.
Александр Шойхет
Дзот
А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! И тишина в мире.
Правильно! В мире должно быть тихо после
моего смеха. Вот он догорает там, на шоссе. «Даятцу»? «Мицубиши»? «Пежо»?
Какая разница? Какой красивый огонь! И внутри у него кто-то медленно обугливается.
Мужчина? Девушка? Четверо веселых парней? Может быть. Мне все равно. Я
- камень. Я - бетон. Я - сталь. Я -
литой каркас. Я-а-х-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! О, как трясутся мои руки,
нет - это уже не руки. Мои
руки слились в стальной ствол, полированный, прекрасный ствол! Глаза
- превосходная
оптика! Тело - пахнущая машинным маслом станина! О, как я совершенен
теперь, несокрушим, тверд. А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а.
Наслаждение силой, жестокой, неумолимой, безнаказанной.
Мои ноги вросли намертво в
эту скалу, в эту неподатливую землю! Ибо теперь это моя земля! Моя!
Да. Кто там еще? Кто
это лезет по дальнему склону? Там... А-а-а, трое в бабьих платках?
Крадутся. Озираются. В
руках черные стволы. Жалкие человечьи ручонки сжимают маленькие черные
палочки.
Кто они? Арабы? Мусульмане? Христиане? Террористы?
Пастухи? Все равно. А-ра-бы... Ар-ра-ра-аха-ха-ха-ха-ха-ха! Все! Готовы!
Все трое. Вдребезги. Алая кровь на белых камнях.
Вот они, на склоне. Три белые туши. Три безмолвные куклы. Минуту назад
они были
живы... И радовались тому, какие ониловкие, хитрые, неумолимые. Они
- мстители, гроза
округи, страх и ужас! - Какая тишина в горах... Жалкие мелкие человечки.
Что они могли?
Даже если бы заметили меня? МЕНЯ? Я сталь, я бетон, я литой каркас
Мои руки, мой рот, мое горячее дыхание – стальные вороненые стволы. Мое
тело - вращающийся механизм, мои
глаза - разящая вдаль оптика! Мои ноги – вросший намертво в скалу бетон.
И лоб - бетонный козырек. И кожа. И плечи, И спина. Бейте! Бейте мне в
лоб, в грудь, в спину! Ножом, кулаком, ногами! Стальной гирей, ломом, саблей!
Ну-у?! Пулями, гранатой, снарядом! Слабо? Не
можете? Боитесь? - А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Тишина. Тишина в мире. Когда
я смеюсь. Ибо теперь
я умею громко и радостно смеяться. Да. Я неуязвим. Снаружи и внутри.
Посмотрели бы они
все на меня сейчас! Все эти подонки...
* * *
...Когда-то я был человеком. Маленьким таким
человечком с нежными ручками и
ножками. И имя еще носил... Мама называла... Андрюша, Андрюша... Как
странно. И кожа
была тоненькая-тоненькая. И носил такое смешное. Цветастое. Платьице?
Штанишки?
Трусики? Не помню уже... Котенок, пушистый, серый, подбегал, лизал
щеку... Или щенок?
И еще я любил цветы. У нас во дворе, в палисаднике росли... Много-много.
Все и началось с цветов. Там на клумбе рос
один. Красивый, красный. Кажется, мак... И я протянул ручонку, чтобы сорвать...
И сорвал. Они заорали на меня со всех сторон, набежали, большие-большие...
А один, сын дворника... Кажется, Ваня? Вася? Петя?.. Швырнул меня на землю.
Я закричал, а они стали меня бить... Я катался по жесткой земле, а они,
эти ребята,
били... А я кричал взрослым, что были рядом, на помощь звал... Но они
только смеялись,
громко так... Ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а!.. Смеялись и вопили - Ж-ж-жи-и-д!
Ж-ж-и-и-ид! И в
ушах, голове, перед глазами поплыло... Жи-и-ид... Ж-ж-и-и-д-д... Ж-ж-ж-и-и-и...
Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! Как трясутся р-р-ру-к-к-к-и-и-.
