.
ОБМЕН КОМПЛИМЕНТОВ
Разговор
Это был именно разговор, беседа, causerie:
я в ней не участвовал, а сидел сбоку и слушал, и потому не отвечаю ни за
доводы, ни за выводы. Тему беседовавшим лицам дала нашумевшая статья А.Столыпина
о «низшей расе». Собеседников двое: один русский. другой еврей: оба мирно
сидят за чаем и ласково беседуют о том, чья раса ниже.
- По-моему. - сказал еврей, - вообще нет вы
сших и низших рас. У каждой есть свои особенности. своя физиономия, свой
комплекс способностей, но я
уверен, что если бы можно было найти абсолютную мерку и точно расценить
прирожденные качества каждой расы, то в общем оказалось бы. что все они
приблизительно равноценны.
- Как так? Чукчи и эллины равноценны?
- Я думаю. Поселите чукчей в условиях древней
Эллады - и они, вероятно, дали бы миру свои ценности. Не те самые, какие
дали миру греки, потому что у каждого народа свое, но все же ценности и.
быть может, равноценные с эллинскими. Доказать это. конечно, не в нашей
власти: я вам только высказываю свое убеждение, но зато уж это - глубокое
убеждение. Я не верю в то, будто есть высшие и низшие расы. Все одинаково
по-своему хороши.
- Странно слышать это именно из уст еврея.
Вы, которые исторически смотрели на себя, как на племя избранное...
- Да, да, знаю этот довод. Я вам и больше
скажу:
после разрушения второго храма Титом еврейские мудрецы больше всего
убивались именно о том. что Бог предал их в руки «умма шефела». «Умма шефела»
значит буквально низшее племя. Понимаете, в их глазах римляне, блестящие
римляне эпохи принципата, уже впитавшие в себя, кроме собственной культуры,
изысканную ценность эллинизма. - были все-таки низшей расой. Но это доказывает
только одно:
что те мудрецы были ослеплены. И точно так же все новые теории о низших
расах - продукт ослепления.
- Нет, я с этим не согласен. Конечно, А. Столыпин
пересолил; это объясняется его личным горем, которое именно ослепляет;
надо это понять и простить. Но все же и в другую сторону пересаливать нет
надобности. Что все расы равноценны, это парадокс. Я мог бы сослаться на
негров, которые живут в Америке рядом с 6eлыми и все-таки не равны белым,
на турок, которые устроили Стамбул на том самом месте, где арийцы
создали Византию, и т. д. Но я считаю ваше общее положение, будто все расы
равноценны, настолько парадоксальным, что даже не стану его опровергать.
Вы не найдете пяти человек даже среди ваших единоверцев - вернее, особенно
среди ваших единоверцев, - которые согласились бы с этим мнением. Оставим
поэтому общий вопрос в стороне. Речь у нас шла о еврейской расе. Повторяю,
Столыпин пересолил. Я не скажу, чтобы и с Чемберленом был вполне согласен,
хотя это очень образованный и очень вдумчивый мыслитель. Я также не во
всем согласен с вашим собственным Вей нингером, хотя и он приводит много
поражающих. глубоких аргументов в подтверждение того. что еврейская раса,
так сказать, неполноценна. Затем я читал кое-что и с вашей стороны - Гертца.
который вообще отрицает расу. и нового писателя Цольшана. который считает
еврейскую расу превосходной. Главное же, чем я интересуюсь, это жизнь,
и вот вам общее впечатление, которое у меня осталось по этому вопросу из
книг и из наблюдения жизни. Вы. несомненно, раса с какими-то крупными органическими
духовными недочетами. (Вы понимаете, я не говорю об исключениях - есть
очень почтенные евреи, я сам знаю идеальных людей из вашей среды; впрочем,
и эти исключения можно объяснить случайным смешением крови: но тут не о
них идет речь. вы понимаете).
- Понимаю, понимаю, не стесняйтесь, мы привыкли.
- И вот мое общее впечатление: вы раса безусловно
неполноценная. Полноценной я называю расу творческую и гармонично-разностороннюю.
Вы - ни то, ни другое. У вас нет и никогда не было собственного творчества.
Доказано, что ваше единобожие и ваша суббота заимствованы: вы по отношению
к этим идеям сыграли только роль популяризаторов. если позволите - даже
коммивояжеров; к этой роли еврейская раса, действительно, весьма приспособлена.
