплин, читаемых для будущих медиков, 
Н. А. Васильев слушает курс философии. В июне 1904 г. он окончил медицинский 
факультет и начал деятельность врача в деревне Шатьма Ядринского уезда. В этом 
же году он женился на Екатерине Степановне Завьяловой.
     Однако в качестве врача Николай Александрович работал сравнительно 
недолго: все сильнее притягивали новые интересы - философия, логика, 
психология, и прежде всего история. В одном из писем жене Н. А. Васильев 
описывает увлечение философией Гегеля (1905 г.): «Читаю сейчас запоем Гегеля. 
Мне нравится. Всю логику и весь мир вывести из единого понятия, что по крайней 
мере гордо задумано». 
     С разрешения министерства народного просвещения весной 1906 г. 
Н. А. Васильев сдает в Казанском университете экзамены по предметам 
курса историко-филологического факультета и под руководством известного 
историка М. М. Хвостова завершает кандидатскую студенческую работу на 
тему «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры 
в историографической литературе и в истории философии в связи с теорией 
истощения народов и человечества».
     В ноябре 1910 г. Н. А. Васильев принят в число приват-доцентов кафедры 
философии Казанского университета. В 1911 г. на историко-филологическом 
факультете он читает курс «Основные проблемы логики с их кратким историческим 
обзором», а в 1913 г. ведет обязательный курс «Чтение отрывков из сочинений, 
входящих в Органон Аристотеля». В 1914 г. вместе с Н. Н. Парфентьевым 
Н. А. Васильев преподает курс «Пограничные области логики и философии 
математики» и одновременно читает лекции по метафизике Аристотеля.
     В декабре 1917 г. Н. А. Васильев утвержден в должности доцента, а в октябре 
1918 г. Декретом Совета Народных Комиссаров переведен в состав профессоров 
Казанского университета по кафедре философии.
     В ходе реорганизации историко-филологического факультета Н. А. Васильев 
переходит на факультет общественных наук в качестве профессора по логике, 
поэтике и теоретическим основам педагогики.
     Однако тяжелая болезнь, обострившаяся в начале двадцатых годов,   заставляет 
Н. А. Васильева оставить университет (хотя, как будет показано ниже, у него 
сохраняется некоторая возможность научной работы). Скончался Н. А. Васильев 
31 декабря 1940 г.
     Историческое исследование Н. А. Васильева. Уже будучи профессором, 
Н. А. Васильев решился на публикацию своей кандидатской студенческой работы 
без каких-либо изменений, но с заново написанным послесловием 2. Хотя данная 
работа не представляет научной ценности, она позволяет проследить эволюцию в миропонимании ученого.
     Объясняя внутреннюю причину, которая препятствовала публикации работы 
ранее, Н. А. Васильев называет сильное сомнение в ее выводах в тот момент 
времени, когда она была написана. Намеченные только тонкими штрихами 
в 1906 г. параллели между характером упадка, загнивания Римской империи 
и царской России к 1917 г. - году русских революционных событий - стали, 
по мнению Н. А. Васильева, совершенно отчетливыми, что убеждало автора 
в правильности сделанных когда-то выводов.
     Методология студенческой работы Н. А. Васильева покоится на биологическом 
истолковании общественных явлений. В ней под углом зрения «теории истощения» прочитывается Монтескье, Гердер, Гегель. Рассматривать историю человечества 
как историю человеческого вида, как отражение эволюции биологической, было 
весьма опрометчиво, да и тезис об истощении государств был не доказан, 
и произведена подмена социальной истории биологической -  так оценивалась 
работа Васильева одним из рецензентов (Ю. Иванов). С такой оценкой следует 
согласиться. Для нас важны, впрочем, не столько принципиальные недостатки 
студенческой работы Н. А. Васильева по истории, сколько указание в ней на тот 
момент, когда у автора произошел резкий поворот от исторических 
к логико-философским интересам. Вскоре после написания этого сочинения, 
признается Николай Александрович, все его время стали занимать философские 
«студии», а также разработка системы  воображаемой (неаристотелевой) логики. 
Первые идеи в направлении создания воображаемой логики, обессмертившие 
имя ученого, начали созревать и оформляться в период 1907-1908 г., хотя они 
и заслонялись психологическими интересами. К такому выводу также подводит 
анализ поэтического наследия Н. А. Васильева, его литературного творчества.
     Литературные и поэтические интересы Н. А. Васильева. Всю жизнь 
Н. А. Васильев занимался литературным творчеством. Начало этому было 
положено еще в юношестве, когда он много времени посвятил поэзии. 
В последующие годы его литературные интересы - а в литературе Васильев 
работал и как поэт, и как критик, и как переводчик - носили нестабильный 
характери неизменно оказывались на заднем плане по отношению к научным 
исследованиям.