В-о-от та-а-ак-так-так-так-так! Готов! Еще одна горит! Как красиво. Как
тот яркоалый мак. «Субару»? «Форд»? «Фиат»? Кто
там сейчас корчится? Араб? Американец? Грек? Француз? Наплевать! Ха-ха-ха-ха-ха!
Мне все равно. Жалость? Гуманизм? Сострадание? Чушь! Где оно в мире? Где
оно в этих мягких,
лживых, гадких людишках? Нет. Ни в них, ни в их громогласных декларациях.
Ни в их тупых жестоких маханизмах. И я уни-что-жа-ю их. Да-да. Уничто-жа-ю!
Чтобы была в мире
тишина, эти безмолвные горы, покрытые ковром цветов. И орлы, парящие
в небе.
* * *
...Когда это все началось со мной? Отвердение?
Бетонирование? Осталивание? Давно...
Но не после того, первого избиения. Нет, меня отвезли в больницу, и
дядя в белом
внимательно слушал холодной трубкой, щупал мое мягкое тельце (я запомнил
это ощущение своего мягкого тела, где каждое касание - боль), и спрашивал?
«Здесь болит? А здесь?» -
кто-то из родных (какое странное слово!), мама или бабушка, все говорила
тому в белом -
«Доктор, а что это у него на спинке? Такие желтые полосы? Я трогала,
а он не чувствует!
Что это, доктор?! - ...Да, я помню. На спине. Полоса, как мозоль на
пятке.
Что он мог понять, этот доктор? Он прописал
пилюли! Мне! Ха-ха-ха-ха-ха-а-а! Идиот.
Разве есть в мире лекарство от ненависти? Н-но тогда я еще не был че-ло-век.
Мозоль на
спине, поду маешь!
Я ведь тогда еще мог волноваться, переживать,
плакать, Да-да, я даже влюблялся!
Помню... У нее... Как ее звали? У нее были длинные, мягкие, золотые-золотые...
И синие,
нет - зеленые... И когда ветер резко вздымал ее платье... Я обо-ж-а-а-ал
смотреть. Да-да,
просто смотреть! Мне хотелось только смотреть на нее. Я знал - Она
не просто... Она
бо-ги-ня! Как же Ее звали?.. И вот однажды, когда я провожал Ее, свою
Богиню. В густом, заросшем кустами парке. Они напали на Нее. И я вцепился
в мерзкую харю одного из этих.
Но я же был мя-я-я-гким. Как мышь. И не умел ни-че-го. Они били меня.
Зверски. С
присвистом. С удалью мо-ло-дец-кой. Потом привязали. К березке. Голова
кружилась.
Тошнило. А Ее, мою Бо-ги-ню. Закатали Ей платье на голову. И по о-че-ре-ди.
Я увидел
тогда, как без-за-щи-тно женское тело. Оно содрогалось в дьявольском
ритме. Она кричала
что-то. А они хохотали! Потом поставили ее на колени. И снова... И
это продолжалось год..
А может, два? Не помню. Потом они отвязали меня. И ее подняли, чтобы
мы видели друг
друга. - Смотри, яврейчик! - сказали они. - Вот как надо е-ть белых
женщин. Тебе хорошо,
су-чен-ка? - И встряхнули ее. Она... открыла свои синие, нет, зеленые...
Увидела меня и...
Безумно захохотала! Как они. Как будто заразилась от них. Болезнью
дикого смеха...
- Р-р-ра-а-ха-ха-ха-ха-а! Опять? Куда же ты
прешь, идиот? Пастух! Вот тебе! Смерть! Сме-е-е-ер-р-р-р... И твоим козам.
Как я его срезал! Этого глупого козла! Он прыгал, думая спастись. От меня
не спасе-е-шься-я-я! Р-размазал по камням. Да-да! В этом есть поэзия.
Поэзия беспощадной силы. Только я. Я. Я! И тишина окрестных гор...