Зато еврейская душа неспособна ко многим восприятиям, ваша гамма ощущений
крайне мала и не имеет хроматических оттенков: этим объясняется то. что
у вас в лучшие времена вашей независимости не было никогда пластических
искусств. Для постройки храма Соломону пришлось вызвать зодчего из-за границы.
В вашей Библии - даже в «Песни песней» - нет, говорят, ни одного слова,
означающего цвет, окраску. Только про Давида сказано, что он был рыжий,
да Суламифь себя называет смуглой; но краски природы, неба. моря. листвы
- все это игнорируется, точно не существует, не нужно, не интересно для
сухого, расчетливого, монотонного еврейского духа. Сравните с этим Гомера,
его rhododactylos Eos - зарю с розовыми пальчика ми!..
- Позвольте, при чем тут раса? Из той же расы
произошли потом Израэльс. Левитан... Да чуть ли не вся «русская» скульптура,
простите, тоже произошла из этой расы - Антокольский. Гинцбург. Аронсон...
Просто в древности не могло развиваться у евреев художество потому, что
религия запрещала изображать то, что «на небе вверху и что на земле внизу»...
- Нет-с, это не довод. Религиозные верования
не объясняют национального характера, они сами должны иметь свое объяснение
в особенностях национального характера. Народ с художественными задатками
никогда не принял бы антихудожественной религии. Но вы меня не прерывайте.
Я иду дальше: и библейская этика ваша, которой вы так гордитесь, какая-то
сухая, расчетливая, - не рыцарская, чтобы не сказать - просто неблагородная.
Каждый параграф имеет ясную практическую санкцию, обязательство Господа
Бога уплатить наличными: дать землю, текущую млеком и медом, продлить дни
твои на земле... Библия не знает высших стимулов морали - ни идеи совершенства,
ни приближения к божеству, ни загробной жизни. Вдумайтесь только в этот
факт: народ, в священных книгах которого нет ни слова о том, что будет
с человеком после смерти! Сравните это с арийцами, у которых вся религия
то началась с культа «отцов»! Ведь это разительное доказательство полного
отсутствия интереса ко всему. что не имеет непосредственной практической
пели. За пределами практических надобностей общежития у вас не только воля.
но даже мысль не работала. Просто не интересовались. Неужели все это не
дает права отрицать многогранность еврейской души? Неужели она равноценна
с душой арийца, всестороннего, рыцарственного, мечтательного, гармонического?
Поймите, я не хочу обидеть...
- Понимаю, понимаю. Пожалуйста.
- Да я кончил. Хотел только прибавить, что
и в жизни не могу не видеть подтверждений этого взгляда. Распространяться
на эту тему не хочу, но все-таки согласитесь, что если все, всюду, всегда
ненавидят и презирают одну и ту же расу, то ведь нельзя это так просто
объяснить одним тем, что все люди, мол, мерзавцы. Меняются предлоги вражды,
меняется содержание обвинений, предъявляемых к евреям, но вражда и презрение
вечны. Неужели вам самим в голову никогда не приходит, что, верно, есть
в вас что-то такое неприемлемое, нестерпимое, раз всегда и повсюду вы наталкиваетесь
на одно и то же отношение? Возьмите только список выдающихся людей, которые
терпеть не могли евреев: кого вы там только не найдете! Цицерон, Ювенал
и Тацит, Джордано Бруно и Лютер; Шекспир, Вагнер, Дюринг, Гартман, в сущности
и Ренан; Пушкин, Гоголь. Шевченко, Достоевский, Тургенев... Это даже не
десятая доля полного списка. Наконец, вот что я вам скажу. Вы, евреи, вообще
мало встречаетесь с русскими. даже с юдофильствующими; а я среди них живу
и знаю, как они к вам относятся, когда вас нет поблизости. Вы, господа,
сами не знаете, сколько у вас врагов даже среди ваших друзей. Может быть,
это не «вражда» в настоящем смысле, даже не презрение: это именно какое-то
непреоборимое ощущение низшего существа, низшей расы. Это ощущение есть
у всех, и если какой-нибудь Милюков или даже Плеханов станет меня уверять,
будто оно ему не знакомо, я ему не поверю. А когда одно и то же чувство
разделяют все, тогда то чувство - правда.
- Вы кончили?
- Кончил. Жду ваших возражений.
- Я не буду возражать.
- Вот как?
