ТРЕТИЙ КЛАСС 

     Глупец тот, кто воображает, что он имеет полное право и возможность ездить когда ему угодно в этом классе! 
     Вот Цейлон, Коломбо, март 1911 года. 
     Утро, всего восьмой час. 
     Но зной уже адский, он густ и неподвижен, как перед той страшной грозой, которой, должно быть, начался потоп. 
     Весь в белом и в белом шлеме, сижу в раскаленной лакированной колясочке, в маленькой двуколке, в тонких оглоблях которой ровно и крупно, слегка подавшись вперед, мчится высокий и черный, весь блистающий своей могучей великолепной наготой тамил. 
     Еду на вокзал, чтобы отправиться - ну, скажем, в Анарадхапуру. 
     И вот впереди уже площадь, пустая, белая, ослепительная, а за нею еще более ослепительное белое здание вокзала, - оно почти страшно своей белизной на белесом от зноя небе. Среди всей этой белизны и белого солнечного пламени черное тело и длинные черные волосы тамила режут глаз. 
     В здании вокзала легче, всюду веет теплый сквозняк. 
     Сняв шлем, вытираю мокрый ледяной лоб, кость которого так ощутительна при поте, и спешу к выходу на платформу. 
     Высокий и тяжелый, с белыми крышами и навесами над окнами, поезд уже готов. 
     Спешу к будочке кассира, вынимаю на ходу ровно столько монет, сколько требуется на проезд до Анарадхапуры в третьем классе, и стучу ими перед выглядывающим из будки англичанином: 
     - Third class, Anaradhapura! Третий класс, Анарадхапура! 
     - First class? Первый класс? - спрашивает англичанин. 
     - No, third class! - кричу я. 
     - Yes, first class! - кричит англичанин, выкидывая мне билет первого класса. 
     И тогда я прихожу в ярость и начинаю кричать приблизительно так: 
     - Слушайте, мне это осточертело! Я хочу видеть все особенности страны, всю ее жизнь, всех ее обитателей, вплоть до самых «презренных», как вы любите выражаться о цветных людях, которые, конечно, не могут да и не смеют ездить в первых классах. Но всякий раз, как я хочу сесть в третий класс, начинается борьба с кассиром! Я твердо и ясно требую третий класс. Однако, пользуясь созвучием слов, меня всякий раз перебивают, дурачат: «Вы хотите сказать, первый класс?» Я кричу: да нет, третий! Но мне все-таки выкидывают билет первого класса. Я швыряю его назад - и тогда кассир, вне себя от негодования и удивления, что белый человек одержим низким и безумным желанием сидеть рядом с цветным, начинает тоже кричать, пугает меня насекомыми, которых я могу набраться от цветных, главное же, наставляет меня в том, что никто, решительно никто из белых не ездит здесь в третьем классе, что это не принято, неприлично, возмутительно! 
    

И я твердо заключаю: 
     - Одним словом, извольте сию же минуту дать мне то, что я требую! 
     В конце концов кассир сдается: пораженный моей 
яростью, он на мгновение каменеет и вдруг решительно швыряет мне билет третьего класса. 
     Торжествуя, водворяюсь я в вагоне и жду спутников, этих самых «презренных» цветных. 
     Но что за черт - их нет и нет! 
     По платформе, мимо моего купе, несется непрерывный сухой шорох босых бегущих ног. 
     Но почему же несется он все мимо, все дальше куда-то ? 
     А, понимаю: это их пугает мой шлем, белый шлем белого человека! 
     И я снимаю шлем, прижимаюсь в угол, снова жду - снова напрасно. 
     - Теперь-то почему же никого нет? - думаю я. - Ведь теперь они меня не видят? 
     И я вскакиваю с места, высовываюсь в окно, чтобы понять, в чем дело - и дело объясняется тотчас же и очень просто: на моем купе крупно написано мелом, что оно - занято! Едва я успел войти в него, как на нем написали: занято! Настоял, мол, на своем, вырвал билет третьего класса, так вот же тебе - сиди, идиот. 
     И несется, несется поезд в бездне ослепительного зноя, льющегося с неба на эту радостную, райскую землю, и четко отдается татаканье колес от цветущих лесных дебрей, без конца летящих назад, мимо окон. 
     - Курумба-а! - горестно и звонко кричат на остановках продавцы кокосовых орехов под сухой шорох босых ног, бегущих мимо моего купе. 
     И на одной из следующих остановок я, как вор, перебегаю в четвертый класс, в вагон, набитый сидящими и стоящими, черными и шоколадными телами, которые только по бедрам повязаны мокрыми от пота тряпицами. 

<....................................>