Как тут хорошо, когда
нет всех этих. Двуногих, мягких и вонючих. Да. Бог создал прекрасный
мир! Только зачем
Он населил его этими? Но ведь я тоже был. Был одним из них. Бр-р-р-р...
Как хорошо, что
я
превратился в бетон. Врос в скалу. Это моя земля. И никого больше.
Не потерплю здесь.
Я камень. Я - бог этих гор...
***
...Да. После того, как распяли мою Богиню, я внезапно почувствовал бес-чув-ствие!
Когда
шел по улице. Через неделю, после... Меня толкали. Локтями. Наступали
на ноги. Пихали кулаками в спцну. В толпе. Я сначала не поверил. Зашел
за угол дома. Там была кирпичная
стена. Пахло мочой. На серой штукатурке углем нарисована голая баба.
Написаны мерзости.
Я ударил в стену изо всех сил. Думал - кулак расколется. Но треснула
штукатурка, а руке
ничего! Потом, дома я разделся и всего себя ощупал. В зеркало тоже.
Со стороны почти незаметно. Так, кожа задубела. Пожелтела. Как на пятках.
Зато я мог теперь держать огонь в
руке! И ничего! Не больно. Только внутри еще отзывалось. Временами.
Когда умер наш
старый кот. Когда смертельно болела ма-ма... Или тетя? Да. Внутри еще
было мягко...
- Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а!.. Испугались, идиоты?! Повеселить захотелось?
На пикничок?
С женами, с детишками? Ха-ха-ха-ха! Н-е-е-ет! Бегут. Сыплют вниз по
склону. Вот так.
Быстрей! Быстрей! В автобус! Ха-ха-ха-ха! Споткнулся? Опоздал? Готов!
Волокут. Под руки.
Кто он? Кто? Турист? Англичанин? Русский? Турок? На-пле-ва-а-а-ать!
- Удрали. И опять тишина. Вонючий дым рассеялся. Только белые камни. Синее
небо. И парящие высоко орлы...
***
...Когда кончилась боль в сердце? Я не знаю. Это было. В армии. Я отказался
чистить сапоги одной мрази. Красномордый блондин со студенистыми дырками
вместо глаз. Они подняли
меня ночью с койки. Он и его дружки - «старички». И начали бить. Кулаками.
Сапожищами.
Я сопротивлялся, как мог. И тогда один. Гуцу. Молдаванин. Схватил табуретку,
и ударил изо
всех сил. И перед глазами моими вспыхнул огонь, что-то хрустнуло внутри.
Я, помню, лежал
на ледяном полу и все плыло. И наплывали откуда-то сверху их голоса
- Усе.. Вбыл.. Чи шо?...Гуцу Ты... Мудило... Санчасть...Тай сдох...В сугроб..
.Скынем. ..И я увидел отчетливо.
Свое сердце. Такой сжавшийся кровавый комочек. Оно лежало в пыли под
солдатской
койкой. И я медленно встал. В груди было пусто. И холод. Как будто
кусок льда внутри, и я
пошел на них. Мне не было страшно, я ведь ничего не чувствовал. Я догонял
и бил их по
очереди. Всех. Последним был Гуцу. Я разбил ему голову ножкой табуретки...
Ха-ха-ха-ха-ха! Как содрогается мое тело-каркас!
Р-р-у-к-и-и с-с-тволы-ы-ы-ы... так-так-так-так! Куда прете на своей чертовой
машине? Па-а-тр-у-уль, чер-р-т бы вас
взя-я-я-л! Здесь я хозяин! Я! Кчер-р-р-тям! А-а-а-а? Израильтяне? Братья?
Доблестная ца-а-а-ава?! Все равно! Мне наплевать. Это моя земля. Никому.
Мо-о-о-о-е! Развернулись.
Бегут. Правильно. Катитесь!
Я напугал их. Этих израильтян. Моих братьев.