- Не буду. Разве укажу вам на две-три мелочи.
которые мне больше запомнились. Например, о загробной жизни. В Библии о
ней, действительно, не говорится; тем не менее совершенно ясно, что верования
о загробной жизни у древних евреев были. Саул в Эн-Доре вызывает тень пророка
Самуила: Самуил «подымается» и спрашивает: «зачем ты меня потревожил?»
Для всякого, кто привык разбираться в истории культуры, ясно, что такая
легенда, такие выражения, вообще самая идея вызывания мертвецов может зародиться
только там. где есть вера, что мертвец и за гробом продолжает жить. А другие
выражения Библии, вроде того, что «Авраам присоединился к народу своему»,
иными словами - умер? Или та тщательность, с которой Авраам выбирает место,
где похоронить Сарру? Всякий социолог скажет вам, что это явные черты народа,
веровавшего в загробную жизнь. Прямого изложения этих верований в Библии
не сохранилось, но не забудьте, что почти вся древнейшая литература евреев
погибла, и Библия - только осколки ее. В книге Эсфири ни разу не упоминается
имя Божие. Если бы уцелела только она, вы бы стали уверять, что евреи не
знали идеи Бога... Или вот, тоже о красках и вообще о художестве. Во-первых,
кроме русого Давида и смуглой Суламифи, в Библии есть еще и «зеленеющие»
деревья, и «красная» чечевичная похлебка, и «синяя» пряжа. Во-вторых, картины
природы в «Песне песней», именно по богатству зрительных впечатлений, куда
полнее Гомера и его розопестрой зари. В-третьих - почему вы напираете на
отсутствие пластических искусств, а забываете о высоком развитии музыки
у древних евреев? Книги Паралипоменон полны музыки даже чересчур - на каждом
шагу музыка и пение. Это еще спорно, какое искусство глубже, какое искусство
более артистично - пластическое или тоническое. А что касается до иностранных
зодчих, то ведь и вам в России долгое время все лучшие храмы строили заморские
архитекторы, однако вы себе не отказываете в художественной душе... Но
это все мелочи. По существу я с вами спорить не буду.
- Значит, согласны?
- Нет, это просто значит, что о вкусах не
спорят. Из ваших слов ясно только одно: что мы вам не нравимся. Это дело
эстетики. Объективного критерия тут быть не может. Вы считаете, что ждать
награды в загробной жизни есть этика высшего качества, чем ждать награды
в жизни земной, а я считаю, что наоборот. Вы считаете, будто учение о приближении
к божеству выше учения о том, что надо время от времени прощать долговые
обязательства, и во время жатвы оставлять край поля неубранным - для бедняков;
а и полагаю, что в этих простых правилах куда больше правды, и не земной,
а божественной правды, правды, приближающей к божеству. Вы считаете, что
заимствовать элементы культуры у Вавилона значит быть коммивояжерами; а
я считаю, что всякое творчество в мире опирается на заимствованные элементы,
и что народ, который сумел, на самой заре своей жизни, собрать эти осколки
золота и создать из них такой вечный храм, - что этот народ есть народ
творчества par exellence среди всех народов земли. Словом, дело вкуса.
Я ведь не отрицатель рас, я не спорю против того, что есть арийское начало
и есть еврейское и что они различны по содержанию. Я только считаю нелепостью
всякую попытку расценить оба эти начала, установить, какое из них «высшее»
и какое «низшее». Думаю, что перед лицом объективности оба равноценны и
равно необходимы человечеству. А всякая оценка может исходить только из
предвзятой нелюбви. Хотите, я вам покажу опыт?
- Какой?
- Я попробую проанализировать несколько моментов
из русской истории. Буду при этом действовать так же, как вы: возьму в
руки такую мерку, какая мне нравится, и буду ее прилагать к событиям. изложенным
у Иловайского. Посмотрим, что получится. Хотите?
- Пожалуйста. Комплименты за комплименты.