     Литературное наследие Васильева довольно-таки обширно. Оно включает 
сборник «Тоска по вечности» (1904 г.), в котором собраны в основном лирические 
произведения, книгу переводов известного бельгийского поэта Э. Верхарна 
«Обезумевшие деревни», переводы стихов О. С. Суинберна. Кроме того, 
Васильеву принадлежит ряд критических статей, сопровождавших, как правило, 
его переводы и показывавших, насколько вдумчиво и серьезно он подходил 
к этой работе.
     Поэтическое творчество Васильева можно оценить как неровное, включающее 
наряду с несомненными удачами и малоценные работы. Однако поэзия Васильева 
замечательна тем, что в ней будущий ученый находит первую форму выражения 
тех идей, которые позже были развиты в его логических изысканиях. Можно 
утверждать, что в смутном, неясном, еще неосознанном виде идеи, положенные 
им в фундамент воображаемой логики, зародились не в 1907-1908 гг., 
а несколькими годами раньше, и в поэтической форме были впервые 
обнародованы в книге лирических стихов «Тоска по вечности»3.
     В стихах Васильева рисуется мир, по своим свойствам кардинально 
отличающийся от нашего, мир воображаемый, фантастический, в котором, 
как напишет позже ученый на логическом языке, в одном и том же объекте 
совпали бы основания для утверждения и отрицания 4.
    Есть мир иной, мир беспечальный,
    Где все единство без конца,
    Где каждый атом, близкий, дальний
    Лишь части одного кольца.
Там волк покоится с овцою,
С невинной жертвою палач,
Там смех смешался со слезою,
Затихнул жизни скорбный плач.
     К теме воображаемых миров в своей поэзии Васильев обращается неоднократно. 
Она рефреном звучит в тех стихах, где поэт пытается понять природу времени, 
место человека в трепетном, беспрестанно изменяющемся мире.
Мне грезится безвестная планета,
Где все идет иначе, чем у нас.
     Дух и стиль поэзии молодого Васильева говорят о том, что он принадлежал 
к символизму, занимавшему в культурной жизни России начала XX века важное 
место. В общем-то обычная для символистов тема сосуществования миров 
приобретает у Васильева статус особенной, смыслозадающей. Зерна символистской
темы других миров упали на благодатную почву - поэт, писавший о воображаемых 
мирах и стремившийся средствами искусства представить их строение, продолжает 
свои размышления на логическом языке. Что это - случайное совпадение или 
закономерность отдаленной переклички науки и искусства?
     В один год выходят схожие по миропредставлению «Тоска по вечности» 
Васильева и произведения известнейших впоследствии поэтов-символистов 
А. Блока («Стихи о Прекрасной Даме», «Золото в лазури»), А. Белого и некоторых
других. Видимо, не случайно теоретик символизма В. Брюсов сразу же в 1904 г. 
дает рецензию на сборник стихов Васильева, признав его «своим». Возможно 
что некоторые произведения Н. А. Васильева незаслуженно забыты. Во всяком 
случае то, что это произведения крупнейшего логика, должно было бы приковать 
к ним внимание.
Мы - быстро меркнущее пламя
И вновь пылающий пожар.
Вся жизнь проносится над нами
Полна тоски и новых чар.
            Мы никогда не перестанем
            Любить, стремиться и мечтать,
            Себя никак мы не обманем,
            Душа не может не желать;
Душа не может не взвиваться
Над тиной мелочных забот
И будет вечно домогаться
Недосягаемых высот.
     Поэзия Васильева философична, но его интересовала не только философская 
лирика. Так, он один из первых среди русских поэтов занялся переводами из 
Э. Верхарна, причем мотивом к переводу было стремление показать, что «в эти 
годины напряженной борьбы, когда нам постоянно приходится вращаться в сфере 
социальных вопросов, не будет лишней для русских читателей „социологическая 
поэзия" Верхарна» 5
     Поэзия Верхарна, писал Васильев, «в высшей степени антропоцентрична... 
В центре всего - человек, все интересно только в своем отношении к человеку. 
Человек - вот солнце Верхарна...» 6. Осмысливая Верхарна, еще в начале нашего
века Васильев развивал идею о «высоком космическом назначении человека».
     Такая же сосредоточенность на природе человека привлекала Васильева к 
О. Ч. Суинберну, а также к критическому анализу творчества Н. В. Гоголя, 
полемики Л. Н. Толстого и В. С. Соловьева. Всюду Н. А. Васильев показывает 
себя как тонкий знаток литературы и поэзии, глубоко прочувствовавший дух, 
стиль и замысел творчества тех поэтов и писателей, к которым он обращался 
в своей работе.
     Пришло время, и поэтические интересы Н. А. Васильева были оттеснены на 
задний план научными. Таким образом, видимо, в «Тоске по вечности» 
Н. А. Васильев не увековечил свое имя, но в его поэзии уже содержались идеи, 
которые, так сказать, в превращенной форме легли в основу его воображаемой 
логики.
     Переломные годы (1907-1908), Н. А. Васильев как психолог. 1907-1908 гг. 
