БЛАГОВЕСТИЕ КРАСОТЫ
Так что же такое красота и спасет
ли она наш погибающий мир?
Часто после литургии я остаюсь в храме на
два-три часа смотреть иконы. Только в это время достаточно светло, а душа
еще не отягощена впечатлениями и способна отразить в себе образы мира иного.
Не знаю, есть ли другой монастырь, имеющий такое бесценное собрание икон
- их более двух тысяч, начиная от раннехристианских: этого хватило бы на
европейский музей или несколько залов Лувра.
Самые древние, написанные в технике энкаустики,
выставлены за стеклом сразу при входе в собор. художник писал красками,
растворенными в жидком горячем воске, воск остывал, и при наложении второй,
третьей краски, теней и бликов, после окончания работы поверхность иконы
проходили разогретым железным прутом - каутерием. Это делало ее эмалевой,
словно полированной, придавало краскам блеск и силу при особенной мягкости
контуров. Уже в VII веке восковая живопись вытеснена темперой, и сохранившиеся
иконы - редчайший дар давно ушедших веков нашему оскудевшему красотой времени.
Каждый раз я стою перед образом Пантократора
VI века, пораженная исключительной выразительностью асимметричного лика,
его глубинной скорбью. И несказанно, и дивно, и странно, но кажется, что
образ принадлежит современному сознанию, как будто гениальность мастера
уже превзошла и статичность канона и экспрессию Эль-Греко. Предполагают,
что икона привезена из константинопольской мастерской периода Юстиниана,
постоянно и щедро одаривавшего монастырь.
Великолепен лик Петра с короткими серебряными
волосами и мягким окладом серебряной бороды на необычном серо-серебряном
фоне.
Медленно продвигаясь вдоль стен, то и дело
встречаешь известные шедевры: распятие с предстоящими у креста Богоматерью
и апостолом Иоанном, с бюстами святых вдоль рамы, с усиленной экспрессивностью
фигур и ликов; «Чудо Архангела Михаила в Хонех».
«Синайские» иконы XII-XV веков - списки с
жизни монастыря, его древняя история: Богоматерь - Неопалимая Купина, Моисей
перед Горящим Кустом, святая Екатерина, «Лествица к небесам», по которой
восходят святые, а грешников черные бесы стаскивают вниз крюками; патриархи,
игумены, монахи, преклонившие колени перед святыми.
Особенно много икон XIII - XV веков от итальянских
мастеров до несколько декоративной живописи Кипра: в отдаленной обители
сливались главные потоки религиозно-художественной жизни христианского
мира.
Я входила в этот собор священных образов и
проживала малую часть отпущенного мне на земле срока в их благодатном и
животворном присутствии. Иногда в молитвенном созерцании растворялись все
слова, иногда разрешались пожизненные темы.
Вот озаренная нездешним пламенеющим светом
икона Благовещения XII века. Архангел Гавриил только коснулся земли, еще
полураскрыты его крылья с тонко прорисованными светящимися перьями и развеваются
складки легкого одеяния, пронизанного золотым светом. Сияющим лучом Святого
Духа освещен лик Богородицы в нимбе, обращенный к Архангелу. А под стопами
Гавриила у края земли, в высвеченной воде стоят на красных ножках белые
цапли, и плавают золотые рыбки «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь...»
Икона являет тайну красоты как раскрытия в
мире и человеке Святого Духа. Истинная красота освящена, озарена, облагодатствована,
пронизана Духом, она - отражение совершенства Творца и начало преображения
мира. Если на земле красота - поле битвы дьявола с Богом, несовершенна,
как человеческое добро, смешанное со злом, и лик ее двоится на ангельский
и демонический, - икона восстанавливает единство красоты с Истиной.
