.
     Леонид Финкель 

     ВДОГОНКУ ЗА ПРОШЛЫМ 
     Ашкелонские древности 
     (начало) 

                                                  Кларе и Зейлику 
                                                    Пинковецким 

                                                         Но не хочу уснуть, как рыба, 
                                                           В глубоком обмороке вод, 
                                                           И дорог мне свободный выбор 
                                                           Моих страданий и забот. 
                                                                        Осип МАНДЕЛЬШТАМ 

     «Ашкелонские древности» я задумал чуть ли не в первые месяцы после репатриации, когда мой новый друг, ашкелонец Иегуда Декель подарил мне первые книги по еврейской истории (на иврите). Книги эти, в которых я не мог тогда прочесть ни строки, признаюсь, нарушили мой покой. Позже мне казалось, что я слился с ними и стал переделывать на свой лад. Спасибо, друг Иегуда, ты хотел меня убедить в том, что я куда сильнее самого себя. Во всяком случае, без него к «Ашкелонским древностям» я бы приступил не так скоро. 
     Другой израильтянин, Меир Миндель (две каденции был председателем Союза композиторов Израиля, за свою музыку получил несколько престижных премий, в том числе премию премьер-министра) сказал мне: не надо обижаться на книгу, если она сказала вместо тебя то, до чего не додумался сам. Пожалуй, в то время нельзя было дать мне совет лучше. Бесконечно рассказывая историю своего любимого кибуца Негба, он, сам того не ведая, шаг за шагом подвигал меня к работе над историей древнего Ашкелона. Признателен ему за это прикосновение к моей жизни, к моему творчеству, но, конечно, прежде всего признателен за дружбу. 
     Историческую линию в романах Ефрема Бауха, Давида Малкина, Феликса Канделя я нашел раньше, чем смысл. В этой линии - взгляд, интонации, жесты, все, что меня так привлекало и привлекает в истории. Не случайно чуть ли не с трапа самолета вместе с режиссером - народной артисткой Украины Евгенией Золотовой мы затеяли литературный театр исторического портрета, спектакли которого показали в Киеве и Одессе, Кишиневе и Харькове, Днепропетровске и Запорожье, Бельцах и Черновцах и еще в трех столицах мира - в Нью-Йорке, Берлине и, конечно, в Иерусалиме! 
     Мы рассказали о жизни и судьбе Зеэва Жаботинского, о Голде Меир, о нашей вечной столице - Иерусалиме. Фактически, мы имели дело с уже созданной гармонией. Это, с одной стороны, состоявшаяся человеческая мысль (прежде всего, мысль художественная), с другой - документ-судьба, свидетельство конкретной жизни, с невымышленными фамилией, именем, отчеством... 
     Я признателен американскому археологу Барбаре Джонсон и еще множеству людей - их бескорыстная помощь есть, вероятно, единственно точное измерение жизни, которое не удается исказить ложной перспективе Истории. 
     Иногда мне казалось, что вот-вот я «подам в отставку», не дотяну даже до середины бесконечной истории одного из старейших городов мира и то, что я этого не сделал - исключительно заслуга моей жены Раисы Финкель. Я воздержусь от ее высказываний в мой адрес, но когда предо мной маячила фигура читателя, который считает историю самой скучной, да и самой опасной дорогой - она успокаивала: «Хорошие друзья доберутся к нам и по плохим дорогам, а плохие друзья нам не нужны». 
     Да простят меня те, кто разделили со мной этот скромный труд - им всегда приходилось видеть меня в неприглядном виде. Им кажется поэтому, что все худшее я приберегаю для них. 
     Я не историк и не ставил перед собой задач, которые под силу только академической науке. Есть другая реальность - создать имидж истории. Для писателя это более подходящий путь, хотя разрыв между тем и другим меня всегда беспокоит. Цветаева в эссе «Пушкин и Пугачев» заметила: 
«Чары - старше опыта. Сказки - старше были. И в жизни земного шара старше. И в жизни человека старше». По возможности, я старался помнить об этом. 
     Есть фраза, знакомая нам чуть ли не со школьных лет: «Что пройдет, то будет мило» (Пушкин). Примерно так обстоит дело и с отношением человека к истории. Затягиваются раны, утихает боль, появляется неукротимое желание увидеть смысл в пережитых страданиях и утратах, приспособиться к чему-то великому. Происходит как бы примирение с прошлым. 