можно считать тем переломным периодом, когда Васильев-поэт перерастает 
в Васильева-ученого. В это время начинается интенсивная работа в области 
философии, психологии, логики, работа по формированию собственной 
исследовательской позиции и методологии.
     Н. А. Васильев составляет программу самообразования и исследований. 
По замыслу этой программы, «занятия психологией должны предшествовать 
занятиям логикой»7.
     В 1907 г. на Казанских Высших Женских курсах Николай Александрович 
читает курс психологии, а в 1908 г. выходит первое издание его лекций. В них 
широкий круг психологических проблем освещается сквозь призму философского 
подхода к предмету и методам этой науки. Он отстаивает понимание статуса 
психологии как частной науки, по своим методам в принципе не отличающейся 
от других естественных наук 8. Особые надежды им возлагаются на 
математизацию психологии, для которой в этом случае «открываются широкие 
перспективы» 9.
     Критикуя главные психологические направления, Н. А. Васильев замечает, 
что каждое направление утрирует тот или иной «закон сознания». Ни одна из 
существующих психологических теорий не устраивает Васильева из-за их 
односторонности, и он стремится «профильтровать» их, выделить из каждой 
рациональный осадок.
     Николай Александрович резко критикует вульгарно-материалистическое 
понимание сознания К. Фогтом 10. Воззрения Фогта легкоуязвимы, а аналогии, 
проводимые им, согласно Васильеву, просто недопустимы на том основании, 
что, во-первых, «печень есть материя, и выделенная ею желчь - тоже материя... 
Мозг есть материя, а сознание не есть материя» 11. Хотя Н. А. Васильев, как и 
было принято в то время среди естествоиспытателей, отождествлял материю 
как объективную реальность с вещественной ее формой, тем не менее он 
осознавал принципиальное различие между вне и независимо от человека 
существующим миром и сознанием, которое нематериально по своей природе. 
Однако порой им допускались терминологические небрежности, неточности, 
например, когда он однажды назвал предмет «комплексом ощущений». Надо 
полагать, что причину этих неточностей следует искать в широком 
распространении новомодной терминологии из эмпириокритического 
арсенала и соответствующих представлений среди ученых того времени. 
Употребляя иногда некоторые выражения из словаря субъективных идеалистов-эмпириокритиков, Н. А. Васильев вместе с тем отчетливо видит 
философскую несостоятельность их взглядов. Рассуждая об «основном вопросе 
современной теории познания» - о возможности существования чужой духовной 
жизни, чужих сознаний - он заостряет внимание на справедливости изречения 
Шопенгауэра о том, что если бы кто-нибудь стал серьезно утверждать, что лишь 
он один одарен сознанием, то его никто бы не был в состоянии строго 
опровергнуть, но если бы кто-нибудь стал солипсистом всерьез, «то оставалось 
бы только одно: отправить такого солипсиста в заведение для душевнобольных»12.
     В «Лекциях по психологии» Н. А. Васильев анализирует широкий спектр 
философских по своей сути вопросов, которые вместе с тем представляют 
актуальность и для психологии. Так, он критически осмысливает статус 
пространства и времени в философии Декарта, Лейбница, Канта, в учении 
Ньютона. Васильев отдает должное грандиозности философской системы Канта, 
но отвергает кантовский агностицизм, априоризм, называя мысль Канта о 
трансцендентальной идеальности пространства и времени «мистической 
идеей» 13.
     В 1908 г. интересы Н. А. Васильева уже переносятся в область логики 
и философии, надолго, почти на десять с лишним лет, вытеснив интерес 
к психологическим проблемам. И такая перемена в свете его «программы» 
выглядит вполне закономерной.
     Только в 1920 г., в период реорганизации историко-филологического 
факультета Казанского университета, Н. А. Васильев высказывал намерение 
вернуться к работе в области психологии. В Казани предполагалось создать 
институт философии, психологии и педагогики, и Васильев должен был 
возглавить психологический отдел этого института. Подготовку к этому 
он начинает с того, что создает особую исследовательскую группу в 
университете. Интересно, что в эту группу входил будущий выдающийся 
советский психолог А. Р. Лурия, бывший в то время студентом.
     Начало логико-философских исследований Н. А. Васильева. Тот этап 
подготовительной работы, который связывался Н. А. Васильевым
с психологией, позади. Подготовлена почва для занятий логикой и философией.
     В 1908 г. он выезжает в Германию с целью совершенствования в этих науках. 
Из Германии Николай Александрович писал жене, что проделывает огромный 
объем работы: «Читаю так много, что не успеваю даже переваривать...». Перед 
возвращением в Россию он едет в Гейдельберг, где с 31 августа по 5 сентября 
1908 г. проходит Третий Международный философский конгресс, события 
и дискуссии которого им описываются в специальном обзоре. Особое место 
в этом обзоре отводится дискуссии о прагматизме. Излагая ее, Н. А. Васильев 
высказывает свою собственную точку зрения на прагматизм, в котором 
«отразился весь практический дух X X века, все небывалое развитие опытной 
науки и техники... обостренная борьба за существование среди... человеческих 
обществ, капитализм и психика больших городов... В прагматизме пропадает, 
стирается разница между ретортой и наукой, между инструментом и мыслью... 
