.
Цитаты
Некий Циммерман, автор известной в XIX веке
«Географической истории человечества», наблюдая разительное совпадение
некоторых обрядов и обычаев у разных народов, в далеких друг от друга странах,
знаменито объяснил подобное явление. Его комментарий стал своеобразной
программой для некоторых историков XX века, правда, изъяснявшихся с читателями
менее строго. Циммерман писал просто и ясно: «Если две светлые головы могут
каждая сама по себе напасть на хорошее изобретение или открытие, то еще
более вероятно, принимая во внимание гораздо большее число глупцов и тупых
голов, что и какие-нибудь сходные глупости могли быть введены в двух далеких
одна от другой странах».
Мне больше по душе объяснение этого явления,
данное мыслящим знатоком истории культуры Э. Тейлором:
«Когда какой-нибудь обычай, навык или мнение достаточно широко распространены,
то действие на них всякого рода изменяющихся явлений долго может оказаться
столь слабым, что они продолжают переходить из поколения в поколение. Мы
имеем здесь дело с устойчивостью культуры. Известная идея, смысл которой
исчез уже много веков тому назад, продолжает существовать только потому,
что она существовала» (1).
Думается, что мы можем по праву отнести слова
Э. Тейлора и к традиции захоронения с металлической чашей и бусами, начавшейся
в Шумере и продолжавшейся в Средней Азии (Иссык, V век до н. э.) и на Алтае
до «официально» тюркского времени.
Знаменателен вывод, сделанный Потаниным в
книге, посвященной проблемам взаимодействия культур Азии и Европы. По его
мнению, усвоения «решительных моментов культуры» возможно было «только
тогда, когда оба народа жили одной духовной жизнью, имели один культ, одни
обряды; тогда было не заимствование одним племенем у другого, а взаимодействие,
сотворчество» (2).
При кратковременной случайной встрече двух
народов в истории можно заимствовать многое - предметы быта и название
этих вещей, музыкальные инструменты, форму одежды и сосудов, даже эпические
сюжеты, но что касается такой сокровенной, интимнейшей части духовной жизни
племени, как погребальный обряд, заимствовать механически, кажется по всему,
невозможно.
Могила - четкая печать религии. Погребальный
обряд н его знаковая формула переходит от одного народа к другому лишь
вместе с верой, т. е. формой сознания.
Древние были ближе к поэзии природы. Они не
стыдились учиться у сусликов и хомяков правилам жизни и смерти. Они рыли
норы, их первые катакомбы напоминали архитектуру хомячьих нор. Люди засыпали
не навечно. Через какое-нибудь время, может, в следующих поколениях, снова
взойдет их солнце. И они выйдут из подземелий в дневной мир, чтобы продолжить
земное существование.
Пройдут тысячелетия. Формализуется первая
наивная вера - тенгрианство.
Последующие религии учтут опыт несбывшихся
надежд тенгрианцев и предложат свои варианты бессмертия, которые труднее
проверить эмпирически - а) на небе, перевоплощаясь в дух, б) на земле,
но перевоплощаясь в другие формы живой материи. Все эти веры возникли,
как бессильный протест, несогласие с печальным знанием - жизнь вечна, но
формы жизни - смертны.
Индоиранцы ревизуют тему буквального воскрешения
в идею перевоплощения в иные земные формы. Формула: царь-солнце, осыпанный
звездами, натурализуется удивительно - труп осыпан горячими углями, натуральным
огнем. Логическим завершением развития этой идеи стала кремация. И сосуду
нашли применение. Пепел дымящийся погребался в кувшине.
Напуганные зрелищем индоиранской погребальной
церемонии арабы отразили его в сказочной метафоре: дым-джин, заключенный
в кувшине.
Христианство, как более позднее учение, использует
и продолжающуюся в Европе традицию тенгрианства и новую религию души. У
них правом буквального воскрешения пользуется только бог, детям земли предложена
небесная альтернатива.
