.
Александр Шойхет

Дзот

     А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! И тишина в мире. Правильно! В мире должно быть тихо после 
моего смеха. Вот он догорает там, на шоссе. «Даятцу»? «Мицубиши»? «Пежо»? Какая разница? Какой красивый огонь! И внутри у него кто-то медленно обугливается. Мужчина? Девушка? Четверо веселых парней? Может быть. Мне все равно. Я - камень. Я - бетон. Я - сталь. Я - 
литой каркас. Я-а-х-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! О, как трясутся мои руки, нет - это уже не руки. Мои 
руки слились в стальной ствол, полированный, прекрасный ствол! Глаза - превосходная 
оптика! Тело - пахнущая машинным маслом станина! О, как я совершенен теперь, несокрушим, тверд. А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а.
     Наслаждение силой, жестокой, неумолимой, безнаказанной. Мои ноги вросли намертво в 
эту скалу, в эту неподатливую землю! Ибо теперь это моя земля! Моя! Да. Кто там еще? Кто 
это лезет по дальнему склону? Там... А-а-а, трое в бабьих платках? Крадутся. Озираются. В 
руках черные стволы. Жалкие человечьи ручонки сжимают маленькие черные палочки.
     Кто они? Арабы? Мусульмане? Христиане? Террористы? Пастухи? Все равно. А-ра-бы... Ар-ра-ра-аха-ха-ха-ха-ха-ха! Все! Готовы! Все трое. Вдребезги. Алая кровь на белых камнях. 
Вот они, на склоне. Три белые туши. Три безмолвные куклы. Минуту назад они были 
живы... И радовались тому, какие ониловкие, хитрые, неумолимые. Они - мстители, гроза 
округи, страх и ужас! - Какая тишина в горах... Жалкие мелкие человечки. Что они могли? 
Даже если бы заметили меня? МЕНЯ? Я сталь, я бетон, я литой каркас Мои руки, мой рот, мое горячее дыхание – стальные вороненые стволы. Мое тело - вращающийся механизм, мои 
глаза - разящая вдаль оптика! Мои ноги – вросший намертво в скалу бетон. И лоб - бетонный козырек. И кожа. И плечи, И спина. Бейте! Бейте мне в лоб, в грудь, в спину! Ножом, кулаком, ногами! Стальной гирей, ломом, саблей! Ну-у?! Пулями, гранатой, снарядом! Слабо? Не 
можете? Боитесь? - А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Тишина. Тишина в мире. Когда я смеюсь. Ибо теперь 
я умею громко и радостно смеяться. Да. Я неуязвим. Снаружи и внутри. Посмотрели бы они 
все на меня сейчас! Все эти подонки...

*    *    *

     ...Когда-то я был человеком. Маленьким таким человечком с нежными ручками и 
ножками. И имя еще носил... Мама называла... Андрюша, Андрюша... Как странно. И кожа 
была тоненькая-тоненькая. И носил такое смешное. Цветастое. Платьице? Штанишки? 
Трусики? Не помню уже... Котенок, пушистый, серый, подбегал, лизал щеку... Или щенок? 
И еще я любил цветы. У нас во дворе, в палисаднике росли... Много-много.

     Все и началось с цветов. Там на клумбе рос один. Красивый, красный. Кажется, мак... И я протянул ручонку, чтобы сорвать... И сорвал. Они заорали на меня со всех сторон, набежали, большие-большие... А один, сын дворника... Кажется, Ваня? Вася? Петя?.. Швырнул меня на землю. Я закричал, а они стали меня бить... Я катался по жесткой земле, а они, эти ребята, 
били... А я кричал взрослым, что были рядом, на помощь звал... Но они только смеялись, 
громко так... Ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а!.. Смеялись и вопили - Ж-ж-жи-и-д! Ж-ж-и-и-ид! И в 
ушах, голове, перед глазами поплыло... Жи-и-ид... Ж-ж-и-и-д-д... Ж-ж-ж-и-и-и...
     Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! Как трясутся р-р-ру-к-к-к-и-и-. В-о-от та-а-ак-так-так-так-так! Готов! Еще одна горит! Как красиво. Как тот яркоалый мак. «Субару»? «Форд»? «Фиат»? Кто 
там сейчас корчится? Араб? Американец? Грек? Француз? Наплевать! Ха-ха-ха-ха-ха! Мне все равно. Жалость? Гуманизм? Сострадание? Чушь! Где оно в мире? Где оно в этих мягких, 
лживых, гадких людишках? Нет. Ни в них, ни в их громогласных декларациях. Ни в их тупых жестоких маханизмах. И я уни-что-жа-ю их. Да-да. Уничто-жа-ю! Чтобы была в мире 
тишина, эти безмолвные горы, покрытые ковром цветов. И орлы, парящие в небе.