И не есть ли прагматизм только талантливое reductio ad absurdum X X века, только 
карикатура на него?» 14 Н. А. Васильев убежден, что социально-культурные 
корни прагматизма уходят в ту питательную почву, которая связана с наличием 
чисто практической жилки у американского и английского народов.
     Время исканий и надежд. В «программе» Васильева говорилось, что общей 
целью его занятий является выработка «цельного и полного философского 
мировоззрения»15. Реализация этой цели оказала серьезное влияние на все 
логические работы Н. А. Васильева. К логике он подходило позиций стратега, 
с позиций философа, для которого на первом месте стоит идейная сторона дела, 
а не технические (хотя, быть может, и важные) детали. Такой подход оказался 
исключительно плодотворным. Характеризуя с высоты прошедших лет 
исследования Н. А. Васильева по логике, академик А. И. Мальцев назвал их 
замечательными событиями того далекого времени16.
     Без преувеличения можно сказать, что всего лишь несколько публикаций 
Н. А. Васильева совершили в буквальном смысле переворот в формальной логике. 
Тем не менее восходящая звезда Васильева на небосклоне современной логики 
почти не замечалась достаточно долго - вплоть до конца 50-х - начала 60-х годов 
нашего века. Н. А. Васильев намного опередил свою эпоху: схожие идеи 
появились лишь спустя десятилетие в работах Я. Лукасевича (1920) 
и Э. Поста (1921).
     Сжатое изложение своей оригинальной концепции Н. А. Васильев впервые 
дал в «пробной» лекции, состоявшейся в мае 1910 г.17 Более обстоятельный 
доклад состоялся на 150-м заседании Казанского физико-математического 
общества 13 января 1911 гг. Как вспоминают современники Васильева, заседания 
общества, как правило, собирали весьма узкий круг заинтересованных членов 
общества. Но заседание 13 января 1911 г. не походило на обычное заседание: 
оно привлекло внимание непривычно большого числа слушателей. На нем 
присутствовало 20 членов общества и 100 «посторонних лиц»18. В отчете 
об этом заседании подчеркивается, что «доклад вызвал необыкновенно 
оживленные прения и обмен мнений» 19. Ситуация, с которой столкнулся 
докладчик, отмечается в и зложении хода прений по речи Васильева 20
, сильно 
напоминала ситуацию, в которой Н. И. Лобачевский открыл неевклидову
геометрию. Как известно, Лобачевский отверг знаменитый пятый постулат 
Евклида и построил новую геометрию. Н. А. Васильев сделал аналогичную 
попытку: отбросил один из основных законов аристотелевой логики - закон 
противоречия, всегда принимавшийся за своего рода аксиому. Оказалось, что 
без закона противоречия также получаются «вполне стройные и замкнутые 
системы, т. е. аристотелева логика является одной из возможных, равно 
„истинных" логик»21.
     С одной стороны, рассуждал Васильев, закон противоречия есть логическая 
тавтология, но с другой - он обладает глубоким смыслом как эмпирическое
обобщение.
     Если отбросить закон противоречия, то наряду с утвердительными 
и отрицательными по качеству суждениями становится возможным ввести еще 
один, отличный от упомянутых, вид суждений, которые Н. А. Васильевым 
названы индифферентными. Для логики, которая оперировала бы тремя видами 
суждений, нужен уже не закон исключенного третьего, а закон исключенного 
четвертого. В том случае если представить себе выполнимость еще 
какого-нибудь варианта отношения между субъектом и предикатом, то можно 
получить логику с четырьмя качественно различными видами суждений, 
а в этой логике будет иметь место уже закон исключенного пятого. Таким
образом, делал вывод Васильев, возможны логики двух, трех, четырех, 
пяти и т. д. измерений.
     В своем докладе Николай Александрович обсуждал и особенности 
воображаемого мира, в котором, в отличие от того мира, к которому мы 
привыкли, действует логика не двух, а трех измерений. В нашем мире 
допустимы только «положительные» ощущения, но если вообразить наличие 
еще и «отрицательных» ощущений, то такой мир потребует логики уже трех 
измерений.
     Доклад Васильева был выслушан с «глубочайшим вниманием». Вместе с тем 
«при общем сочувствии сообщение докладчика вызвало у слушателей и целый 
ряд сомнений, недоумений и - благодаря некоторым недостаткам изложения - 
недоразумений. Все это вылилось в оживленные, затянувшиеся почти до 
полночи, прения...» 22. Дискуссия, развернувшаяся по докладу, во многом 
подогревалась тем, что в нем содержались крайне необычные с точки зрения 
норм рассуждений и доказательности, принятых не только в традиционной 
(аристотелевой) логике, но и во всей классической науке, положения. 
Обладают ли эти положения какой-либо познавательной ценностью или же они 
представляют собой всего лишь плод логически изощренного ума? Вот какой 
вопрос волновал собравшихся.
