. Глава 9. Люмпенпролетариат 
с литературной компенсацией.

                                                                             ... external success may enclose internal failure. *
                                                                                                                         Mark Gerzon

     Люмпенпролетариат любой страны являет собой карикатуру на тот тип человека, который этой страной создан. Люмпенпролетарий во всей карикатурности своей - разновидность типичнейшего характера, взросшего в определённых условиях. И даже больше - эссенция, разбавленная и замутнённая в обычных «гражданах».
     Люмпенпролетарий пытаются утверждать свои чаяния – на материале, который «средние» граждане считают «недостойным», на «территориях», которые привычно считаются 
«бросовыми».
     Люмпенпролетариат тоталитарного общества - всё тот же базисный тоталитарный 
характер: самоабсолютизирующийся и отвергающий активно или игнорированием всё, что 
на него непохоже и сопротивляется империализму его личности. Но пытаясь базировать свой онтологический империализм на бросовых «участках» жизни, он – и в этом проявляется его тоталитарная закваска - абсолютизирует эти отхожие места человеческих интересов и ориентаций, убеждённый, что для всего мира будет естественно поклониться его, люмпена, образу жизни.
     Для люмпенпролетария из плюралистической среды абсолютизация отхожести как 
таковой невозможна. Для него такая засаленная сфера, как, скажем, порнография, становится статьей заработка, вымученным катарсисом; для тоталитарного же люмпена она может идеализироваться в любовь.Порнография, превращаемая в рыхлом сознании тоталитарного люмпена в порнографическую фиксацию, в .порнографическую одержимость - легко 
ощущается им и называется любовью.
     Такая загаженная до скользкости сфера как сквернословие для плюралистического 
люмпена может стать отдушиной «в сердцах», У тоталитарного же становится истоком 
словесной спонтанности, лингвистическим тузом, нацеленным на взятки.
     Присущая всякому люмпенпролетарию фрагментарность экзистенциального опыта, 
распад психологического целого в ощущении мира на сколки мимолётных состояний -
опять же получает разную фиксацию в плюралистическом и тоталитарном континууме. Люмпен-плюралист воспринимает такую фрагментацию (связанную со слабостью эго и недостаточностью конструктивного воображения) в восприятии мира как несостоятельность. 
Он стихийно ищет психологической компенсации развивая в себе какие-то «коньки», 
какие-то стойкие интересы, призвания. Тоталитарный люмпен немедленно 
абсолютизирует и идеализирует и эту фрагментацию - превращая её в некую 
ярколатанную самобытность.
     Сочетание самовыставления и отсутствия индивидуальности; самоцентрированности 
и типичности - присущее всякому тоталитарному человеку, достигает в тоталитарном 
люмпене своего гипертрофированного выражения. Фиксированный на себе и старающийся провозгласить собственную неповторимость он обречён провозглашать типичное, 
коммунальное, общеданное. Однако, его гигантизированная самопоглощённость, 
превращающая весь мир в хаотическое нагромождение граней для его проекций и фиксаций, пристрастий и идиосинкразий - предполагает усиленную нетерпимость к миру реальному, 
не являющемуся его тенями и отбрасывающему назад его психологические вторжения. У тоталитарного люмпена ненависть к друговости может выступать в чистом виде, без нужды 
быть подкрепленной и прикрытой идеологическими обоснованиями (как у обычного тоталитарного человека).
     В самих по себе «люмпенских атрибутах»; фрагментации мироощущения, самофиксированности на холостом ходу, безиндивидуальности индивидуальности, 
душевному

крену к порнографии и сквернословии - нет ничего катастрофического, если 
они, так ск., знают своё место и не претендуют стать краеуглом мироздания. Но именно 
последнее происходит с тоталитарным люмпеном. Он неосознанно представляет всё, что 
ему присуще - как идеал для всех. Если самопоглощённость плюралистического люмпена смягчена терпимостью к друговости мира, и он часто ищет самопроявления в новых, ещё не опробированных сферах, стараясь сублимировать люмпенскую агрессию и способный 
сделать вклад в творческое обновление жизни, то люмпен тоталитарной системы причастен 
духу уголовщины почти всегда.
     Причины эмиграции советских люмпенпролетариев понятны. Спекулируя на 
политической конфронтации Америки и СССР они хотят реализовать в эмиграции 
воспалённый комплекс величия. Мечтая избавиться от нетерпимости по отношению к себе 
они надеются получить «в мире свободы» беспрепятственную возможность проявлять нетерпимость к другим, ко всему им чуждому и непонятному.
     В условиях эмигрантской среды, жаждущей иметь собственные отражения на экранах культуры, такие люмпенпролетарий вполне могут выхватить перо из птицы славы, если 
будут способны выразить собственную (типичную) психологию и шельмовато-люмповатое мировоззрение. Поскольку тоталитарный люмпен является носителем «тоталитаризма без прикрас», самой тоталитарной эссенции - все советские люди включая эмигрантов из СССР несут в себе собственную люмпенпролетарность. И всякому, кто её высветит, они должны 
быть весьма благодарны, всякому, кто «освободит » их от невыносимых ритуалов цивилизованности, от тяжкой необходимости мимикрировать под социальную и культурную репрезентативность.
     Если эмигрантский люмпенпролетарий будет проявлять свою оляповатую люмпенность 
прямо в жизни, то это только значит, что Запад обрёл пришлого уголовника по психологии. Примером такового может служить некто Бравадий Кепкосвалов, первым деянием которого 
в Америке была форменная война с помогшей ему сюда перебраться организацией - за право пользоваться её содержанием - безгранично. - Я не за тем кончал филологический факультет
в Ленинграде, чтобы здесь, в Америке «пахать», - провозглашал он своё право не работать в «свободной стране». – Но здесь все какие-то ненормальные, - кивал он на Нью-Йоркскую 
улицу, - тут все пашут как умалишённые!
     Без знания английского языка Кепкосвалов не мог, работать «по филологической специальности» (род работы, который он считал не-паханьем, что вполне отражает 
советскую ситуацию бюрократического прозябания в рабочее время сидя на ватном 
гуманитарном дипломе). Временно он вынужден был поработать таксистом. Его подвиги 
на таксопоприще отдавали люмпенской бравадой. «Рабочим» принципом Кепкосвалова 
было - никогда не давать сдачу. – На счётчике два десять. Я получаю три доллара и говорю 
этой старой кляче - спасибо. Она мне: дайте, пожалуйста, шестьдесят центов сдачи. Я ей: убирайся из моей машины, стерва! И она выходит, как миленькая. За всё дежурство у меня 
не было ни одного случая, чтобы американцы засопротивлялись. Кряхтят, чего-то 
бормочат и ... выходят! Вот так-то! И на расплывающемся лице  Кепкосвалова - полдень самодовольства.
     Тоталитарный люмпен - принципиальный паразит, и паразитизм связан с его 
комплексом величия: он слишком значительное существо, чтобы работать, как все. Такое ощущение себя и толкает его в эмиграции - в литературную или дизайнерски-живописную деятельность.
________________________________________
* Внешний успех может означать внутреннее поражение.
                                                                             Марк Герзон >