.
Сны Испании
_________________________

3. Родословная. 

     Барселона. Устраиваемся в гостинице «Риальто» в готическом Старом квартале на улице Ферран, рядом со знаменитой Королевской площадью - Пласа де Реал. Первый выход - на площадь. Первые ласточки Гауди - фонари необычных форм, фонтан трех граций, интимность достаточно большого пространства благодаря окружающим его пальмам и одинаково желтого цвета домам с кованными решетками балконов. Однако в интимность эту вносят весьма ощутимую тревогу ошивающиеся по площади бомжи, которые поздней ночью укладываются 
спать прямо под ногами туристов, наркоманы, проститутки - малолетки и вовсе потасканные старухи, мужики-попрошайки, сладко улыбающиеся в сумраке выходных пассажей. Все они 
наглы и агрессивны, мгновенно переходят от жалоб к оскорблениям, толкаются. Только оторвешься от них, влипаешь в ораву орущих темнокожих музыкантов в диковинных одеяниях, 
то ли цыган, то ли индейцев, как-то непрофессионально рвущих струны в ритме то ли румбы 
то ли пасадобле, на которых, как бабочки на огонь, во множестве слетаются японцы с фотоаппаратами. Мгновенно улица забивается толпой зевак, пока не появляется полицейская машина. Совсем ошеломленный, упираешься в одну из дверей Большого королевского дворца, вздрагивая при виде рельефов святого Георгия, убивающего змия, и обросшего волосами, что 
твой Эсав, мужика, забивающего дракона дубиной - древнего властителя Каталонии графа 
Гифре эль Пилос (Вильфрида Волосатого). В каталонской мифологии граф этот имел в 
основном дело с драконами, которых гады-сарацины завезли из Африки на предмет 
истребления христиан. Ну прямо как в песне Высоцкого «В королевстве, где все тихо и 
складно, где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, появился страшный зверь агромадный, то ли буйвол, то ли бык, то ли тур». Одним словом, как в песне поется, драл он овец, потом женщин, потом рыцарей, и не стрелка-алкоголика, а специального охотника на драконов вызвали. 
Ничего не помогало, даже массивная кавалерийская атака, пока сам Гифре не выломал дуба, 
от удара которого «агромадный зверь» и дал дуба. Но в песне Высоцкого есть еще одна, при взгляде на Гифре подвернувшаяся заковыка: «чуду-юду уложил и убёг...» А заковыка эта, как фокусник ленту, вытягивает еще одну - невеселую шутку нашей молодости 60-х - 70-х: что 
такое чудо-юдо? - Еврей, устроившийся на работу или попавший в ВУЗ. Лента эта впрямую неожиданно и непроизвольно опять же замыкается на изгнании евреев из Испании. Так вот, оказывается, кто эти змии и драконы. Не просто печальная, а устрашающая родословная заставляет поёжится в этот первый день  конца апреля 2003 года в Барселоне. Только потом осознаешь, что ведь находишься почти в центре средневекового еврейского квартала. Погром 
1391 года, а затем изгнание 1492 вымело их из города, дома их были разобраны и пошли на строительство новых. Какую-нибудь реликвию времен Римской империи можно обнаружить, 
но

даже духа нет каких-либо «иудейских древностей».
     Стараемся выбраться из всей этой толчеи, уйти от этой памяти к морю, и вот - огромный - 
в разлет неба - до морского горизонта и близлежащих гор - акваторий порта Барселоны, погруженный в день, полный солнца, голубизны, с огромностью белых кораблей-паромов, высоченной колонны Колумба, выводком белых яхт с целым ровноствольным лесом тонких 
мачт, с широким - в два этажа и пролета - дощатым мостом - к Торговому центру, где на 
нижнем уровне моста загорают в обнимку и напоказ (в этом все удовольствие) парочки. 
Торговый центр высится над нами огромным зеркальным козырьком, в котором все мы отражаемся. А поверху, пересекая это раскинувшееся, полное жизни, движения, пространство, плывут в небе вагончики воздушной канатной дороги - через море и в горы - на холм 
Монжуик. Уйма ресторанчиков полна даров моря. Дороги обсажены огромными пальмами. 
И все это движется, сверкает, медленно существует.

     На следующий день, с утра - музей Пикассо. Пролеты и арки старого готического особняка Беренгера д»Агилар множатся прирастающими залами соседних зданий уже почти на 
полулицы. Музей достаточно молод: открыт в 1963. Творчество Пикассо представлено в нем 
с большими лакунами. Все его первые детские наброски, самые ранние работы, вплоть до голубого и розового периода, оставленные у родителей в Барселоне до отъезда в Париж в 
1904 года, переданы  музею. Лишь через 13 лет, в приснопамятном девятьсот семнадцатом, Пикассо привозит сюда невесту Олю Хохлову и «Русский балет» Дягилева. Странной ассоциацией всплывает в моей памяти 1968: войска Совдепии вторгаются в Прагу, а чешский цирк застревает в России. Вообще музей этот очень какой-то личный. Жаклин Пикассо дарит 
ему прекрасную керамику своего великого родича. А своему другу и секретарю Жауме 
Сабартесу даже после его смерти Пикассо откладывает совершенно потрясающие оттиски 
белыми чернилами на белой бумаге. Вот они оба на фотографии - низкорослые жовиальные старички в кепках, рядом с веселым коллажем, где рисованный Сабартес и так и эдак 
обхаживает, обнюхивает, наезжает на вырезанных Пикассо из модных журналов тех лет 
красоток а-ля Монро.

<....................................>