     Большинство слушателей ясно между тем отдавали себе отчет в том, что, 
в сущности, Н. А, Васильев является автором «логического открытия» 23.
     В. Н. Ивановский, открывший прения, высоко оценил проделанный 
Васильевым анализ закона противоречия. Этот анализ, по его мнению, стал 
возможен только в контексте особого - в известном смысле психологического - 
подхода к истолкованию природы логического знания. Эта мысль была 
поддержана А. В. Васильевым, который выразил убеждение, что докладчик, 
по сути дела, говорил даже не о «воображаемых логиках, а о воображаемых 
психологиях» 24.
     Н. А. Васильев на выступление отца поспешил возразить, что изменяется 
как раз логика как система определенных правил мышления, хотя при этом
некоторая часть содержания логики остается неизменным. Эта часть имеет общее 
значение, она сохраняется для всех разновидностей логик. Она, эта часть, 
внеопытна, и по аналогии с метафизикой (понимаемой тогда как учение о 
внеопытном бытии.- В. Б.) Н. А. Васильев предлагает назвать ее металогикой.
     Д. П. Зейлигер возразил против термина «воображаемая логика», 
применяемого по отношению к логике неаристотелевой. Все мыслимые логики, 
по его мнению, должны быть равноправными, равно реальными, либо же, 
очевидно, равно нереальными.
     Аудитория оказалась единодушной в том, что кардинальное возражение идее 
Васильева сделал А. П. Котельников, который рассуждал следующим образом. 
Докладчик переходит от привычной нам логики двух измерений к логикам иных 
измерений, в которых законы нашей, аристотелевой логики теряют силу. Тем не 
менее докладчик, замечал А. П. Котельников, судит об этих необычных логиках 
с позиций привычной нам логики, он излагал не нашу логику, а ведь мы его 
поняли. Данное замечание, по-видимому, было вызвано в первую очередь тем, 
что Н. А. Васильев в своем выступлении недостаточно заострил вопрос 
о значении металогики.
     А. О. Маковельский внес в ход прений новый элемент сомнения, связанный 
с тем обстоятельством, что если допустима логика с одними утвердительными 
суждениями, то должна быть и логика с одними только отрицательными 
суждениями. Отвечая, Н. А. Васильев разъяснил, что всякое отрицание 
предполагает наличие утверждения, что отрицание уже является следствием, 
так как устанавливает несовместимость с определенным объектом утверждения. 
И утверждение, и отрицание являются альтернативами по отношению 
к некоторому объекту, и в процессе рассуждения совершается между ними 
выбор. В. Н. Ивановский эту мысль поддержал.
     В заключительном слове Д. Н. Зейлигер не удержался, чтобы еще раз не 
провести аналогию между результатами Лобачевского и Васильева, особо 
подчеркнув тот факт, что метод Лобачевского, доказавший свою эффективность 
в математике, в новой области - в логике - вновь продемонстрировал свою мощь.
     Несмотря на большое число «сочувствующих» пионерским идеям 
Н. А. Васильева, заинтересованных ими, тех, кто подхватил и стал бы развивать 
эти идеи, не нашлось.
     Но сам Н. А. Васильев упорно работал над воображаемой логикой.
     В августе 1912 г. публикуется статья Васильева «Воображаемая 
(неаристотелева) логика» 25, а годом позже - «Логика и металогика» 26.
     Рассуждения, которые привели Н. А. Васильева к идеям неаристотелевой 
логики, носили содержательный характер. Однако, как можно заключить из 
оставшихся рукописей и писем, он был достаточно хорошо знаком с положением 
дел в области математической логики, и более того - предпринимал попытки 
обосновать возможность своей воображаемой логики с помощью логики 
математической. Математическую логику Васильев изучал по работе Э. Шредера 
«Лекции по алгебре логики»27. В списке книг, возвращенных Васильевым 
в библиотеку Казанского университета, значится еще одна работа Э. Шредера 28
а также Б. Рассела 29.
     С 1916-1917 гг. Н. А. Васильев, по-видимому, отошел от активных логических 
исследований, во всяком случае до 1925 г. работы логического содержания им не 
публикуются. Последняя логическая статья Васильева «О воображаемой 
(неаристотелевой) логике» была опубликована в трудах Пятого Международного 
философского конгресса, который состоялся в 1924 г. в Неаполе 30.
     Н. А. Васильев постоянно подчеркивал большое философское и гносеологическое 
значение открытия новой - воображаемой - логики 31. Ее открытие он связывал 
с общими тенденциями развития научного познания в начале X X столетия. 
Утверждая факт множественности логических систем, он пишет, что «воображаемая 
логика вносит в логику принцип относительности, основной принцип нового 
времени» 32. Придавая особое значение распространению принципа 
относительности на логику, Васильев категорически возражал против того, чтобы 
идею множественности логических систем использовать в качестве аргумента 
в пользу философского релятивизма 33.
