В Бабьем Яре мы, как могли, боролись с самоубийствами. Эсэсовцы в этих условиях людьми не скупились. Вся система была построена на том, чтобы как можно больше уничтожить «живых трупов». Вместо одного, который не выдержав, кончал с собой, по команде штурм баннфюрера Радомского привозили из лагеря еще десять человек. 
     Обычно мы говорили новичкам - «если вы попали в это пекло, то держитесь до конца» Но многие считали это бессмысленной затеей. Довод был один: «Все равно расстреляют!..» 
     Лично я был уверен: отсюда вряд ли кто выйдет живым. И все таки какая-то надежда во мне теплилась, не умирала. И жила она подсознательно, все время питая мой мозг, мою психику упрямой мыслью: я не должен умереть! Поэтому и держался спокойно, хотя вокруг была вакханалия смерти... 
     Признаюсь, ко мне даже некоторые подходили, в том числе и Володя Кукля, и спрашивали: 
     - Почему, Захар, ты так спокойно относишься ко всему? 
     Думали, может, знаю что-то особенное, и это мне помогает выжить в таких нечеловеческих условиях. Отвечал друзьям по несчастью обычно так: 
     - Чудаки. Нельзя дрейфить. Смотрите смело смерти в глаза. Авось отвернется... 
     В это самое время всех нас поразил один случай, который как нельзя лучше подтвердил мои слова. 
     Среди многих бригад в котловане числилась и такая - маскировщики. Объясню, чем они занимались. Ставили высокие столбы, на которые натягивали проволоку. А ее обкладывали густым частоколом ветвей и кустов, чтобы издали не просматривались дела, творящиеся в Бабьем Яре. 
     В группе маскировщиков выделялся один бывший киевский шофер. Всегда он был бодрый. я бы даже сказал, жизнерадостный. Рассказывал нам всякие веселые истории, поддерживал в людях дух оптимизма. 
     Мысленно я одобрял его настроение. Таким и нужно быть! Зачем себя преждевременно казнить и хоронить? 
     И вот, в один, действительно прекрасный для себя день, подошел он к вахтенному офицеру и попросил разрешения пойти за кусты по нужде. Получив разрешение, он скрылся за зданием мастерской. В это время нагрянуло начальство, эсэсовец про него и забыл. Прошло, наверное, с час. Когда старшие офицеры уехали, охранник вспомнил и кинулся искать беглеца. А того и след простыл. Только тогда он поднял тревогу. 
    

Нас срочно собрали, построили, пересчитали. Еще раз это сделали - все равно одного не хватает. К тому времени в Бабьем Яре уже насчитывалось около двухсот человек. Всех загнали в землянку, больше мы в этот день не работали. 
     Вызвали специальных розыскных собак с проводниками. Всю зондеркоманду послали обыскивать прилегающую территорию. Но все напрасно. А я ликовал, да и многие мои друзья были в таком настроении. Это был по-настоящему героический поступок: совершить побег среди бела дня! Причем шофер этот, как и все, был закован в цепи. Значит, все продумал, подготовился и быстро снял свои стальные оковы...И куда он подевался? Как в воду канул. Действительно, молодец! 
     Хотя мы понимали, что теперь настанет час расплаты, но в душе не жалели о случившемся. 
     - Нас, оставшихся, уж наверняка не пожалеют, - кто-то высказал вслух то, что каждый думал про себя, - Обязательно расстреляют несколько десятков... 
     И точно. Поздно вечером появился начальник зондеркоманды. Вызвали переводчика Якова Стеюка. Прибывший с эсэсовцем немецкий следователь стал выяснять приметы этого человека. Переводчик объяснил им все, что знал. Вернувшись в землянку, Яша с нескрываемой радостью сказал: 
     - Парня, оказывается, так и не нашли, его ищут...