*    *    *

     ...Когда это все началось со мной? Отвердение? Бетонирование? Осталивание? Давно... 
Но не после того, первого избиения. Нет, меня отвезли в больницу, и дядя в белом 
внимательно слушал холодной трубкой, щупал мое мягкое тельце (я запомнил это ощущение своего мягкого тела, где каждое касание - боль), и спрашивал? «Здесь болит? А здесь?» - 
кто-то из родных (какое странное слово!), мама или бабушка, все говорила тому в белом -
«Доктор, а что это у него на спинке? Такие желтые полосы? Я трогала, а он не чувствует! 
Что это, доктор?! - ...Да, я помню. На спине. Полоса, как мозоль на пятке.

     Что он мог понять, этот доктор? Он прописал пилюли! Мне! Ха-ха-ха-ха-ха-а-а! Идиот. 
Разве есть в мире лекарство от ненависти? Н-но тогда я еще не был че-ло-век. Мозоль на 
спине, поду маешь!
     Я ведь тогда еще мог волноваться, переживать, плакать, Да-да, я даже влюблялся! 
Помню... У нее... Как ее звали? У нее были длинные, мягкие, золотые-золотые... И синие, 
нет - зеленые... И когда ветер резко вздымал ее платье... Я обо-ж-а-а-ал смотреть. Да-да, 
просто смотреть! Мне хотелось только смотреть на нее. Я знал - Она не просто... Она 
бо-ги-ня! Как же Ее звали?.. И вот однажды, когда я провожал Ее, свою Богиню. В густом, заросшем кустами парке. Они напали на Нее. И я вцепился в мерзкую харю одного из этих. 
Но я же был мя-я-я-гким. Как мышь. И не умел ни-че-го. Они били меня. Зверски. С 
присвистом. С удалью мо-ло-дец-кой. Потом привязали. К березке. Голова кружилась. 
Тошнило. А Ее, мою Бо-ги-ню. Закатали Ей платье на голову. И по о-че-ре-ди. Я увидел 
тогда, как без-за-щи-тно женское тело. Оно содрогалось в дьявольском ритме. Она кричала 
что-то. А они хохотали! Потом поставили ее на колени. И снова... И это продолжалось год.. 
А может, два? Не помню. Потом они отвязали меня. И ее подняли, чтобы мы видели друг 
друга. - Смотри, яврейчик! - сказали они. - Вот как надо е-ть белых женщин. Тебе хорошо,
су-чен-ка? - И встряхнули ее. Она... открыла свои синие, нет, зеленые... Увидела меня и... 
Безумно захохотала! Как они. Как будто заразилась от них. Болезнью дикого смеха...

     - Р-р-ра-а-ха-ха-ха-ха-а! Опять? Куда же ты прешь, идиот? Пастух! Вот тебе! Смерть! Сме-е-е-ер-р-р-р... И твоим козам. Как я его срезал! Этого глупого козла! Он прыгал, думая спастись. От меня не спасе-е-шься-я-я! Р-размазал по камням. Да-да! В этом есть поэзия. 
Поэзия беспощадной силы. Только я. Я. Я! И тишина окрестных гор... Как тут хорошо, когда 
нет всех этих. Двуногих, мягких и вонючих. Да. Бог создал прекрасный мир! Только зачем 
Он населил его этими? Но ведь я тоже был. Был одним из них. Бр-р-р-р... Как хорошо, что 
я

превратился в бетон. Врос в скалу. Это моя земля. И никого больше. Не потерплю здесь. 
Я камень. Я - бог этих гор...