     Однажды я очутился в компании с сабрами моего возраста. Они вспоминали прошлое, то и дело мелькали слова: «Синайский полуостров», «Долина смерти», «песчаный вихрь из-под гусениц танков, «Центурион», затем 
они много и, насколько я мог понять, смешно говорили о «милуиме», и кто-то из них закончил свою речь уж совершенно непонятным для меня выражением: «На пожарнике и шапка тухнет», так что я понял, что он служил в войсках специального назначения. Потом говорили, что с «Визы», увы! нельзя оставлять чаевые. Что наш «экспрессо» импортируют прямо с Сицилии. А то, что нам принес повар - это не испорченное, это французский соус. Кто-то порекомендовал грудинку гуся, вывалянного в дегте и перьях. 
     - Обычно его подают перченым, но у израильтян еще не тот вкус... 
     И вдруг я ощутил, что у меня нет общей с ними исторической памяти, потому что пока они «делали милуим», я находился совсем в других местах и занимался совсем другим делом, которое для них не только ничего не значило, но и попросту не существовало. И на моем пожарнике шапка вовсе «не тухла», а наоборот, горела синим пламенем, пока он, пожарник, не ощутил во сне ее горячего дыхания... 
     Я понял, что у меня нет не только общей исторической, но даже гастрономической памяти. Я даже не могу себе представить грудинки гуся, вывалянного в дегте... 
     Я был жалок и одинок. О, если бы меня можно было просто смахнуть, как крошку со стола! Но ведь и игрой управляют какие-то правила... 
     Пытаюсь одному из них (чуть ли не на пальцах!) изложить свои недоумения, тот стал тут же меня успокаивать: «0'кей. И из-за этого ты хочешь разрушить нашу семью? И вообще, разве мелех (царь) Шаул не наш общий предок, а Шломо?» Я кивал головой, но после слово «мелех» мне слышался «Петр». Или Иван Грозный. Или Екатерина... Уж этих-то я знал досконально... Но для моих приятелей то были такие же марсиане, как я. 
     Про Ленина или Сталина они все же слушали с интересом. Про Хрущева со смешком. Про Горбачева вполне серьезно. 
     Находившись порядком по Иерусалиму, подчитавши писания пророков, притчи и легенды, я незаметно для себя стал размышлять о том, как царь Давид штурмовал главный город иевусеев Иевус, как этот город стал новой столицей - Иерусалимом... 
     И тут мы заспорили. 
     - Аз ма! - философствовал сабра, - Дуду одолел Голиафа, так что были для него иевусеи? Конечно, есть люди, которым живётся легко... И вообще, пусть скажут спасибо, что он был.... 
     - Как?! - ревел я - А для чего правитель города вывел на стены всех слепых и хромых? Разве не для того, чтобы показать, что даже хромые и слепые смогут оборонять столь хорошо укрепленный город? И разве после взятия Иевуса Давид в тот же день не отдал приказ истребить их всех? Зачем, хевре? 
     Мне показалось, что меня зауважали. Во-первых, я кричал почти как на сцене Камерного театра. Во-вторых, неожиданно посочувствовал слепым и хромым, точно мне мало было собственных бед. И, в-третьих, по какой-то необъяснимой причине мне стало жаль царя Давида, который вдруг связался с хромыми и слепыми, не зная, какой шум они могут учинить... 
     - А если я заплачу за обед, это поможет? - спросил мой приятель Алекс, ковыряясь в зубах обгоревшей спичкой. 
     Но один из нас весьма кстати стал объяснять, что у тети Блюмы из Цфата есть соседка, а у соседки сын-историк и что он говорил точь-в-точь то же самое: Давид и его воины совершили героический поступок. Чтобы взять город, надо было подняться по вертикальному колодцу из пещеры, что практически невозможно - это двадцатиметровый отвес. Редкий альпинист со всем снаряжением поднимется здесь сегодня... 
     - Эй, у тебя мотор горит... 
     - Ты опять сегодня без лифчика? 
     - Хочешь умереть? Прекрасно! Только дай мне выйти... 
     Мои приятели успевали реагировать на все, всех задеть, со всеми перекинуться словами, все разузнать, все оценить... 
     Я почувствовал нечто довольно сентиментальное. Какая-то глуповатая улыбка блуждала на моих устах. Я вполне мог сказать своим новым приятелям: 
     - Толстеем, а? 
     - Настоящие друзья - только в «Эгеде»?
     - Издали ты выглядишь гораздо моложе... 

     Начинать надо с самого начала. Но где начало? И приближающийся конец не станет ли новым началом, началом жизни на обетованной земле живых, где нет ни дней, ни часов, ни лет, восхода и заката, где младенчество не сменяется старостью, здоровье - немощью, жизнь - смертью? Там не ждут времена несчастий, там все прекрасно, только добро, ничего враждебного, ничего неразумного - лишь вечная премудрость... 
     Я подумал: почему все случается именно со мной? Сейчас буду каяться, как каялся в старости царь Давид. Быстро стариться, как старился он. Чтоб он мог согреться (а заодно и я с ним), господину и царю подыскали юную диву. Красавицу нашли, а делу не помогло. Евреи меньше всего годятся для оперетты... 
     Мы выпили кофе. Поговорили. 
     - Зачем тебе история, друг? Ну, было и было... История - вещь неуправляемая, и ее уроки не идут людям впрок... Разве неизвестно, что правды нет ни на земле, ни выше? Какие там красные, какие там коричневые, какие там белые? Главное - нам надо дотащить страну до западного берега... Бесэдер? 
     Ну что мне было ответить? Что ищу в истории человеческого убежища? Что, читая историю, понимаю, что были времена и похуже, а вот выживали люди, выживали! И поступали по справедливости. И искали согласия общества. И находили... И вот, может быть, даст Бог, и мы найдем. 
     А бывало, ветер гасил свечу. И воцарялась тьма. И умолкали голоса. И молчал еврейский мир: и говорить не о чем и говорить некому. 
     Смотрю в историю, точно в окошко. 
     Дурные вести всегда приходят через двери и никогда через окна... 
 