- Именно. Начнем с мерки. По-вашему, мерка
высшей расы - это творчество и многогранность. Я мог бы поспорить и на
ту тему, доказало ли русское племя в чем-нибудь свою творческую многогранность
- дало ли оно миру хоть одно великое новое слово в области науки, религии,
философии, законодательства, техники, художества... Но оставим это. Дело
в том, что я выдвигаю другой критерий высшей расы: самосознание. В существе
высшей породы. будь это ученый среди дикарей или аристократ среди плебеев,
всегда живет неискоренимое, неподвластное его собственной воле сознание
своей ценности. Внешне оно выражается в том, что мы называем разными именами
- чаще всего гордостью. Это есть та черта, благодаря которой король Лир
и в рубище остается королем: он сознает себя королем, он не может отделаться
от этого сознания. Это ощущение своей аристократичности есть первый и главный
признак аристократичности. Конечно, иногда parvenu
выдает себя за аристократа: с другой стороны, и у бушменов есть поверье,
что остальные люди хуже их. Но достаточно выскочке встретиться лицом к
лицу с настоящим барином, и трещина в его сознании сразу вскроется: он
смутится, он собьется с тона - и он ощутит свою инфериорность. То же самое
происходит с бушменом при столкновениях с белым человеком: в конце концов,
белый ему все-таки импонирует. У обоих есть сознание своего превосходства.
но у белого оно уцелеет, а у бушмена расшатается и атрофируется, и белый
получит над ним не только кулачную, но и моральную власть. Поэтому признаком
высшей расы можно считать только такое сознание превосходства, которое
оказалось способным выдержать в течение долгого времени сильные конфликты
и не пошатнулось.
- А, я понимаю вашу мысль. Так как, мол, евреи
три тысячи лет верят в свое превосходство, то они...
- Нет. Речь у нас не о евреях, а о вас, русских.
Я только разъяснял, что понимаю под словом «самосознание» и почему считаю
наличность такого самосознания главным признаком высшей расы (если
конечно, допустить, что есть высшая и низшая расы). Высшая раса должна
обладать прежде всего самосознанием: ей присуща непоборимая гордость, выражающаяся,
конечно, не в спеси, но в стойкой выдержке. в уважении к ценностям своего
духа. Самая мысль о том, чтобы подчинить себя и свою душу чужому началу,
должна быть органически неприемлема для такой расы. Теперь возьмем Иловайского
и начнем мерить этой меркой вашу русскую историю.
- Посмотрим.
- На заре этой истории мы встречаемся с призванием
варягов. Факт замечательный. Вы скажете мне. что это басня, а не факт.
Я знаю. Конечно, на самом-то деле оно произошло не так: вероятно, варяжские
викинги просто-напросто захватили когда-то власть силой, и потом смутное
воспоминание об этом событии превратилось в легенду. Но ведь легенда есть
плод народного творчества, и в ней сказывается народная душа. Поэтому,
если за «призвание варягов» русский народ не ответствен, то за легенду
о призвании варягов он отвечает. Та идея. которая лежит в основе этой легенды,
была, очевидно, вполне приемлема, совершенно естественна для русского на
родного самосознания, иначе легенда не сохранила бы этой идеи. А в чем
эта идея? Что собрались вожди русской земли и решили поставить над собой
вождя из-за границы. Не кто-нибудь, не простое мужичье, а воеводы собрались,
и не нашлось у них достаточно самолюбия, чтобы додуматься до другого выхода
из положения. Очевидно, народу, который создал эту легенду, который так
объяснял себе факт воцарения чужеземцев, это казалось естественным; очевидно,
его не шокировала мысль о том. что предки его сами управлять не могли и
что единственным средством завести порядок было выписать начальника из-за
границы. Чтобы понять всю соль этой басни, сравните ее с еврейской легендой
о том, что произошло на заре еврейской истории. На заре еврейской истории
Израиль уходит из-под власти чужеземного царя и пускается через пустыню
- завоевывает себе обетованную отчизну. Вам не кажется. что в этих двух
легендах - две народные психологии?
- Нет, не кажется. Впрочем, я ведь не спорю,
я слушаю.
- Перелистываем Иловайского дальше. Остана
вливаю ваше внимание на странице, где рассказывается, как весь народ при
Владимире принимал новую веру. Стоят по горло в воде и принимают новую
веру. В это же самое время они кричат Перуну, которого по княжьему приказу
сбросили в воду: «выдыбай, боже!» То есть Перун для них еще бог. который
может выплыть. Я понимаю, народ меняет веру. когда старая расшатана. Но
когда старая вера еще целехонька. когда она из глубины души народной кричит
«выдыбай. боже!» - в это самое время лезть всем скопом в воду и принимать
новую веру - это ясно говорит об одном: не было самосознания, не было гордого
уважения к своему внутреннему достоянию. не было ощущения, что мне нельзя
ничего навязать такого, чему нет корней в моей совести. Если есть расы
высшие и низшие, то так не действует высшая.
