.
X I I I. «КРАСНАЯ АРМИЯ УЖЕ БЛИЗКО...»

     На следующий день дядя Игнат сам пришел ко мне и сразу, без намеков и предисловий, предложил с Аней и Светкой перебраться на хутор в Кожанку. Женщина, у которой он живет, согласна. После таких слов я понял, что этот вариант уже давно прорабатывался, но его держали от меня в тайне. 
     - А какая там у вас обстановка? - стал я интересоваться. 
     - На хуторе много эвакуированных... 
     - Вы думаете, что среди них безопаснее? 
     - Ты тоже сойдешь за беженца из Киева, - сказал он, давая понять, что все знает о моем пребывании в концлагере и Бабьем Яре. 
     - Пожалуй... 
     - У нас вам будет хорошо. 
     - Спасибо, дядя Игнат. Я думаю, что долго мне не придется скрываться... 
     - Да, - согласился он. - Красная армия уже близко. 
     Перебрались на хутор. Жена Игната - Анастасия Федоровна оказалась очень симпатичной и радушной женщиной. Самое невероятное, что она приходилась двоюродной сестрой убитому нами в Бабьем Яре Никону Куценко. 
     Чтобы не быть в тягость приютившей нас семье, мы с Аней старались выполнять все работы по хозяйству: 
кормить домашнюю птицу, таскать воду, колоть дрова и топить печи. 
     После нескольких дней жизни на хуторе, в один из тихих осенних вечеров, наша щедрая хозяйка, Анастасия  Федоровна, снова заговорила о Никоне Куценко. Чувствовалось, что она гнетется какими-то только ей известными сведениями. От нее мы узнали, что он лично расстреливал евреев, живущих в Кожанке. В одной семье этот изверг оставил только пятнадцатилетнюю девочку. «Ну, хоть над одной сжалился», - подумали все. Оказывается, вовсе нет. Поиздевался над ней и на следующий день отвел ее к убитым родителям. Там и прикончил... 
     Только когда Красная армия освободила Фастов, я рассказал Анастасии Федоровне о том, что Никон творил в Бабьем Яре, и как с ним расправились заключенные. Она одобрила наш приговор, сказав, что сама бы повесила такого бандита и насильника... 
     А в Кожанке жизнь наша все время находилась под прицелом мечущихся немцев. Уже не было тех бодрых и веселых солдат вермахта, которые с надменным видом внушали растерявшимся украинским селянам свое превосходство и «новый порядок». Теперь, когда отступающая часть пришла на хутор, меня с дядей Игнатом сразу мобилизовали на рытье окопов. 
     Работали мы под присмотром немецких автоматчиков. А наступающие бойцы с красными звездочками на пилотках были уже близко. Даже изредка слышался прерывистый стук советских станковых пулеметов. И охранявшие нас автоматчики-трусы сразу прятались в блиндаж. 
     На следующий день мы с утра снова рыли окопы. Поработали часа два, а потом, во время очередного пулеметного обстрела, когда немцев словно ветром сдуло, шепчет мне дядя Игнат: 
     - Бежим, Захар! 
     И удрали мы домой, скрылись в сарае. Но никто нас не искал. Им не до того было. 
     Вскоре эта часть отошла и вместо нее на хуторе разместился карательный отряд. С этими держи ухо востро...Как-то увидели в окно, что один немец с автоматом к нам идет. Так я с дядей Игнатом скорее убежали на кухню прятаться. Там небольшой погребок был для хранения картошки. Вот мы в него и прыгнули. Я первым, а дядя на меня упал. Крепко придавил - по весу крупный был мужик... 
     Оказалось, карателю чугун понадобился, чтобы картошку сварить. Нашел он его на кухне. Слышим, погремел посудой, что-то еще взял и затопал к выходу. 
     Опять отделались легким испугом. Пронесло. А когда и каратели драпали из Кожанки, то, сидя на повозках, уже никого не боясь, они кричали на прощанье: 
     - Гилер капут! 
     Последний эпизод на этом хуторе связан с жившим по соседству Игнатом Исаковичем Лексеенко, стариком-антисемитом. Сын его служил в полиции. А сам он, крепко выпивший, хвастался дяде: 
     - Мы тут до того, как немцы пришли, двух солдат-жидков поймали и убили.... 
     Вскоре хутор освободила красноармейская штрафная рота. Перед этим, чтобы отвести от себя подозрение, сосед-юдофоб взял на квартиру одного военнопленного. Ночью самолеты сильно бомбили наш хутор. И погиб тот пленный , да еще двух соседских волов убило. А мы на печке остались целы, даже осколками не задело... 
    