    

     Почему так тянет к счастливым людям - ума не приложу. У счастливых никогда не бывает денег, нет хорошего дома. Счастливый, чаще всего немного сумасшедший, радуется шороху дождя, желтым осенним листьям, женскому взгляду... 
     Что правда, счастливые - всегда красивы. 
     Барбара Джонсон, археолог, с 60-х годов ведущая в Израиле раскопки, безусловно человек счастливый и красивый. Барбара считает, что у нее все не как у людей, нет семьи, налаженного быта: ну какая может быть семья, какой быт у человека, который кочует, годами не бывает в родном доме, у которого страсть. А страсть, как известно, требует тяжкого труда и подвижничества, что в конечном счете и делают человека счастливым. 
     Барбара приехала в Израиль в канун Шестидневной войны. А всего годом раньше познакомилась с профессором Шаулем Вайнбергом. Профессор занимался греческой и римской историей. Прослушав курс лекций в его школе, Барбара уже понимала, что и жизнь, и судьба ее определены. А тут еще возле Кирьят-Тивона она раскопала целый завод по изготовлению стеклянных изделий. Это был завод четвертого века до нашей эры - ее первая самостоятельная работа! И пошло-поехало... 
     - Вы любите Ашкелон? - спрашиваю. 
     - Еще бы! У города долгая история, три с половиной тысячи лет... 
     Честно говоря, наш брат, советский, к таким измерениям не привык: Москве вот-вот восемьсот с хвостиком, Киеву, матери городов славянских - тысяча... А тут, ни дать ни взять - глубина бездонная, дух захватывает! Выходит, человечество не помнит себя без Иерусалима, Хеврона, Иерихо? Вот и Ашкелон сюда же... 
     Перед Барбарой - дощатый стол. На столе - амфора, только что собранная из осколков. На нее можно смотреть часами. Ее плавные линии несут магнетическое спокойствие, неспешность. И эта неспешность не только от самой вечности, но и от рук и от души того человека, от духа времени, которое мы так опрометчиво называем «варварским», не понимая, сколько в нас самих самомнения, самоуверенности, лжи... 
     За один год Барбара и ее дружная бригада (добровольцы, в основном, совсем молодые парни и девушки) достают из земли миллион (!) осколков. Определяют время и место их рождения. Назначение... 
     Конечно, справиться с такой информацией в состоянии только компьютер, но манипулировать информацией могут исключительно люди. 
     - Здесь сошлись разные культуры, - говорит Барбара. - Это, пожалуй, перекресток культур. Ашкелон был портовым городом, важным центром, где жили представители разных народов, разных национальностей, разных культур... Мы не раскопали даже небольшой доли того, что хотели... Вот перед вами осколки периода разгрома Вавилона... 
     Здесь я зажмурился: О, Вавилон, Вавилонское столпотворение, Вавилонская блудница, «...яростным вином блуда своего она напоила все народы», (Откровение Иоанна Богослова, 18:2) «мене, мене, текл, упарсин» - с ума сойти! Можно засорить даже подсознание... Двадцать пять веков Вавилон не сходит с уст людей... 
     Потом мы с Барбарой смотрели прочитанный материал - раскопки 1986 года. О каждом осколке она пишет со всеми возможными подробностями: этот - от крыши дома, а этот - от печи... Этот сделан в Газе, а тот в Ашкелоне... 
     Было в этом процессе что-то от сеанса магии. Я видел, как приходит и уходит время, оставались только люди и жизнь. И я понял, что мчаться вдогонку за прошлым - никогда не поздно. Более того, это необходимо. Прошлое - та опора, которая только и поможет жить в настоящем и разгадать будущее. 
     Однажды Бернарда Шоу спросили, скучает ли он по старым литературным и театральным друзьям. Шоу ответил: 
     - Я скучаю только по себе. 
     - Как это? 
     - По такому, каким я был. 
     Отчасти это касается истории и каждого из нас. 

