.
X. САМОУБИЙСТВО: ЗА И ПРОТИВ 

     В начале апреля в лагерь привезли очередную группу узников. По одежде мы поняли, что это иностранцы. И действительно, в их числе оказалось пять польских евреев: три родных брата и два их товарища. Вечером в землянку пришел Иван Мороз. Он принес какое-то рванье и забрал хорошую одежду. Они не сопротивлялись. Молча вытерпели   и знаменитую «зарядку» для новичков, которой их мучили всю ночь. 
     А через четыре дня, рано утром, поднялся в землянке шум. Один из польских заключенных - Изя Лебер достал электропровод и повесился на балке перекрытия. Какой-то узник заметил это, подбежал, оборвал удавку и вытащил поляка из петли. 
     Когда самоубийца пришел в себя, то попросил, чтобы ему показали спасителя. Вместо благодарности Лебер набросился на него и стал душить. Стоявшие рядом еле их растащили. 
     Успокоившись, Изя Лебер снова подошел к тому, кто его спас и стал виноватым тоном говорить, что абсолютно ему неблагодарен: 
     - Не думай, что ты сделал мне что-то хорошее. Наоборот, снова я буду мучиться... От этой невозможной работы, издевательств стражников и голода... 
     Благородное стремление спасти человека в тех жутких условиях превратилось в наказание. Именно так рассуждало большинство новичков нашего лагеря. Вечером на нарах многие продолжали обсуждать эту тему. Как должен поступить любой, если видит, что человек хочет лишить себя жизни? 
     Мой сосед заявил категорично: 
     - Если бы сам увидел такое, то в знак похвалы отошел бы от этого места... 
     Миша Коршун был против такого поступка: 
     - Нет, братцы, нельзя допускать, чтобы человек сам лишал себя жизни. Может быть, его довели до такого состояния. Он же не виноват. Правда, дядя Захар? 
     Я не знал, что ответить на его вопрос. Вместо меня заговорил неизвестный мне узник: 
     - Вы думаете, если кто-то решил покончить с собой, так это проявление силы воли? - спросил он всех собравшихся и сам ответил: - Нет - малодушие. Надо бороться за жизнь. Умереть всегда успеешь. Может быть, мы еще будем жить, а им, фашистам, все равно прийдет конец! 
     В душе я был согласен со словами этого человека. В тот вечер мне пришлось стать невольным участником необычного диспута о жизни и смерти, который фактически происходил между обреченными людьми на краю пропасти...Но такова сила человеческого духа! 

     Через пару дней в новой партии заключенных оказался мой знакомый - Владимир Давыдов. Как техника-строителя его направили к нам. Меня он сразу не узнал, так сильно я изменился. Тем более, что голова у меня была повязана косынкой. 
    

Когда Радомского не было на территории лагеря, то каждый напяливал на себя, что попало. А у меня в кармане была еще одна Аннушкина косынка. На стройке я протянул ее Давыдову. Володя повязал голову. Мы посмотрели друг на друга и невольно рассмеялись. В этом необычном головном уборе, да еще с топорами в руках, мы походили на настоящих пиратов...Должен сказать, что ни прежде, ни потом, смеяться мне здесь больше не приходилось. То был единственный случай, когда настроение и внешний облик, вызвали у нас смех. Но это был смех сквозь слезы... 
     После отбоя дежурный по лагерю приказал всем новичкам выйти на построение. Не успел я предупредить Володю и рассказать , что их там ждет. Вернулся он в землянку в три часа ночи и с окровавленной головой. Я не стал его спрашивать, что случилось. Помог с перевязкой и положил спать рядом с собой. 
     Через некоторое время моя Аня вместе с женой Лени разыскали жену Давыдова. Звали ее Неля, и жила она под Киевом. Она была очень красивой женщиной, с идеальной 
фигурой, стройными ногами. Помню, еще до войны сапожники-модельеры давали ей носить новую обувь для рекламы... 
     На очередное свидание женщины пришли втроем. Неля рассказала мужу, что установила связь с партизанами. Благодаря этому настроение у Володи значительно поднялось. 
     Но с первых же дней бригадир Иван Мороз невзлюбил Давыдова, всячески издевался над ним. Вероятно, одной из причин такого отношения к Володе послужила его (типично еврейская внешность. Тогда мы попросили сотника Великого заступиться за него. Ведь Давыдов был знающим специалистом-строителем. Однако наши просьбы и желание Великого не возымели действия. Мороз оказался сильней, потому что был любимчиком Радомского.