Хотел я сдать этого соседа-полицая командиру штрафников, но дядина жена стала просить: 
     - Не делай этого, Захар. Вы в Киев уедете, а они нас поубивают... Жизни с ними не будет. 
     Видимо, соседи уже догадывались, что я еврей. Однажды днем, только я ногу на крыльцо занес, слышу выстрел и мимо моей щеки прожужала пуля. Опять смерть меня минула, лишь попугала... 

Отступая гитлеровцы жгут украинское село

     Собрались мы, поблагодарили дядю Игната и его гостеприимную жену, Анастасию Федоровну, и двинулись пешком до Фастова. Светочка у меня на плечах, Аня тащит клунки, тяжелее всех было грузной теще, Дарье Петровне...А уж оттуда мы поездом добрались до освобожденного Киева... 

     Известно, что в экстремальных ситуациях у человека появляются абсолютно невероятные в других условиях физические возможности. Так случилось с Владимиром Давыдовым. Во время побега он взобрался почти на отвесную гору, находящуюся за нашей землянкой и бежал в сторону Сырца. По дороге догнал Леонида Хараша. Они увидели женщину, которая что-то делала возле своего дома. Попросили показать место, где можно спрятаться. Она оторопела: 
     - О, господи! Вы из яра? Что же делать! У меня ведь дети. Если вас обнаружат в моем доме, то нас всех расстреляют. 
     В это время из соседней хаты вышла ее сестра. Она сразу же позвала к себе и велела спрятаться в курятник под соломой. Пока они устраивались, сердобольная женщина принесла горячего борща, настоящего, украинского. 
     Давыдов и Хараш запомнили ее имя - Наталия Антоновна Петренко. Жила она на улице Тираспольской. 
     А Будник, Островский, Капер, Вилкис попали на улицу Сырецкую. На их счастье до войны там находился кирпичный завод. Вот они и спрятались в трубах... 
     Когда мы вернулись в Киев, мне первым делом захотелось узнать, остался ли жить и добрался ли домой Леня Долинер. Я сразу пошел к нему. Жив! Мы встретились, как родные братья. У него еще сердце барахлило. И если бы не жена-украинка, Анна Ивановна Гуливер (она была на своей фамилии), которая его выходила, вряд ли бы Леня выжил... 
     А получилось так. Пришел к ней мальчик с запиской. А в ней адрес, где прячется и ждет ее муж. Прочитала, всплеснула руками и сразу же побежала на Куреневку. Ленина спасительница и рассказала Анне Ивановне все подробно. 
     Утром, как обычно, она пошла вылить помои в заросли яра. Смотрит, а внизу человек лежит. Спустилась, думала убитый. Взяла за руку, пощупала пульс - бьется. Значит, живой! Вместе с сыном еле вытащили его наверх. Занесли в квартиру, привели в чувства. 
     - Где я? - был его первый вопрос. 
      Они объяснили. Тогда он попросил его спрятать, только не в квартире. 
     Долинера вывели во двор. Он увидел мусорный ящик и показал на него. 
     - Мы выгребли весь мусор, - объяснила его . спасительница, - набросали на дно разных тряпок. Когда он залез, прикрыли его газетами, бумагой и разным мусором. 
     Так и спасся Леня Долинер. 
     А в Киеве нас искали, правда, не так рьяно и усиленно, как это делали каратели в первый год войны. В киевской газетенке было опубликовано сообщение о том, что из тюрьмы (боялись обнародовать, что из Бабьего Яра) бежала группа преступников... Аня мне рассказывала, что несколько раз на киевских базарах устраивали облавы, искали беглецов, но ни один из наших не попался. 
     Вот, пожалуй, и все повествование о нашем побеге из Бабьего Яра.