    

     Первые письма из Ашкелона я стал получать еще на своей доисторической родине. Тут же бросился к географической карте. На картах, сработанных в советское время с тщательной проарабской ориентацией, такого города не было. Зато в этой точке был Аль-Маджал (по-арабски «башня»), построенный в 1830 году Ибрагим-пашей, сыном и наместником восставшего против турок египетского правителя, албанца по происхождению, живописный портрет которого много позже я с изумлением обнаружил в одном из музеев в Александрии. Если Аль-Маджал был его дом, то Ибрагим-паша стоял посреди этого дома... 
     Город был построен в некотором отдалении от развалин древнего Ашкелона, о котором новоявленные строители ничего не знали. Не знали, разумеется, и того, что под развалинами Ашкелона погребено еще четырнадцать городов! Другие народы разоренный и сожженный город, хотя бы из простого суеверия восстанавливали на новом месте или чуть поодаль. «А древние евреи, - как пишет Давид Малкин в «Жизнеописаниях малых королей» возвращались точно туда же и восстанавливали город. Приходил новый враг, опять разорял и сжигал, а они возвращались и селились на том же месте... 
     - Такой упрямый народ! - Вот уж «жестоковыйный»: 
вернусь и все равно буду жить именно здесь!» 
     Так случилось и с Ашкелоном. 
     По нынешним временам, да еще прилепившись краешком личной жизни к трагедии взорванного террористом автобуса на площади Дизенгоф в Тель-Авиве (в автобусе оказалась сестра жены) я бы сгоряча (но охотно) пропустил всех этих бесчисленных Османов, Махметов, Баязетов. Что они здесь выстроили? Аль Маджал - сонный, жаркий и воровской город? Бред и ужас Востока? Что привлекало их, пыльные катастрофы Азии? 
     Такое впечатление, что не посадили ни единого деревца! Как писал Иосиф Бродский, «зелень у них только на знамени Пророка». 
     Но в истории с вырванными страницами мы уже жили. И многие из нас сами, увы! оказались на тех страницах, как бы вне времени и вне пространства. 
     К сожалению, в силу современных политических тенденций, о еврее мусульманских времен мы имеем совершенно искаженное представление. По словам американского еврейского историка М.Даймонта, то был век «еврейского разума», еврейского Ренессанса, когда евреи вдруг стали «астрономами, алхимиками, архитекторами, переводчиками, министрами финансов и владельцами международных торговых контор с филиалами в Багдаде, Каире, Кордове...» 
     По его же словам, нынешняя напряженность «не имеет никаких глубоких расовых или религиозных корней. Она порождена исключительно временными политическими причинами. История показала, что евреи и арабы могут жить вместе без вражды и со взаимной выгодой друг от друга». 
     Сегодня в это верится с трудом. 
     В древней истории Ашкелона слышится отзвук некоего таинственного голоса. 
     Этот город стал известен подвигами легендарного Самсона. 
     Ашкелон был на устах царя Давида. 
     Это на Ашкелон шел походом Навуходоносор, царь вавилонский. 
     К Ашкелону обращал свои пророчества пророк Иеремия. И пророк Захария. 
     Вдоль морской дороги через Ашкелон прошествовал Александр Македонский. 
     Здесь, среди множества еврейских детей, родившихся в тот период в Ашкелоне, появился на свет и Гордое, сын Антипатра, перешедшего в иудаизм правителя эдомитян, будущий царь Иудеи Ирод... 
     Одно из чудес света в Вавилоне - сады Семирамиды - имеют прямое отношение к Ашкелону. Семирамида, в греческой мифологии, - дочь сирийской богини Деркето. После родов Деркета утопилась в водоеме в Ашкелоне и стала рыбой, а дочь была передана голубям, которые выкормили ее, оставленную в горах, позаботились о ее воспитании. Когда она выросла, стала красавицей и принцессой в Ассирии, а после смерти превратилась в голубку. 
     Не случайно рыбы и голуби были святыми у жителей Ашкелона в древние времена. Они были изображены на древних монетах, а одна из голубок - на мраморной дощечке, найденной в Ашкелоне (ныне находится в Лувре). 
     Фантастическим историям здесь, кажется, нет конца. 
     В Ашкелоне останавливался один из Маккавеев - Ионатан. Здесь его встретили с великим почтением. 
     Когда я впервые увидел скульптуру обезглавленной Ники - богини Победы в Национальном парке - мне всюду чудились люди в коротких туниках, розовых, красных, синих, гладко выбритые, с голыми ногами. Возможно здесь Матиттьягу-старший, легендарный Маккавей - шествовал к Иерусалимскому Храму вместе с сыновьями. Они шли мимо греческого стадиона, где обнаженные юноши метали диск (такой стадион был и в Ашкелоне), мимо размалеванных женщин с одной обнаженной грудью, мимо курилен гашиша. 
    

- Это евреи? - спросил отца Ионатан, самый младший из сыновей. 
     Какая-то спесивая и развязная шлюха, услыхав обвинение, лениво бросила: 
     - Деревенщина... Ты и об Аристотеле знаешь не больше, чем о своей козе... 
     Встреча с греками для евреев - как удар молнии, любовь с первого взгляда. Драма, которую мы переживаем и сегодня, в той первой встрече, более 2000 лет назад. В Ашкелоне она проявилась в полной мере... 
     Да что там Навуходоносор или Александр Македонский! Марк Твен в своей известной книге «Простаки за границей» сообщает, что в Ашкелоне видели... Вечного жида! 
     «Он пришел в Аскалон, где свирепствовал голод и чума, - и опять уцелел...» Более того, Ашкелон (Аскалон) стал, видимо, каким-то новым этапом в истории Вечного жида, которого вот уже более восемнадцати столетий прославляют в стихах и прозе: «С тех пор Вечный жид лишь изредка заигрывает с самыми многообещающими средствами и орудиями уничтожения, - но, как правило, почти без всякой надежды на успех»... 

