.
ИСААК CАВРАНСКИЙ / (1937–1993)
ЛЮСИНОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК
В Москве есть Люсиновский переулок,
унылый и грязный, как брак по расчету...
...Ровно в 12 ночи я выхожу из метро.
Вот он, этот дом, похожий на искалеченный унитаз.
По лестнице, ставшей кошачьим Бродвеем,
поднимаюсь на третий этаж и чутко звоню два раза.
Мне открывает девушка с ореховыми глазами и торопливо
(во избежанье соседей) вталкивает в комнату
узкую, как раскладушка,
и тут же руки, пахнущие льном и желанием,
обнимают меня и клюквенные губы
начинают выписывать на моем теле
иероглиф за иероглифом.
Охваченный пронзительной, как память, жалостью,
я шепчу милые, бесстыжие, старые, как мир, слова –
ими я отключаю свое сознание...
...Потом она засыпает, уткнувшись лицом в мою грудь...
Я беззвучно встаю.
Закурив сигарету, подхожу к фиолетовому окну.
Сквозь переплеты своих пальцев я вижу твое лицо.
По щекам моим катятся две слезы, холодные, как твои
серьги...
1960
РОЩИ ОСЕННИЕ
Желто-багряные, с пятнами зелени,
как полупьяные, рощи осенние.
Точно не выспались – грезят со сна.
Точно не выпили чашу до дна.
Что мне сказать вам? Жалеть или жаловаться?
Жизнь моя жалкая,
жизнь моя жадная.
Жизнь, существующая на жалованье.
В этой стране неизменной – в России
ливни раскосы, как взгляды косые.
Стынут березы от века босые.
Стынут без туфелек и без лаптей,
стынут, продрогшие аж до костей.
Я ль их согрею, я ли утешу?
Галстучек алый на шейки повешу.
«Были, березы, – скажу, – недомерки,
стали отныне вы все пионерки.
Будьте ж готовы стоять на ветру
и предоставить себя – топору!»
3 октября 1971
* * *
Расплескалась любовь спозаранку
и по площади шастать пошла
под визгливые всхлипы тальянки
по-
рас-
сы-
па-
лась вдоль села...
А село затонуло в сугробах.
Лишь избенок кошачьи глаза
пе-
ре-
марги-
вают-
ся робко,
будто крестятся на образа.
25 октября 1971
МАРТ
О как пронзительно и звонко
мне дышит в душу месяц март!
Какою вязью зыбкой, тонкой
мой поэтический азарт
прослеживает он, свирепо
весенний совершая бег
сквозь городишки и деревни,
где жизнь с ее красою древней –
последний
снег.
5 марта 1972
К ДИОНИСИЮ
Душа не столько ноет, сколь горит.
И нету ей успокоенья.
О Дионисий Ареопагит,
приди и облегчи мои мученья.
Ты в мудрость, точно в ризу, облачен.
Тебе покорствуют словес сословья.
Приди... Уже давно готов отчет
из празднословия и суесловья.
Так заголяться, как умеем мы
в святой Руси, – на свете не умеют.
Из сатанинской смрадно-сладкой тьмы
шлю повесть татя и злодея, –
что, от плода заветного вкусив,
стал изворотливее змия.
Внемли ж: перед тобою рецидив
божественной омонимии.
Она несет на сокровенный суд
свою презрительную тварность, –
сей ветхий, сей двусмысленный сосуд,
чье содержимое – коварность.
Точно Адам, перед тобою гол.
Исполнен ярости гигантской,
пускай испепелит меня глагол
твой, иудео-христианский:
за то, что жил я, как бы и не жил,
что предавал, не предавая;
и что трепещет – на пределе сил –
моя душа, душа живая;
за то, что горьким, суетным умом
презрел пути седые пилигримов...
За то, что осенен одним ярмом
с сей Византией, с этим Римом.
1974
ШПАГА ДЕМОНА
Ну что ж, рази. Я к встрече с ней готов.
Я ждал ее, мой царственный мучитель,
поэта неизменный повелитель,
виновник озарений и стихов.
Когда б ты только знал в какой минор
я ежедневно погружаю душу,
тогда б садистское бездействие нарушив,
давно бы ты исполнил приговор...
20 января 1978
* * *
...Блестит стерня, как баба после бани –
на пот похожи капельки воды.
Глядит сквозь дождичек приземистый крестьянин
на сжатые поля и чахлые сады.
Глядит по-ленински – на нем весь груз Союза
Советского – забот не занимать.
Глаголит: «Главное, чтоб в пузе и на пузе –
На остальное, Львович, наплевать!»
1972–1980
* * *
Следы псалмопевца Давида
на горьком библейском песке –
в галутной имперской тоске
я в сне иудейском увидел.
Приехал в Израиль. Не ропщу.
На пращуров дом не в обиде.
...Следов псалмопевца Давида
не видно. Но я – все ищу...
1992
____________
<...........>
<