***

...Да. После того, как распяли мою Богиню, я внезапно почувствовал бес-чув-ствие! Когда 
шел по улице. Через неделю, после... Меня толкали. Локтями. Наступали на ноги. Пихали кулаками в спцну. В толпе. Я сначала не поверил. Зашел за угол дома. Там была кирпичная 
стена. Пахло мочой. На серой штукатурке углем нарисована голая баба. Написаны мерзости. 
Я ударил в стену изо всех сил. Думал - кулак расколется. Но треснула штукатурка, а руке 
ничего! Потом, дома я разделся и всего себя ощупал. В зеркало тоже. Со стороны почти незаметно. Так, кожа задубела. Пожелтела. Как на пятках. Зато я мог теперь держать огонь в 
руке! И ничего! Не больно. Только внутри еще отзывалось. Временами. Когда умер наш 
старый кот. Когда смертельно болела ма-ма... Или тетя? Да. Внутри еще было мягко...

- Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а!.. Испугались, идиоты?! Повеселить захотелось? На пикничок? 
С женами, с детишками? Ха-ха-ха-ха! Н-е-е-ет! Бегут. Сыплют вниз по склону. Вот так. 
Быстрей! Быстрей! В автобус! Ха-ха-ха-ха! Споткнулся? Опоздал? Готов! Волокут. Под руки. 
Кто он? Кто? Турист? Англичанин? Русский? Турок? На-пле-ва-а-а-ать! - Удрали. И опять тишина. Вонючий дым рассеялся. Только белые камни. Синее небо. И парящие высоко орлы...

***

...Когда кончилась боль в сердце? Я не знаю. Это было. В армии. Я отказался чистить сапоги одной мрази. Красномордый блондин со студенистыми дырками вместо глаз. Они подняли 
меня ночью с койки. Он и его дружки - «старички». И начали бить. Кулаками. Сапожищами. 
Я сопротивлялся, как мог. И тогда один. Гуцу. Молдаванин. Схватил табуретку, и ударил изо 
всех сил. И перед глазами моими вспыхнул огонь, что-то хрустнуло внутри. Я, помню, лежал 
на ледяном полу и все плыло. И наплывали откуда-то сверху их голоса - Усе.. Вбыл.. Чи шо?...Гуцу Ты... Мудило... Санчасть...Тай сдох...В сугроб.. .Скынем. ..И я увидел отчетливо. 
Свое сердце. Такой сжавшийся кровавый комочек. Оно лежало в пыли под солдатской 
койкой. И я медленно встал. В груди было пусто. И холод. Как будто кусок льда внутри, и я 
пошел на них. Мне не было страшно, я ведь ничего не чувствовал. Я догонял и бил их по 
очереди. Всех. Последним был Гуцу. Я разбил ему голову ножкой табуретки...

     Ха-ха-ха-ха-ха! Как содрогается мое тело-каркас! Р-р-у-к-и-и с-с-тволы-ы-ы-ы... так-так-так-так! Куда прете на своей чертовой машине? Па-а-тр-у-уль, чер-р-т бы вас 
взя-я-я-л! Здесь я хозяин! Я! Кчер-р-р-тям! А-а-а-а? Израильтяне? Братья? Доблестная ца-а-а-ава?! Все равно! Мне наплевать. Это моя земля. Никому. Мо-о-о-о-е! Развернулись. 
Бегут. Правильно. Катитесь!

