. О спектакле "Монологи влагалища" 
("The Vagina Monologues"). 

     Сегодня мы с Сузан выбрались в театр. Событие в нашей жизни не очень редкое, но и не ежедневное. Тем удивительнее оказался результат, состоящий в том, что впечатление от этого спектакля осталось в памяти как совершенно уникальное, что, конечно же, есть производное от уникальности самого спектакля. Спектакль называется "The Vagina Monologues", что в переводе звучит до неприличия откровенно: монологи влагалища. Не преминув подчеркнуть, что богатый русский язык в отличие от бедного английского позволяет нам не только понять суть, но и прочувствовать в одном лишь названии наличие эстетики (или ее отсутствие), я вынужден признать, что именно это его свойство поначалу меня совершенно дезориентировало. Я оказался не способным воспринять название в прямом смысле, и подсознательно интерпретировал его как неизвестное мне жаргонное словосочетание (английский все-таки не является моим родным языком), поскольку влагалище, прямая кишка или мочевой пузырь у меня никак не ассоциировались с театрализованным на эту тему зрелищем. Продолжая тему и признавая присутствие эстетического начала в самом звукосочетании "зрелище" безотносительно к его содержанию, я совершенно не способен перенести это ощущение не только на сходное звукосочетание "влагалище", но даже и на почти безобидное "седалище". Так, благодаря моей переоценке выразительности английского языка с одной стороны и восприимчивости Сузан к мнению ее американских друзей с другой, я оказался в зрительном зале на спектакле "Монологи влагалища". 

     Мне было известно, что этот спектакль прокатывается по всей Америке с неослабевающим успехом, и это обстоятельство могло говорить о его возможных художественных достоинствах. Могло, но не говорило. Шумный успех у американского зрителя я не склонен напрямую связывать с качеством спектакля просто потому, что к массовому потребителю интеллектуально-эстетической продукции я в принципе отношусь с недоверием. Я совершенно убежден, что массовый успех никак не может определяться высокими художественными достоинствами просто потому, что такие достоинства изначально не рассчитаны на массового потребителя (прошу это утверждение рассматривать как констатацию факта, а не проявление человеко-ненавистнических тенденций относительно великого русского, великого еврейского, великого узбекского и других великих народов, которые я ценю за другие качества). Не стану я настаивать и на противоположном утверждении - что условием, определяющим массовый успех, является полное отсутствие художественных достоинств. На мой взгляд художественные достоинства и успех у массового потребителя есть две непересекающихся реальности, существующие совершенно независимо друг от друга. Для стабильного массового успеха требуется нечто совсем иное, что-то очень простое, очень зрительное, очень слышимое, очень конкретное. Эстрадной певице совершенно не требуется хороший голос, как не требуется ей ни музыкальное образование, ни вообще умение петь: фонограммы это делают за нее. Ей совсем не обязательно включать в свой репертуар Пастернака, Цветаеву или Фета, равно как Чайковского, Шопена или Венявского. Ее текст вполне может состоять из бесконечного повторения одной фразы, которая может быть либо умеренно осмысленной ("я его люблю"), либо содержать одно лишь громкое звукосочетание ("тра-та-та"), а все остальное доделает музыка Крутого и разноцветное мелькание софитов.  Сама же певица должна делать что-то, совершенно к пению не относящееся, но заставляющее слушателя быть не только слушателем, но еще и зрителем. Быть полуодетой, например. Или сексуально двигаться. Энергично себе подтанцовывать. Или еще что-то, придуманное продюсером или нанятым им режиссером, если они оба достаточно изобретательны и изучили свою аудиторию. Строго говоря, успех у широкого зрителя сам по себе есть некий сигнал немассовому зрителю игнорировать то, что этим успехом пользуется. Обычно я следую этой логике, и еще не было случая, чтобы она меня подвела. В соответствии с ней я не смотрю телевизионных сериалов, не хожу на Киркорова, не читаю Дарью Дашкову (или Донцову?) и при этом совершенно не чувствую себя обделенным жизнью. Должен заметить в скобках, что этот мой способ существования не может считаться грамотно разработанным, поскольку ежедневно смотреть телевизионные сериалы, регулярно посещать концерты Киркорова и от корки до корки прочитать Дарью Дашкову я даже и не пытался. Признавая, что подобная пассивность чревата определенными недостатками, я тем не менее ничего менять в своем жизненном укладе не намерен, и вполне готов смириться со всеми грозящими мне из-за этого потерями. 

     Возвращаясь к спектаклю. Впервые я себя почувствовал не очень уютно, когда обнаружилось, что в зрительном зале на 800-900 мест, плотно заполненном зрителями, лишь человек 5 относятся к сильному полу. Из общих соображений мне представлялось мало вероятным, что столица Калифорнии отличается от всех иных мест человеческого обитания тем, что отношение сильного пола к слабому среди любителей театра в ней будет стремиться к нулю. Именно здесь, уже в зрительном зале, во мне зародилось сомнение, что поначалу проигнорированное мной название спектакля все-таки может отражать его содержание. Мои смутные подозрения переросли в уверенность, когда одна из четырех актрис, Лайза Линг (фото всех четырех прилагается), тепло приветствовала присутствующих, отметив при этом, что ее слова в равной мере относятся как к тем, кто, подобно ей самой, обладает влагалищем, так и тем немногим (7 по ее подсчетам) присутствующим в зале мужчинам, у кого в отличие от нее влагалища нет, но есть нечто иное, что не только имеет право на существование, но и приветствуется обладательницами влагалища. После чего было предложено приветствовать обладателей этого нечто аплодисментами, что и было выполнено незамедлительно и с энтузиазмом. Это была преамбула, так сказать, знак вежливости, гостеприимство хозяйки, за чем последовал и сам спектакль. 