     ...Я прожил на свете более 20000 дней. Исходил и изъездил немало дорог. Встречал немало людей. Но я робею перед городом, единица измерения которого - тысячелетия. 
     Различие этнокультур здесь не исключение из правил, а само правило. Чернокожие, которых мы до того видели разве что в московском питомнике имени Патриса Лумумбы, обернулись здесь нашими чистокровными братьями - выходцами из Эфиопии. Смотрю на них, незлобивых и кротких, и не разделяю опасения американских евреев к неграм, которых им так и не удалось приголубить. 
     Эти - наши. 
     Ашкелон - их экзистенциальное состояние. 
     О, как бы великолепно чувствовал себя на этой земле Пушкин! Ибо черные - это порода. Фантазия. Небеса. Куда дворянину, даже потомственному, перед чернокожим! Недаром Пушкин считал, что он изнутри - весь черный и только по ошибке носит белую кожу. 
     Часами могу смотреть, как Борух из Ирака мастерит рамы для картин. Часто именно благодаря его фантазии эти картины приобретают какую-либо ценность... 
     Еврей Ицхак из Йемена поразил меня обидой в глазах, точно над ним все еще висел запрет йеменским евреям носить на одежде нож, револьвер или автомат Калашникова. Йеменские мужчины без оружия чувствуют себя как бы раздетыми... 
     Степенные евреи из Германии. Румынские евреи, жестикулирующие, как будто бы у них столько же рук, сколько у бога Шивы. Евреи из Аргентины, время от времени попадающие в больницу с легким инфарктом, если футбольная сборная Аргентины терпит фиаско. 
     Евреи из Южной Африки, играющие в гольф. Энергичные евреи из Марокко. 
Еврей из Тбилиси дал мне ценный совет: 
     - Здесь нужны люди, а не куклы. От женитьбы кукол не рождаются дети... 
     И, наконец, «русские», «русские», «русские»... Неужто это нас зовут куклами? За то, что деловитость подменили созерцательностью? Действенность - рассуждениями? За слишком длительный шок, пусть и называемый культурным? 
     Врачи и скрипачи, инженеры и художники, писатели и журналисты, еще вчера работающие в «Правде» и «Известиях», в журнале «Коммунист»... 
     Я стою в синагоге и губы что-то шепчут сами собой. Рядом в исступленной молитве раскачивается старый еврей. И еще, еще один в польско-литовском кафтане семнадцатого столетия. Неужели все мы из одного корня, из одного детства, из одного прошлого, унесенного на четыре тысячелетия назад? И кто из нас ближе к истине - они, оставшиеся верными тысячелетним традициям или мы, принявшие общечеловеческие ценности? Кто выиграл, кто проиграл? 
     Теперь мы все здесь, в древнем городе Ашкелоне. В городе, где всего 33 дождливых дня в году. 
     Здесь можно сфотографироваться рядом с осликом. С верблюдом. С римским саркофагом. В древнем амфитеатре... 
     Представьте себе, «ты» - на фоне всего... 

     И все же ради справедливости надо сказать, что если крестоносцы в 1153 году разгромили древние памятники и сооружения Ашкелона, то окончательно разрушили его все те же арабы. Сделал это султан Бейбарс в 1270 году. С этого времени город и стал забытым местом. Как будто бы сбылось пророчество Захария: «Увидит Ашкелон - и испугается. Газа затрепещет, и Экрон тоже, ибо поражена его надежда; погибнет правитель Газы, а Ашкелон обезлюдеет. Поселится чужестранец в Ашдоде». 
     Чего должен был пугаться Ашкелон, отчего он должен был обезлюдеть? Почему в еврейской истории так ясно просматривается неприязнь евреев к этому городу? Иосиф Флавий сказал еще более определенно: «Ашкелон был всегда ненавистен евреям». Известный ненавистник евреев Аппион, о котором тот же Иосиф Флавий написал свою знаменитую книгу «Против Аппиона» был родом из Ашкелона, а «жители Ашкелона, - как пишет Филон Александрийский, - питали какую-то непримиримую и неискоренимую вражду к своим соседям - евреям, живущим в священной земле». 
     Вот и журналисты пишут сегодня: «Газа начинается с Ашкелона». Не так давно ясновидящие Израиля обещали в январе-феврале 1994 года «массированный ракетный обстрел Ашкелона, «массовую эвакуацию жителей»... Не случайно, дескать, «в одном из катренов Ностердамуса Ашкелон упоминается в качестве передней линии обороны израильтян в начале третьей мировой войны»! 