     Я напугал их. Этих израильтян. Моих братьев. Ведь еще недавно я жил среди них. Я 
обязан им, моим братьям. Кто-то сказал давным-давно. Что эти смуглые – исчезнувшие десять колен. Братья наши. Ха-ха-ха-ха! Братья! Смех. Да-да, смех. СМЕХ. Это было то, чего мне не хватало. И они научили меня. Этому беззаботному страшному смеху, У меня было все - ороговевшая от побоев шкура, поломанные, обросшие ржавым железом кости, отбитые внутренности. И пустота в груди. Но не было главного. Умения деревянно хохотать в лицо 
всему миру.

     Да-да. Была мрачная извечная печаль. Над которой потешались они. Я умел не страшиться зверских побоев. Я научился сам бить в лицо. Ну, а эти дали мне беспощадный СМЕХ. А как было? А очень просто. Когда я прилетел сюда. И этот новый мир обрушился на всех нас. 
Мягких, калечных, искореженных людишек оттуда. Все вокруг стонали, плакали, жаловались. 
Их, наверное, мало там били. И они не ороговели. А я-то был готов. Как бараний рог. Только смеяться не умел.А эти. Белозубые. Сабры. Хохотали над моей готовностью хватать любую 
работу - За тысячу двести пойдешь, Андрэ? - Давай! - А за тысячу? - Пойду! - А за четыре в 
час, на стройку, бетон вручную, пойдешь? - Кен! Ата мешуга?! - И хохотать, оскалив белые 
клыки! А я в ответ - Ха-ха-ха-ха! В точь, как они. И замолкали. Пугались.

      А я хохочу, и в глаза им, прямо так, ну, давай же, борзей, балабайт! Унизить меня вздумал, трудом испугать? Не-е-т? Слабо вам. Супротив тех, прежних. Ведь я весь окостенел. Как 
череп олегова коня! И греб. Греб. ГРЕБ! Окаянные шекели. Я хотела одного. Участок земли. Землицы участочек. Чтобы домик на нем. Небольшой такой. Под красной черепицей, красной, 
как кремлевская звезда, как к-к-р-овь! А вокруг домика - цветник. Много-много цветов...

     Но однажды. Во время какой-то экскурсии. Я ушел далеко от автобуса. Поднялся на гору. 
И увидел старые развалины. Укрепления минувших войн? А внизу, вокруг, везде дома, дома, 
дома... Арабские деревни. Как клешни краба, И я подумал. Вот, нагребу за десять лет. За руки 
мои золотые, за нервы, за кр-р-овь. И позволят мне домик. Банк позволит. А ночью придут 
эти, В платках. И будут резать. Жену, дочку распнут на камнях. Как мою Богиню... А у меня нет живых мест! Я же весь, как ноготь! Нечему отмирать. Эта мысль показалась ужасно смешной, 
и я, захохотав, как двинутый, закричал: - Господи! Сделай меня хозяином в собственном доме! Преврати меня в ДЗОТ! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!

     И вот. Руки мои, дыхание, горло, легкие – стальные стволы. Глаза - совершенная оптика. 
Тело - станина. Голова, спина, кожа - бетон. Ноги - в камень вросли навек! И с тех пор. Я 
смеюсь. Когда нарушают мой покой. Я - хозяин этой земли...

     Но что это там? В небе? Какие-то странные птицы... И крылья, как винты. Грохот, рев. 
Все ближе. Ниже! Что это? Нехорошо как. Я чувствую. Нехорошо. Птицы, сверкающие сталью. Чем-то похожи на меня. Вот нацелила глаза... Но страха нет. Я смеюсь - Аха-ха-ха-ха! 
А-а-а-ах!... Какая странная боль... В моем теле.. .разве бетон может ощущать? тела больше 
нет. Только изорванные металлические клочья. Гудят. Плавятся, Как непривычная боль. Нет 
моих глаз. Нет рук-стволов. И дым вокруг. Ни-че-го. Только под разбитым моим черепом-козырьком... Что-то шевелится. Мысль... Одна. Единственная. Я не могу кричать. 
И только руки мои. Изорванные клочья стали. Тянутся к небу... Господи! Не забудь... Я был когда-то ребенком.
     ...И очень любил ЦВЕТЫ... 

==============================
===============

<..........................................>

_____________________________________________________________________________________________