.
Ангина
В Прибалтике Май – неземной желтизны.
Но в час угасания света
с янтарной плаценты в дупле у сосны
оторван зародыш Лета.
А поздний вечер в портовом кафе
взят дымом, как кнехт – канатом.
Здесь иезуиты об ауто-да-фе
беседуют невиновато.
Меняя змеиные па вина
на злые пассажи джаза,
здесь алиби правит. Так чья ж вина
вползает в вакуум пауз?
Утрата сезона не трогает зал.
За столиками слышен лепет:
«...знать, слишком оранжев он был и ал –
приплод по имени Лето...»
А вечер – мертвей, чем все вечера.
Но мне с воспалённым горлом
и официантка – как медсестра,
отпаивающая ромом.
Мятежный выводок хриплых слов
зажат в челюстном капкане.
Бокал опрокинут – каскад глотков
затапливает восстание.
В заливе дозорные – на мели,
но порт не ведёт и бровью.
Трещат половицы, в любой щели
щупальца средневековья
уже набухают, вобравшие кровь!..
В беде открываюсь Небу:
моя – вина!, недосмотр – мой!, любовь –
моя! – к сосновому дереву.
Яичной, птенцовой, живой желтизны –
в Прибалтике Май... Не кем-то,
а в сумерках – мной! – в дупле у сосны
погублен зародыш Лета.
«…без Лета – прохладней...»,
«…прозрачней – без дум…» –
доказывают неуклюже;
«…везение – главное…»,
«…выпал бы – дубль…» –
а кельнеры грифами кружат,
на тех из клиентов нацелив клюв,
кто насмерть, как я, простужен;
«…да чёрт с ним – с тем Летом!!!…»,
«…кто ноет – тот глуп…» –
а щупальца – туже.., туже…
С той самой поры я не шарю по дуплам –
я глажу кору снаружи...
Что ж, каждый несёт особенный крест.
Чем наш – неприкаянных – хуже?
Я верю М.Ц.: в мире мест – неуместность
сама по себе – оружие.
Не перенастроишь в один присест
судьбу, как струну. Помеха
порядку вещей!, если ты – неуместен,
ты – при боевых доспехах.
Не дуло – дупло, но – в вершке от виска…
Что ж.., пусть у ствола на заметке,
ты – прочен!.., лишь… рядом… цела пока..,
чуть зыблется жизнь.., тонконога.., ломка..,
–
держись невесомей, входя в зоопарк!!!,
где, в толк не беря, что они – в застенке, –
фламинго спят бокалами молока
о розовой пенке.
<.......................>
.