Почти через тысячелетие оформившееся мусульманство
похоронило остатки идеи тенгрианства. Никто, даже бог, не воскрешает, ибо,
как сказано, бог бессмертен. И соответственно, меняются формулы погребальных
обрядов. И только тюрки и монголы продолжают нести сквозь мечи новых воинствующих
религий первую наивную мечту младенческого человечества, святую веру в
плотское воскрешение.
И одевая покойника в блестящие одежды, и вручая
металлический сосуд, они засыпали склеп уже просто круглыми булыжниками
(звезды), воздвигали курган устанавливали на нем изваяние богини воскрешения
и всекали ей в руки точную копию той посудины, и лили на свежую землю кумыс»
и молились: «Славный! Если ты родишься, то родись снова на нашей земле»
(3).
Удивительна память человечества!..
Сто лет прожила старушка. Последние годы копила
монеты. Тихо, без мучении, угасла. И пока несли до машины, бросали горстями
на тело монеты. И всю дорогу до кладбища. И последние звенящие пригоршни
падали в могилу вместе с первыми лопатами сухой февральской земли... (Алма-Ата,
Казахская ССР, 1971 год после рождества Христова, 6000 лет тенгрианства).
Удивительны формы развития смысла!
а) Смысл осыпания бусами и металлическими
предметами знатных покойников с потерей письменного знака, из буквалистского,
описательного развивается в поэтический, в соответствии с философией тенгрианства.
Человеку таким образом желают возрождения.
б) Ритуал переносится на живых - осыпая новобрачных
серебряными монетами или любыми другими мелкими дорогими предметами, тюрки
желают им произвести новую жизнь и самим жить вечно. Желают? Точнее желали.
Ибо обряд этот сохранился лишь внешне. Содержание его исполнителям уже
давно не известно. А название «шашу» не выражает истории обычая, он только
описывает действие. Шашу - сыпать, осыпать.
в) И в погребальном обряде смысл утрачен,
остается традиция. Участники церемонии бросают в могилу монеты (как христиане
- горсти земли. Изменился материал «звезд», уцелел лишь жест).
Удивительно живуч термин культа!
Придя в Азию тюрки передали культ бога-неба
тенгip монголам. Их древнейшее культурное взаимодействие отразилось в языках.
Пласты общей лексики и сходства некоторых грамматических моментов позволяет
лингвистам считать монгольские и тюркские языки генетически родственными,
восходящими к одному общему источнику - алтайскому праязыку. Миф, порожденный
методом индоевропейского языкознания. Хотя даже этим методом можно было
отличить заимствование от родства.
...Позже всех расстались с тенгри кипчакские
племена. Как за спасительную нить, связывающую их с великим прошлым, держались
они за Имя. По нити этой били мечи мусульманских, буддийских и христианских
миссионеров.
В XIII веке монголы разгромили кипчаков. Часть
из них оказалась в Венгрии. К XX веку они забыли язык, имя свое, приняли
христианство, но что-то держало их вместе, хотя мало их осталось. И когда,
выходя из христианской церкви к Карцаге, они садились в круг начинать нехристианскую
молитву, люди, окружив, смеялись их словам: Тенгри, Тенгри, амен! Тенгри,
Тенгри, амен!
Люди хохотали до упаду. Им казалось уморительным,
что скуластые эти старики, так сурово и преданно молятся кукурузе. (Кукуруза
по-венгерски - тенгери).
Из всего родного кипчакского языка старики
эти запомнили только одно - Имя. Не относящееся к основному фонду. Рассказал
старый тюрколог Ю. Немет.
Примечания:
1. Тейлор Э. Первобытная культура. М., 1950, стр.
43.
2. Потанин Г. Восточные мотивы в западноевропейском
эпосе.
СПб. 1899, стр. 791.
3. О. Иакинф (Бичурин). История первых четырех
ханов из дома Чингисова.
СПб. 1829, стр. 176.
<.....................................>
______________________________________________________________________________________
|