     Недостаток места, к сожалению, не позволяет нам подробнее рассмотреть 
вопросы, связанные с философскими выводами, которые делались Васильевым 
из факта открытия им неаристотелевой логики.
     Этическое исследование Н. А. Васильева. В 1913 г. в Казани выходит сборник 
в честь известного историка Д. А. Корсакова. В этом сборнике помещена статья 
Н. А. Васильева «Логический и исторический метод в этике (об этических 
системах Л. Н. Толстого и В. С. Соловьева)» 34.
     В работе анализируются этические системы Толстого и Соловьева, исходя из 
некоторых весьма общих положений о методах, которыми данные системы 
были построены, по терминологии Васильева - абстрактно-логическом и конкретно-историческом методах. Первый метод был использован Толстым, 
а второй - Соловьевым. Оба мыслителя убеждены, что христианство должно 
быть тем цементирующим материалом, который придает прочность всем элементам общественной жизни, полагает Васильев. Но методы, которые служат невидимыми 
лесами для создаваемых Толстым и Соловьевым этических систем, вынуждают их 
сделать диаметрально противоположные выводы из, казалось бы, общих посылок: 
«Толстой пришел к отрицанию культуры, государства, поземельной собственности... 
вообще всей нашей общественной действительности. Соловьев же пришел 
к оправданию всей этой действительности, увидел во всех ее проявлениях глубокий нравственный смысл» 35.
     Метод построения этики Толстого Н. А. Васильев сравнивает с геометрическим 
методом. Для Толстого на первом плане стоит «последовательность в морали», он 
стремится вывести всю мораль из единственного принципа «со всей силой 
логического принуждения». При этом ему безразлично, существуют ли в реальности 
те нравственные конструкции, моральные «фигуры», о которых он пишет, - главное 
для него, согласно Васильеву, чтобы сохранилась логическая целостность всей 
системы. Отсюда проистекает «нравственный максимализм» Толстого, а его 
этическая система оказывается вневременной, внеисторичной.
     Соловьев пишет свои работы в форме скрытой полемики с Толстым, с теми 
истинами, которые провозглашает великий писатель; Соловьев противопоставляет 
им истины иной материи, иного качественного содержания. Им оправдываются 
все социальные учреждения, вся культура. Более того, рассуждения Соловьева 
принуждают его провозгласить мораль иезуитского толка, когда цель 
оправдывает средства.
     Различные методы, используемые Толстым и Соловьевым, предполагают 
одинаковое понимание добра, но совершенно несхожее истолкование зла. Если 
Толстой, логик в морали, рассуждает Васильев, не замечает переходных оттенков 
от добра ко злу, то Соловьев, историк в морали, допускает факт рождения добра 
из зла, при этом оба мыслителя апеллируют к догмам христианства и полагают, 
что их системы обоснованы заветами Евангелия.
     Однако ни решение нравственных проблем Толстым, ни решение нравственных 
задач Соловьевым, утверждает Васильев, в Евангелии не содержатся, поскольку 
оно не опутывает человека ясными и точными моральными заповедями, не 
связывает его «определенным решением моральной проблемы, возможно ли 
употреблять зло в целях добра» 36. Решение этой проблемы не может быть 
общеобязательным, оно является глубоко индивидуальным, заключает Васильев.
     Даже достаточно поверхностный взгляд на эту - пожалуй, единственную - 
этическую работу Н. А. Васильева, позволяет сделать вывод, что он стремился 
к обобщающему анализу тех областей, которые попадали в его поле зрения, будь 
то логика, психология или этика. Предпосылкой к этому служила удивительная 
способность Николая Александровича как бы отстраняться от предмета 
и выделять в нем самое главное, самое важное, обнаруживать ту красную нить, 
которая пронизывает самую сущность предмета исследования. Думается, что 
характеристика Васильевым методов, которые применялись Толстым 
и Соловьевым, обнаруживает именно такую отстраненность, умение в сжатой, 
даже афористичной форме выразить, схватить те идеи, которые определяют 
кредо этих авторов.
     Социалистическая революция в России. В момент Великой Октябрьской 
социалистической революции Н. А. Васильев находился в Москве и, таким образом, 
оказался свидетелем революционных событий. Он писал: «Наконец и в Москве 
власть перешла в руки большевиков... Значит, еще новый этап в русской революции. 
Это было неизбежно».
     В этом же письме Николай Александрович переживает за жену и сына, что 
в такое тяжелое время в результате нелепой случайности они могут остаться без 
средств к существованию, тем более, что его собственное здоровье пошатнулось. 
Особенную тревогу оно стало вызывать после того, как он пережил осаду 
Свияжска.
     В 1918 г. Н. А. Васильев становится профессором Казанского университета 
и вплоть до 1923 г. продолжает работать.
     Завершение пути {1923-1940 гг.). Зимой 1923 г. здоровье Н. А. Васильева резко 
ухудшилось. Диагноз был неутешительным - маниакально-депрессивный психоз. 