     Ох, не мне бы вторгаться в замыслы Всевышнего! И не на этой земле, где так ласково плещутся волны, а город молод и свеж, точно невеста! А ведь и вправду, еще в 7 веке арабы назвали этот город невестой - «арос а-шак» - «невеста Израиля» - по причине значимости и красоты города! 
     Но что кормить орла сеном, а осла мясом! И красивый дом может рухнуть, если стены у него непрочные. У кого сегодня правдивая статья - товар? Разве не сенсационная, не коммерческая, не та, которую продать выгодно, а пропустить через сердце вредно? 
     - В чем заключается правда жизни? - спросил я известного журналиста. 
     И он ответил: 
     - В том, что мы вынуждены много лгать... 
     У человека два глаза, два уха и только один язык. И прежде чем один язык выпустит в мир со своего кончика какое-нибудь слово, два глаза должны увидеть, а два уха услышать. И при этом еще держать порох сухим! 
     В пьесе «В золотые дни доброго Карла» Бернард Шоу затронул вопрос о создании такого общества, где бы всем людям жилось хорошо. Когда ему заметили, что в пьесе нет ответа на такие вопросы, он пояснил: «Я знаю только одно: закон богов - это закон изменений, но куда законы ведут, не всегда ясно!» 
     Действительно, не всегда... 
     Но ведь и земля, где мы поселились, и весь регион - необычны, здесь другие законы, другие обычаи, другая правда... 
     Однажды обратился скорпион к черепахе с просьбой перевезти его через реку Иордан. И черепаха согласилась. Взобрался скорпион ей на спину и поплыли. И вдруг, на самой середине реки, скорпион укусил черепаху и они вместе пошли ко дну. 
     - Зачем ты это сделал? - спросила черепаха, - Ведь ты тонешь вместе со мной. 
     - Не знаю, - ответил скорпион, - это Ближний Восток. 

    

     Ашкелон - один из первых городов, упоминаемых в связи с евреями. Во всяком случае, когда царь Давид переносил столицу в главный город иевусеев Иевус, будущий Иерусалим, Ашкелон был куда известнее. 
     Город стоял на вершине холма, возвышающегося над побережьем. У подножия холма - порт. В порту - корабли. Целая эскадра кораблей! А рядом - знаменитая Виа Марес, одна из главных артерий Древнего Востока, связывающая Египет с Ассирией, Вавилонией, другими государствами Передней Азии. 
     По дороге шли волы, боевые колесницы, повозки с пшеницей, вином и луком, заморские пряности, шелка...
     В древнем Ашкелоне можно было все купить, все продать. Известный корень в слове «Ашкелон» ШКЛ только проливает свет на одну из версий, по которой название города произошло от слова «шекель». 
     Веселая египетская клинопись с двумя начертанными птицами - первое письменное название города - АСКЛА (АШКЕЛОН)
     В обнаруженных археологами древнеегипетских архивах Тель эль-Амарны сохранилось письмо, в котором царь Иерусалима жалуется своему сюзерену-фараону на жителей Ашкелона, помогавших, по его словам, кочевым племенам хабиру, вторгшимся в страну. Большинство исследователей идентифицируют хабиру с древними израильтянами. 