    

Спектакль действительно состоял из заявленных в названии монологов, которые по очереди произносили все 4 актрисы. Они соревновались в умении удалить второй смысл из любой двусмысленности, превращая ее тем самым в совершенно открытый всем ветрам текст. Успех у дамской аудитории оказался оглушительным. Дамы, забыв о приличиях, свистели и топали ногами, а сидевшая в проходе средних лет негритянка, сняв ботинок, стучала им о пол на манер Никиты Сергеевича. Успех был шумным в самом прямом значении этого слова и, похоже, что происходящее как на сцене, так и в зале было крайне неприятно лишь одному мне. Предусмотрительная театральная администрация объединила два акта в один, исключив из спектакля антракт, и потому все присутствующие были вынуждены досидеть до самого закрытия занавеса, что подавляющее большинство делало с удовольствием, а незаметное меньшинство - вынужденно. Причину восторга аудитории я не мог понять тогда, не могу понять ее и теперь, но чувствовал я себя так как, если бы одна из приглашенных к обеду дам стала бы, брызгая на сотрапезников слюной, старательно и без купюр цитировать все заборные надписи, с которыми на протяжении жизни ей довелось ознакомиться. Я затрудняюсь, да и не вижу необходимости перечислять всю излагавшуюся со сцены информацию о влагалище и почему именно оно - с точки зрения его обладательниц - является высшим достижением эволюционного процесса. Практически весь спектакль был посвящен обсуждению физиологии и функционирования органа в плане его односторонней специализации, чем его обладательницы объясняли наиболее значительные достижения человеческого гения. Прозвучали имена мне ранее неведомой Милевы Марич как истинного автора теории относительности (доказательство чего дамы видели в заметном снижении научной продуктивности Эйнштейна после их развода), Жорж Санд (Амандины Авроры Лион Дюпен) как автора не только Консуэло, но еще и блестящих музыкальных импровизаций, незаслуженно приписываемых одному лишь Шопену, Моники Левински как создателя огромного американского профицита в 127 миллиардов долларов (Лоре Буш вежливо попеняли за размер допущенного ею дефицита в 307 миллиардов), и многих дам, обеспечивших обе промышленные м все социальные революции планеты. 

     Некоторые соображения, высказывавшиеся всеми четырьмя актрисами поочередно, показались мне интересными, несмотря на мое крайне негативное отношение к самому спектаклю. Вот одно из них. Восточную жестокость, ставшую нарицательной задолго до декапитации четырех европейцев, спектакль объясняет обязательной хирургической деклиторизацией девочек в мусульманском мире. Той же деклиторизацией дамы объясняли и громадное отставание тех стран, где женское население по этой причине поголовно лишено радостей молодости - периода в котором созидательное начало женщины реализуется с наибольшей эффективностью и полнотой. Я не очень понял причинно-следственных отношений, увиденных дамами в этих на первый взгляд никак не связанных между собой вещах, но с пониманием отнесся к их стремлению выступить в защиту мусульманских женщин и их праву осуществлять детородную функцию не только по обязанности, но еще и с удовольствием. Произвел на меня впечатление также и отмеченный в спектакле параллелизм между замедлением прогресса в мире (на мой взгляд он, напротив, убыстряется) и ростом насилия над женщиной - как в семье, так и вне ее рамок. Спектакль утверждает, что насилие над женщиной ведет к снижению ее привлекательности и как результат - к снижению благотворного влияния на грубое мужское начало. Отсюда и беды.

     По возвращении домой я попытался понять, в чем причина успеха у женщин этого на мой взгляд примитивного и откровенно пошлого спектакля. Ответа на заданный самому себе вопрос у меня нет, но в качестве рабочей гипотезы я остановился на следующем предположении. Каждая из присутствующих в зале дам могла испытать острое удовольствие от низведения всех женщин планеты - своих потенциальных конкуренток - до уровня обыкновенных обладательниц влагалища, лишив их тем самым романтического флера и обаяния, которыми она сама обладала в меньшей степени. Правда, одновременно с этим, она и себя лишала очарования, но только в глазах других зрительниц, а не своего мужчины, предусмотрительно оставленного дома и на этом физиологическом стриптизе отсутствовавшего. Сузан оказалась исключением, но, опасаясь неожиданных открытий после долгих лет совместной жизни, я поостерегся спрашивать ее о причинах. 

    Сакраменто, Калифорния, Окт 23, 2003 .
 
 

     В последний час! Сузан вспомнила, что видела анонсирование этого спектакля где-то в Израиле. Она высказала предположение, что он вполне может идти и в нынешней Москве. Если это произойдет, то, во-первых я уже вижу режиссера (Виктюк), который, подозреваю, смело заменит актрис актерами, отчего монологи влагалища превратятся в монологи о влагалище. Во-вторых, из-за этого, а также из-за других особенностей виктюковской режиссуры, я предсказываю спектаклю шумный успех, не меньше калифорнийского и сравнимого, а, возможно, и превосходящего успех его Служанок, несущих ту же печать неповторимой режиссерской индивидуальности. 

     Следите за афишами!