Он помещается в психиатрическую клинику при Казанском университете. Ему 
выделяется особый кабинет, где в периоды ремиссии он живет и продолжает 
научные исследования. В частности, им разрабатывается особая «математическая 
логика содержания».
     Между тем болезнь наступала. Все реже и реже Николай Александрович 
общается с родными, все реже встречается с друзьями. Сознание неизлечимости 
болезни гнетет его.
     Личная трагедия Николая Александровича усугублялась тем, что жена, которую 
он страстно любил, отворачивается от него, у нее появляется новое увлечение, 
она все глубже втягивается в религиозную жизнь. Горькие мысли преследуют 
Николая Александровича. «Ах, как больно, если бы ты знала... - пишет он жене. - 
А в то же время... как мне хочется жить, какой у меня интерес к истории 
современности, какая вера в свои идеи и их первостепенную важность».
     Между тем болезнь прогрессирует. В один из последних «светлых» промежутков
он просит друзей войти в опеку над его имуществом и личностью. Накануне нового - 
1941 г. - Николая Александровича Васильева не стало.
     Судьба логических работ Н. А. Васильева. Начало X X века ознаменовалось не 
только революцией в физике, но и глубокими сдвигами, даже своеобразной 
революцией в формальной логике. Одним из наиболее важных концептуальных 
моментов этой революции, как становится очевидным сегодня, явились 
логические работы Н. А. Васильева, которые содержали многие плодотворные идеи, впоследствии развившиеся в новые системы логики.
     Поскольку к утвердительным и отрицательным суждениям Н. А. Васильев 
добавляет третье - индифферентное, его логику можно, по мнению академика 
А. И. Мальцева, рассматривать как предтечу многозначной логики37. Критика 
закона противоречия и построение логики без этого закона позволяют назвать 
Н. А. Васильева идейным предшественником паранепротиворечивой логики 38
Нельзя также не обратить внимание на то, что критика Н. А. Васильевым еще 
в 1910 г. закона исключенного третьего придает его работам идейное содержание, 
которое можно оценить как предвосхищение ряда положений интуиционистской 
и конструктивной логики 39. Разработка ученым концепции металогики, сам 
синтетический характер его подхода к анализу логики Аристотеля подводят 
к мысли, что в нем находятся элементы метатеоретических исследований. 
Знаменательно, что еще в 1927 г. Н. Н. Лузин высоко оценил идеи Н. А. Васильева, 
которые «удивительным образом совпадают с новейшими усилиями, к которым 
должны теперь прибегнуть математики силою вещей» 40. Имея в виду 
интуиционистскую математику (и отчасти эффективизм), Н. Н. Лузин обращал
внимание на отказ от закона исключенного третьего. Однако интеллектуальная 
дерзость ученого, как мы видели, не ограничивалась этим законом.
     Стремясь заглянуть в будущее, Н. А. Васильев писал: «Мы должны ввести 
в логику идею бесконечности, великую идею нового времени ... Нужно расширить 
ее пределы, удостовериться в бесконечности возможных логических систем. Тот, 
кто удостоверится в этом, будет испытывать ощущение Джордано Бруно, когда 
впервые в его воображении предстала бесконечность физической Вселенной... 
Все современное движение в логике есть восстание против Аристотеля... Трудно 
предсказывать будущее. Можно только сказать словами, сказанными 
Людовику X V I, что будущие поколения решат, было ли это современное 
движение в логике бунтом против Аристотеля или научной революцией» 41.
     Будущее показало, что это движение было научной революцией.
     Краткое описание документов Н. А. Васильева, которые хранятся в личном 
архиве В. А. Бажанова:

1. Краткая автобиография Н. А. Васильева (1916 г.). - 4 с.
2. Лузин Н. Н. Отзыв о работах Н. А. Васильева по  математической 
    логике (1927 г.). - 2 с.
3. Красновский А. А. Краткие биографические справки  о Н. А. Васильеве. - 2 с.; 4 с.
4. Васильева Е. С., Васильев Ю. Н. Краткая биография Н. А. Васильева.- 7 с.
5. Письма Н. А. Васильева жене и сыну (38 писем).
6. Дневник Н. А. Васильева (1892-1897 гг.).
7. Пенсионная книжка Н. А. Васильева, ряд справок, фотографии и т. д.
 

     Имеется ряд книг, в том числе с пометками Н. А. Васильева. Среди них 
следующие книги по логической проблематике:

1. Уэвель В. История индуктивных наук. СПб., 1867.  Т. 2. 
2. Подшивки журналов: Mind; Metaphysic and (et) Morale.
3. Bericht ber den III Internationalen Kongress fr philosophie zu Heidelberg, 1909.
4. Methodenlehre von W. Wundt. Logik der geisteswis-senschaften. Stuttgart, 1895.
5 Bain A. Logic. L., 1893. Prt. 2.
6. Jevons W. S. The principles of science. A treatise on logic and scientific method. L., 1874.
7. Barthelemy Saint-Hilaire J. De la logique d'Aristotle. P., 1838. Tome deuxieme.
8. Keyser C. J. Mathematical philosophy. N. Y., 1922.
9. Mill J. S. Systime de logique. P., 1866. Т. 1, 2.
__________________
  1 Дневник, письма и другие документы, которые упоминаются в данной работе, но на которые 
     отсутствуют ссылки, хранятся у ее автора.