     Итак, второе тысячелетие до новой эры. Нынешняя территория Эрец-Исраэль расколота на множество местных городов, государств. По сути - это узкая полоска вдоль восточного побережья Средиземного моря - от южных предгорий Ливана на севере до Синайской пустыни на юге и от берега Средиземного моря на западе до сирийской пустыни на востоке. Земля эта (Ханаан) именуется в ТАНАХе страной «молока и меда», причем, под медом подразумевался финиковый сок. 
     Городов было немало. Древнейший из них (основан в шестом или даже седьмом тысячелетии (!) до нашей эры) - Иерихон. Другие городские центры - Мегиддо, Бет-Шеан - это уже третье тысячелетие до новой эры. 
     Ко времени, когда начинается наш рассказ об Ашкелоне, город находился под властью народа Нила (Древнего Египта). Да и впервые Ашкелон упоминается в египетских летописях 19 столетия до н.э. В это время в Египте все - от фараона до раба - думали об одном - как обеспечить себе вечную жизнь. Египтяне были уверены, что душа может жить до тех пор, пока ей есть куда вернуться. Пока у нее есть дом. И тогда стали строить огромные пирамиды. И роскошные царские гробницы, а у их подножия - «карликовые» пирамиды - целый «город мертвых», который, правда, никогда не называли мертвым - утомившимся... «Книга мертвых» - священное писание египтян той эпохи. Иудаизм же (его начало было положено в Египте) всегда был сосредоточен прежде всего на вопросах жизни. Еврейские священнослужители («когены») даже не смели прикасаться к мертвому телу. Они были заняты вопросами жизни. Отсюда и стремление иудаизма отделить смерть (мясо) от жизни (молока). 
     Отношения египтян с другими народами, в том числе с народами, населяющими землю Ханаан, были отнюдь не мирными: «Я забрал у них женщин, увел их подданных, дошел до колодцев, убил у них быков, срезал ячмень и поджег его», - высечено по приказу одного из фараонов, а к этому еще добавлено: «Клянусь жизнью моего отца, я говорю правду, и нет никакой похвальбы в том, что выходит из моих уст!» 
     Во всяком случае, окружающие народы упоминали имена фараонов со страхом. Вообще, древние египтяне были народом мстительным и самонадеянным. На подошвах своих сандалий они рисовали лица врагов, чтобы таким образом иметь возможность постоянно попирать их достоинство. Часто изображали врагов и маленькие керамические статуэтки. Их можно было в любой момент разбить, расколоть, забросить, предвещая плохой конец недругам. Ашкелон упоминается в письме как раз на одном из таких осколков керамики.* Это местный губернатор пишет египетскому фараону своеобразное донесение: послал египетской армии скот, масла, мед, овец... Древность просто невероятная - 14 век до новой эры! Ашкелон был тогда большим модерным городом, обособленным царством, которое распространяло свое влияние на окрестности. 
     А в 1233 году до н.э. фараон Мернепта (Менефта), видимо, недовольный собранной данью, напал на города и племена Ханаана, в том числе на Ашкелон и разрушил его. И велел высечь триумфальную стелу, которая несет на себе отзвук каких-то таинственных событий: «Никто над девятью дугами головы не поднимет (поэтическое обозначение египетских владений в Азии), - гласит надпись Мернепты, - разрушена Техену (Ливия), затихло Хатти (Хеттское царство), разграбленный Ханаан постигло зло, Аскалон был взят (в плен), Гезер захвачен, Иноам как бы никогда и не был, Израиль опустошен, и его семя уничтожено; Хару (Ханаан) стоит перед Египтом, как (беззащитная) вдова» На этой стеле впервые иероглифом начертано слово «Израиль». Как считают ученые Х.Тадмор и Р.Надель, «Израиль изображен на этой надписи иероглифом, обозначающим не страну, а народ».** 
     Но завоевание Ашкелона и даже его разрушение Египтом (видимо, не столь значительное) по сути не изменило статус города, если не считать, что местные власти присягнули на верность Египту (в Амарнских таблицах аскалонский царь Лития упоминается как египетский вассал). Да еще стали платить дань рыбой, мануфактурой, крашеными тканями. Городу было чем платить. Он по-прежнему был богат и силен. И был как бы в любви со всем человечеством. 

     Позднее, в ассирийских источниках название города будет передаваться как АШКЕЛУНА. Поселенцы-греки называли город его древним именем, чуть изменив звучание - АСКАЛОН
     Греки придумали и легенду о происхождении города: он назван по имени некоего воина АСКАЛОСА, военачальника из Греции, который ушел на Восток, нашел здесь любимую женщину и построил для нее город, в котором обосновался и сам... 
     Картина радостная и куда как благополучная! 
     Вообще, все завоеватели похожи друг на друга, как две капли воды. Завоевав город, каждый из них стремился найти в его названии свои корни, назвать по-своему, начать историю (в том числе всеобщую) с самих себя. Так, вначале арабы называли Ашкелон прежним именем, чуть изменив его звучание - название города начиналось не с буквы «алеф», а с «аин». В дальнейшем, как считает арабский историк Аль-Бахри (приблизительно 1094 год), название города произошло от арабского слова «асакил», что означает «большие камни». Другой историк утверждает, что Ашкелон - арабское «аль-аракс», то есть «во главе», «на голове», так как город построен на вершине холма и возвышается над окрестностями (60-80 м над уровнем моря). 
     Точно же неизвестно, когда был основан Ашкелон, ясно, что более 4000 лет назад. И что это - почти вечность... 