Вот красочное, сказочное Рождество Христа
XIII века. В центре - ясли с маленькой голубой фигуркой спеленутого Богомладенца,
как в центре истории мира - воплощение Бога. В нимбе Младенца проступает
рисунок креста, и ясли похожи на маленький открытый гроб, но он красного
пасхального цвета, цвета воскресения. Небесный свод испещрен звездами,
огромная звезда направляет луч на Богочеловека. Ангелы воздевают крылья
и поют славу в вышних Богу. На земле мир, и она прорастает пестрыми цветами
- белыми, красными, голубыми; красный вол с белым осликом заглядывают в
ясли, белые агнцы пасутся на светлом лугу. Играет на дудочке пастух, и
волхвы, мудрецы Востока, преклонив колени перед Божественной Премудростью,
подносят свои дары. В нижнем левом углу - согбенная в скорбном сомнении
фигура Иосифа; лоб изборожден морщинами, взгляд обращен к Жене и Деве:
непостижимо это Рождество, необъяснимо разумом, как и для всех, не способных
принять его верой, но не слышавших и ангельского провозвестия. Пространство
одухотворено, краски прозрачны для смысла, земля стала храмом, праздничным
образом божественного творения.
И дальше - образы тех, кто обитает на этой
преображенной земле: древних пророков, апостолов и новозаветных святых,
великий сонм мучеников, исповедников, страстотерпцев. Какие прекрасные
лица - Сергий и Вакх на белых конях, воины-исповедники, принявшие смерть
за Христа. Глаза, смотрящие сквозь видимое в незримое со спокойной решимостью;
узор двух кольчуг, плащ красный и плащ черный, хоругвь с крестом, поднятым
на тонком древке тонкой рукой. Голова святого Георгия - склоненный ангельский
лик с длинными бровями, повторенными длинными линиями век, взгляд, в котором
отрешенность окрашена глубокой грустью и любовью; а перевязь надо лбом
драгоценна, как будущий венец...
Насколько чужда духу иконы подмена этой незримой
Божией силы, действующей в человеческой слабости святых, атлетическим совершенством
фигуры, мощью торсов и развитостью бицепсов, как у Давида Микеланджело
с его мраморной красотой и плотской самодостаточностью... Нет духовного
родства и между синайским Моисеем и столь же обремененной разросшейся плотью
фигурой итальянского ренессанса, как нет сходства между синайским Христом
и Колоссом, с торжествующей мощью посылающим в ад грешников на фреске «Страшного
Суда» Сикстинской капеллы.
Или перед образом Марии Египетской я вспоминаю,
что после многих лет отшельничества в пустыне ей все еще нравились блудные
песни... И понимаю вдруг, что многое в столь любимой мною прежде поэзии
начала нашего века, с точки зрения религиозного сознания и есть не что
иное, как блуждание ума и сердца в страстях, на распутьях - «блудные песни».
«Но клянусь тебе ангельским садом, чудотворной иконой клянусь и ночей наших
пламенным чадом...» или «...Как иерей, свершу я требу за твой огонь - звездам»,
- не тот ли это чуждый огонь, за который были сожжены сыны Аароновы
огнем Господним? И пламенный чад наполняет не райские сады, а долину Иосафатову...
Если дух не свят - красота подложна, это не
вода живая, а отравленный источник, питаемый водами смерти. Гибнущая в
отвержении Бога душа накладывает на созерцаемый мир печать своего распада,
страдания без просветления, скорби без исхода. Вне церкви человек живет
подложной жизнью, и потому мир заполнен подменами, и ангелы сатаны являются
в облике ангелов света.
Есть эстетическое прельщение - самодостаточность
отражений земной красоты; оно начинается с изысканности и роскоши палитры
импрессионистов и заканчивается трупным ядом и улитками Сальвадора Дали,
- это повторяющийся в искусстве, как и на всех планах бытия, путь грехопадения,
утрата целостной мудрости, ускорение мира к концу... .
Икона - слияние образа и Первообраза; псалмы,
молитвы, церковные песнопения - таинственное общение Бога и человека, отдающего
Ему свободную волю; храм - преображенный космос: это круги из одного центра
- Божественной литургии, земного апофеоза духовности и красоты.
Здесь сердцевина жизни, раскрытой как богочеловеческое
таинство, здесь действует Сам Господь, соединяя человека с Собою, сливая
время и Вечность, дух и плоть, Истину и Красоту...
И только эта воскрешающая Красота как одно
из имен Бога Живого может спасти наш разбитый на осколки и все еще прекрасный
мир.
<..............................................>
______________________________________________________________________________________
|