  2 См.: Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры 
     в историографической литературе и в истории философии в связи с теорией истощения народов 
     и человечества // Известия об-ва археологии, истории и этнографии при Казан. ун-те. Казань, 
     1921. Т. 31, вып. 2-3. С. 115-248. 
  3 См.: Васильев Н. А. Тоска по вечности. Казань, 1904.
  4 Васильев Н. А. Отчет за 1907 г.  // Науч. б-ка Казан, ун-та, ОРРК, рукоп. № 6217. С. 15.
  5 Васильев Н.А. Эмиль Верхарн  // Верхарн Э. Обезумевшие деревни: Пер. Н. А. Васильева. 
     Казань, 1907. С. 77-78. 
  6 Там же. С. 84.
  7 Отчет Васильева Н. А., 1907 г. // Науч. 6-ка Казан, ун-та, ОРРК, рукоп. № 5669. С. 1.
  8 См.: Васильев Н. А. Лекции по психологии, читанные на Казанских Высших женских курсах, 2-е изд. 
     Казань, 1914. С. 4-10.
  9 Там же. С. 47.
10 Это понимание в концентрированном виде выражается высказыванием, что «мысль находится 
     почти в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени».
11 Там же. С. 86.
12 Васильев Н. А. Лекции по психологии. С. 102. 
13 Там же. С. 146.
14 Васильев Н. А. Третий Международный философский конгресс в Гейдельберге. СПб., 1909. С. 29.
15 Отчет Н. А. Васильева, 1907 г. С. 4.
16 См.: Морозов В. В. Взгляд назад (несколько страниц воспоминаний) // Избр. вопр. алгебры и логики: 
     Сб., посвящ. Памяти А. И. Мальцева. Новосибирск, 1973. С. 321.
17 См.: Васильев Н. А. О частных суждениях, о треугольнике противоположностей, о законе 
     исключенного четвертого // Учен. зап. Казан, ун-та. Т. 77, кн. 10, Казань, 1910. 
18 См.: Изв. Казан, физ.-мат. об-ва. 2-я сер. Т.  X V I I, № 1-2, С. 4.
19 Там же.
20 См.: Камско-Волжская Речь. 1911. 16 янв.
21 Там же. С. 5.
22 Там же.
23 См.: Камско-Волжская Речь. 1911. 19 янв.
24 Там же. С. 3. 
25 См.: Васильев Н. А. Воображаемая (неаристотелева) логика // Журн. м-ва нар. просвещения 
     (Н. С. 1912, август. Ч. 40).
26 См.: Васильев Н.А. Логика и металогика //Логос. 1913. Кн. 1-2. О значении указанных работ 
     Васильева и вообще его логических исследований см.: Копнин П. В. О логических воззрениях 
     Н. А. Васильева // Копнин П. В. Диалектика, логика, наука. М., 1973; Смирнов В. А. Логические 
     взгляды Н. А. Васильева // Очерки по истории  логики в России. М., 1962. С. 242-257, а также 
     статью В. А. Смирнова в наст. изд.
27 Schrder Е. Vorlesungen ber die Algebra der Logik. Leipzig, 1890-1905. Bd. 1-3.
28 Schrder Е. Abriss der Algebra der Logik. Leipzig; B., 1909-1910. Bd. 1-2.
29 Russell B. The Principles of Mathematics. L., 1903.
30 Vasilijew N.A. Imagionary (non-Aristotelian) logic//Atti dei V Congresso International di Filosophia, 
     Napoli, 5-9 maggio, 1924. Naples, 1925.
31 См., например: Васильев Н.А. Логика и металогика. С. 77.
32 Отчет Н. А. Васильева, 1912. С. 25.
33 Там же. 
34 См.: Васильев Н. А. Логический и исторический метод в этике (об этических системах Л. Н. Толстого 
     и В. С. Соловьева) // Сборник в честь Д. А. Корсакова. Казань. 1913.
35 Там же. С. 451.
36 Там же. С. 457. 
37 См.: Мальцев А. И. Избр. тр. М., 1976. Т. 1. С. 474.
38 См.: Коста Н. да. Философское значение паранепротиворечивой логики // Филос. науки. 
     1982. № 4. С. 114.
39 См.: Смирнов В., Стяжкин Н. Васильев // Филос. энцикл. 1960. Т. 1. С. 228.
40 См.: Бажанов В. А. Н. А. Васильев и оценка его логических идей Н. Н. Лузиным // В опр. истории 
     естествознания и техники. 1987. №2. С. 83. 
41 Васильев Н. А. Логика и металогика. С. 80-81.

_____________________________________________________________________________________________
п