- Одно замечание: у Иловайского приведена
поговорка, объясняющая, почему пришлось лезть в воду. «Добрыня крестил
мечом, а Путята огнем».
- Не сомневаюсь. Позвольте вам только напомнить
для сравнения, что нас, евреев, крестили и огнем, и мечом; это у нас не
поговорка, и вся наша история за 2000 лет этим полна - и, однако, ни Путята,
ни Добрыня ничего с нами не поделали. Очевидно, мы такой народ, с которым
нельзя разговаривать с палкой в руках... Но я отвлекаюсь: вернемся к Иловайскому.
Перед нами татарское иго. Это одно из самых странных политических явлений
на свете. Оно почти беспримерно. Когда римляне завоевывали страну, они
ставили там гарнизон, выводили туда римские или латинские колонии: это
была оккупация, в той или иной форме. Тут было совершенно другое. После
страшного разгрома татары отхлынули к себе в орду; они, собственно, эвакуировали
Русь, и не фактическим постоем, а одним только угрожающим видом своим,
издали, держали ее в повиновении. Вам не кажется, что для этого нужен был
ей какой-то особенный... талант повиновения? Конечно, разгром был ужасный,
память об этом уроке изгладиться не могла: но, все-таки, есть характеры
строптивые, жестоковыйные, которые быстро забывают самый кровавый урок
и дерутся, пока не обрубят им рук, - и есть другие характеры, помягче.
Сравните опять-таки, ради параллели, отношение евреев к чужеземному владычеству
над Палестиной. Пока хоть горсть иудеев оставалась на святой земле. страна
не покорилась. Не с ордою кочевников, а с великим Римом воевали Бар-Гиора
и Бар-Кохба! Татары оставили удельной Руси полную автономию, и она
смирялась и платила дань. Римлянам пришлось провести плуг по Иерусалиму,
сравнять с землей цве тущие города Галилеи, истребить и разогнать еврейское
население чуть ли не до последнего человека, и только тогда Иудея подчинилась.
Кровавая баня Тита была тоже страшным «уроком», но через 70 лет Бар-Кохба
уже успел его забыть. Очевидно, не все расы обладают счастливой способностью
так свято помнить «уроки», чтобы достаточно было хорошенько «проучить»
один раз, и повиновение гарантировано на 200 лет. Есть расы неукротимые,
и есть поддающиеся укрощению. Какие «выше»?
- Дело вкуса, как вы сами сказали. Но я вас
слушаю, продолжайте.
- Нет, признаться, мне уж надоело. Мы ведь
не так интересуемся вашей историей, как вы, антисемиты, нашей. Разве еще
укажу на одну маленькую деталь, относящуюся к той же странице Иловайского
- о татарском иге. Там рассказывается, что ваши князья ездили в орду на
поклон и становились на колени перед ханом. Я этого не осуждаю, это было
очень благоразумно и патриотично. Но вот вам параллель - из романа «Камо
грядеши», сочинение Сенкевича. К Нерону приходят разные лица и становятся
на колени: только два раввина не преклоняют колен, и Нерон с этим мирится,
ибо, очевидно, понимает, что тут ничего не поделаешь: евреи не станут на
колени. Да, словом, есть расы и расы. и какая из них «выше» - трудно разобрать...
- Знаете, что я вам на все это скажу? Вы еще
больший руссофоб, чем я антисемит.
- Это я самым решительным образом отрицаю.
Для меня все народы равноценны и равно хороши. Конечно, свой народ я люблю
больше всех других народов, но не считаю его «выше». Но если начать меряться,
то все зависит от мерки, и я тогда буду настаивать. между прочим, и на
своей мерке: выше тот, который непреклоннее, тот, кого можно истребить,
но нельзя «проучить», тот. который никогда, даже в угнетении. не отдает
своей внутренней независимости. Наша история начинается со слова «народ
жестоко выйный» - и теперь, через столько веков, мы еще бо ремся. мы еще
бунтуем, мы еще не сдались. Мы - раса неукротимая во веки веков: я не знаю
высшей аристократичности, чем эта.
- Гм... - сказал русский. - Да, вы правы,
это дело вкуса. Я... остаюсь при моем вкусе.
1911.
>
________________________________________________________________________________________
|