Ведь еще недавно я жил среди них. Я
обязан им, моим братьям. Кто-то сказал давным-давно. Что эти смуглые
– исчезнувшие десять колен. Братья наши. Ха-ха-ха-ха! Братья! Смех. Да-да,
смех. СМЕХ. Это было то, чего мне не хватало. И они научили меня. Этому
беззаботному страшному смеху, У меня было все - ороговевшая от побоев шкура,
поломанные, обросшие ржавым железом кости, отбитые внутренности. И пустота
в груди. Но не было главного. Умения деревянно хохотать в лицо
всему миру.
Да-да. Была мрачная извечная печаль. Над которой
потешались они. Я умел не страшиться зверских побоев. Я научился сам бить
в лицо. Ну, а эти дали мне беспощадный СМЕХ. А как было? А очень просто.
Когда я прилетел сюда. И этот новый мир обрушился на всех нас.
Мягких, калечных, искореженных людишек оттуда. Все вокруг стонали,
плакали, жаловались.
Их, наверное, мало там били. И они не ороговели. А я-то был готов.
Как бараний рог. Только смеяться не умел.А эти. Белозубые. Сабры. Хохотали
над моей готовностью хватать любую
работу - За тысячу двести пойдешь, Андрэ? - Давай! - А за тысячу? -
Пойду! - А за четыре в
час, на стройку, бетон вручную, пойдешь? - Кен! Ата мешуга?! - И хохотать,
оскалив белые
клыки! А я в ответ - Ха-ха-ха-ха! В точь, как они. И замолкали. Пугались.
А я хохочу, и в глаза им, прямо так,
ну, давай же, борзей, балабайт! Унизить меня вздумал, трудом испугать?
Не-е-т? Слабо вам. Супротив тех, прежних. Ведь я весь окостенел. Как
череп олегова коня! И греб. Греб. ГРЕБ! Окаянные шекели. Я хотела одного.
Участок земли. Землицы участочек. Чтобы домик на нем. Небольшой такой.
Под красной черепицей, красной,
как кремлевская звезда, как к-к-р-овь! А вокруг домика - цветник. Много-много
цветов...
Но однажды. Во время какой-то экскурсии. Я
ушел далеко от автобуса. Поднялся на гору.
И увидел старые развалины. Укрепления минувших войн? А внизу, вокруг,
везде дома, дома,
дома... Арабские деревни. Как клешни краба, И я подумал. Вот, нагребу
за десять лет. За руки
мои золотые, за нервы, за кр-р-овь. И позволят мне домик. Банк позволит.
А ночью придут
эти, В платках. И будут резать. Жену, дочку распнут на камнях. Как
мою Богиню... А у меня нет живых мест! Я же весь, как ноготь! Нечему отмирать.
Эта мысль показалась ужасно смешной,
и я, захохотав, как двинутый, закричал: - Господи! Сделай меня хозяином
в собственном доме! Преврати меня в ДЗОТ! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
И вот. Руки мои, дыхание, горло, легкие – стальные
стволы. Глаза - совершенная оптика.
Тело - станина. Голова, спина, кожа - бетон. Ноги - в камень вросли
навек! И с тех пор. Я
смеюсь. Когда нарушают мой покой. Я - хозяин этой земли...
Но что это там? В небе? Какие-то странные птицы...
И крылья, как винты. Грохот, рев.
Все ближе. Ниже! Что это? Нехорошо как. Я чувствую. Нехорошо. Птицы,
сверкающие сталью. Чем-то похожи на меня. Вот нацелила глаза... Но страха
нет. Я смеюсь - Аха-ха-ха-ха!
А-а-а-ах!... Какая странная боль... В моем теле.. .разве бетон может
ощущать? тела больше
нет. Только изорванные металлические клочья. Гудят. Плавятся, Как непривычная
боль. Нет
моих глаз. Нет рук-стволов. И дым вокруг. Ни-че-го. Только под разбитым
моим черепом-козырьком... Что-то шевелится. Мысль... Одна. Единственная.
Я не могу кричать.
И только руки мои. Изорванные клочья стали. Тянутся к небу... Господи!
Не забудь... Я был когда-то ребенком.
...И очень любил ЦВЕТЫ...
==============================
===============