     В музее Израиля в Иерусалиме, в нижнем зале, под витринным стеклом находится удивительный экспонат. День угасает. Слабеет свет. А я все смотрю и смотрю на этого удивительного тельца. Иногда мне кажется, что этот телец - то превращается в человека, то человек становится тельцом. В этот тончайший из лабиринтов, видимо, не ступить во век... 
     ...Летом 1990 года в конце 6-го сезона экспедиции Леона Леви (спонсор - Гарвардский семитский музей) на окраине ханаанского Ашкелона, в развалинах древнего укрепления, защищавшего город эпохи бронзового века (2000-1500 до н.э.), были найдены уникальные предметы культур Эла и Ваала (главные божества Ханаанского пантеона), а затем и бога Яхве. Среди предметов - тонкой работы серебряная статуэтка молодого тельца. Он хранился в глиняном сосуде, имеющем форму миниатюрного алтаря, который помещался в одной из комнат святилища на берегу моря. Такому же идолу евреи поклонялись у горы Синай, пока Моше ходил к Б-гу за скрижалями после дарования Торы (смотри книгу Шмот (Исход). Купцы, поднимающиеся от моря к городу, поражались внушительными земляными укреплениям на северном склоне города. По-видимому, как считают историки, на расстоянии около ста метров от берега они задерживались для поклонения серебряному тельцу. Далее, вверх по дороге к северу, купцы попадали через северные ворота в обширный метрополис Ашкелона. 
     Серебряный телец прекрасно сохранился. Нехватало только одного рога и правая передняя нога лежала отдельно от туловища. Великолепная работа по металлу (120 мм длиной и 100 мм высотой, вес 0,4 кг) не оставляет сомнений в уровне мастерства ханаанских умельцев. 
     Серебряный телец был всего лишь одним из предметов роскоши Ашкелона этого периода, вершиной ханаанской культуры в Леванте. Из этой традиции вышла позже библейская иконография, связавшая Яхве, Б-га Израиля, с изображением золотого и серебряного тельца. Об этом символе еще в древнем Иерусалиме спорили до хрипоты. Слова же пророка Исайи не только доносят до нас эту полемику, но и дают представления о том, как эти тельцы делались: «Эфраим (Северное царство) погряз в поклонении Ваалу и смерть преследует его. Однако они грешат больше и больше, они отливают образы, используют серебро для изготовления идолов. Сказано об Эфраиме: они приносят человеческие жертвы и целуют изображения тельцов! (Исайя 13:1,2) 
     Почему именно телец? И какая опасность в нем для нас, евреев, верующих и изверившихся, составляющих национальный лагерь и относящих себя просто к племени «гомо сапиенс», к человеку вселенскому, космического масштаба. 
     Тора описывает создание тельца у горы Синай лишь в общих словах: «И подступили сыны Израилевы к Аарону, и дали ему золото свое, и он бросил его в огонь, и вышел Телец (Исход 32:1,24). 
     Мидраш, однако, добавляет весьма неожиданные подробности. 
     Телец, как известно, символ колена Иосифа. После смерти Иосифа тело его положили в саркофаг и опустили - на на дно Нила. Чтобы поднять его, Моисей бросил в саркофаг табличку со словами «але шор», то есть «поднимись бык». И саркофаг всплыл на поверхность. И евреи подняли его. И понесли за собой - таков был завет самого Иосифа. 
     История имела продолжение. Вместе с саркофагом всплыла и табличка «поднимись бык». Табличку выловил еврей. И, не задумываясь, взял с собой. И когда возле горы Синай Аарон, надеясь сдержать волнение народа, бросил золото в огонь, подошел тот самый еврей и подбросил в пламя табличку. Слова «поднимись бык» вновь материализовались, но в совершенно ином смысле - Золотой телец поднялся из огня. Одно и то же повеление «поднимись, бык», будучи осуществленным правильно, поддерживает активность начала Иосифа в еврейском народе. И оно же, воплощенное с неправильными намерениями, приводит к идолопоклонству - поклонению Золотому тельцу. 
     Этот неожиданный, по крайней мере для автора пример, скорее однозначный, нежели многозначный: когда евреи увлекаются материальным переустройством мира - торжествует классическая форма еврейского национального идолопоклонства. 

     Подобный символизм горячо осуждали в Иерусалиме, а слова пророка Исайи не только доносят до нас полемику с иконографией тельца, но и дают нам представление о том, как эти тельцы делались: «Эфраим (Северное царство) погряз в поклонении Ваалу и смерть преследует его. Однако они грешат больше и больше, они отливают образы, используют серебро для изготовления идолов. Сказано о Эфраиме: они приносят человеческие жертвы и целуют изображения тельцов» (Исайя 13:1-2). 
     Запомним эти слова. Они нам еще пригодятся... 
     В течение первой половины второго тысячелетия до н.э. Ашкелон, как мы уже сказали, был одним из крупнейших и богатейших морских портов в Средиземноморье. Его массивные земляные укрепления имели форму дуги длиной в полторы мили, охватывающей город площадью более 150 акров, с населением около 15 тысяч человек! 
     Весы истории, наверно, самые коварные. И движут их силы, до сих пор нам неведомые. Вспомним хотя бы трагедию, которая свершилась через тысячелетия после описываемых событий. Вспомним Катастрофу. Шесть миллионов евреев вместе со своим замечательным языком идиш, вместе с уникальной культурой ушли в небытие. Для остальных, казалось, также все кончено. Но когда 7 мая 1945 года Геринг сдался в плен американскому лейтенанту Дж.Шапиро, у него вырвался печальный вздох: «И тут еврей». 
     Уж если чьи-то пути и неисповедимы, так это пути истории... 
     ___________________ 
     Примечания
       *  Табличка найдена в Верхнем Египте - Тель эль-Амарна - находится в 
           Британском музее в Лондоне. Всего найдено 7 табличек. Три в Британском 
           музее, 2 в музее Каира, 2 в Берлинском музее. 
     **  Стела найдена в 1896 году в Таби, Верхнем Египте, представлена в 
           археологическом музее Каира. 

>

______________________________________________________________________________________

п