.
.
V I I I
Признаюсь, мне почему-то, сам не знаю, все
кажется, что на этот еще раз войны между Германией
и Россией не будет, и что сила обстоятельств вынудит Германию пожертвовать
Австрией. Мне кажется, что, в виду все той же таинственной телеологии,
довольно сильная Германия еще нужна. А если ее сила еще нужна (хотя бы
для того, чтобы пассивно или полупассивно задерживать славянство на пути
гибельного, преждевременного и полного объединения), то
она не должна так рано следовать убийственному примеру Австрии, Франции
и Турции, которые противостояли племенному началу открыто и вооруженною
рукой в 1859, 66, 70 и 77-м годах). Умри завтра Бисмарк, я бы воскликнул:
Ћпогибла Германия!Л Без Бисмарка она не найдет предлежащего ей безвредного
пути. Но пока Бисмарк жив, инстинкт его призвания, быть может подучит его
не противиться слишком явно и сильно славянскому племенному движению; а
задерживать его только понемногу.
Все это так; но предположим даже истинно всеобщую
войну: Францию и Россию с одной стороны, ЋлигуЛ - с другой.
В таком случае, я уверен, случится вот что:
австрийцы и германцы будут побеждены русскими (с помощью французов), французы
же будут разбиты германцами, хотя и не так легко, как в 1870 году, и этот
лучший против прежнего отпор облегчит, конечно, русское дело.
Что касается до итальянцев, то они будут французами,
я надеюсь, побеждены без особого труда. Французские войска в таком случае
могут дойти и до Рима. Что же должно тогда произойти с Италией после подобного
разгрома, с демократической, анти-папской, но пока еще кое-как монархической
Италией? Можно ли надеяться хоть в этом случае на серьезную реакцию в пользу
церкви?
Нет, нельзя! Идея Папства слишком возвышена;
- формы католичества слишком изящны и благородны ждя нашего времени, для
века фотографической м телеграфной пошлости.
Если бы на престоле самой Франции сидел Генрих
V, или если бы был жив молодой Наполеон IV то от них, сообразно с их идеалами
и преданиями, можно было ожидать хоть попытки восстановить светскую власть
папы, которая была столь полезна для его нравственного веса. Но этого нельзя
ожидать ни от Сади-Карно, ни от Буланже, ни от принцев Орлеанского рода,
ни от боковой линии выродившихся Бонапартов
Как бы не пал скорее в этом случае Савойский
дом. Как бы не воцарилась и там такая же якобинская радикально-либеральная
республика! А раз будет и там республика, как бы не уехал вовсе из
Рима сам папа, как бы не выжили его! А что это будет значить? Ведь это
истинное начало конца, начало 5-го акта европейской
трагедии.
Папство связало принципы свои с одним городом;
с переменой места едва ли в среде самого западного духовенства устоит надолго
и самый принцип.
Вот куда привело Европу это псевдо-национальное
или племенное начало.
Оно привело шаг за шагом к низвержению всех
тех устоев, на которых утвердилась и процвела западная цивилизация. Итак,
ясно, что политика племенная, обыкновенно называемая национальною, есть
ничто иное как сильное орудие все той же всесветной революции, которой
и мы, русские, к несчастью, стали служить с 1861 года.
В частности поэтому и для нас политика чисто-славянская
(искренним Православным мистицизмом не исправленная, глубоким отвращением
к прозаическим формам современной Европы не ожесточенная) - есть
политика революционная, космополитическая. И если в самом деле у нас есть
в истории какое-нибудь особое, истинно-национальное, мало-мальски своеобразное,
другими словами - культурное, а не чисто-политическое призвание, то
мы впредь должны смотреть на панславизм как на дело весьма опасное, если
не совсем губительное.
Истинное (то есть культурное, обособляющее
нас в быте, духе, учреждениях) славянофильство - (или - точнее -
культурофильство)
- должно отныне стать жестоким противником опрометчивого, чисто-политического
панславизма.
Если славянофилы-культуролюбцы не желают повторять
одни только ошибки Хомякова и Данилевского, если они не хотят удовлетворяться
одними только эмансипационными заблуждениями своих знаменитых учителей,
а намерены служить их главному высшему идеалу, то есть национализму
настоящему, оригинальному, обособляющему и утверждающему наш дух и бытовые
формы наши, то они должны впредь остерегаться слишком быстрого разрешения
всеславянского вопроса.
Идея православно-культурного руссизма
действительно оригинальна, высока, строга и государственна. Панславизм
же во что бы то ни стало - это подражание и больше ничего.
Это идеал современно европейский, унитарно-либеральный, это - стремление
быть
как все. Это все та же общеевропейская революция.
Нужно теперь не славянолюбие, не славянопопиворство,
не славяноволте, - нужно славяномыслие, славянотворчество,
славяноособие - вот что нужно теперь!.. Пора образумиться.
Русским в наше время надо, в виду всего перечисленного
мною прежде, стремиться со страстью к самобытности духовной, умственной
и бытовой... И тогда и остальные славяне пойдут со временем по нашим
стопам.
Эту мысль, простую и ясную до грубости, но
почему-то у нас столь немногим доступную, я бы желал подробнее развить
в особом роде писем: об опасностях панславизма и о средствах предотвратить
эти опасности. Не знаю - успею ли.
Я полагаю, что одним из главных этих средств
должно быть - по возможности долгое, очень долгое сохранение Австрии,
предварительно, конечно, жестоко проученной.
Воевать с Австрией желательно; изгнать
ее из Боснии, Герцеговины и вообще из пределов Балканского полуострова,
необходимо;
- но разрушать ее избави нас Боже. Она до поры - до времени
(до Православно-культурного возрождения самой России и Восточных
единоверцев ее) - драгоценный нам карантин от Чехов и других уже слишком
ЋевропейскихЛ Славян. Ясно ли?
Довольно бы... Все существенное сказано, но
я хочу прибавить здесь еще несколько слов об Испании и Румынии, чтобы та
картина всеобщего демократического разложения, которую я только что представил
вам в предыдущих письмах, была полнее.
В 70-х годах в Испании произошло реакционное
восстание басков в пользу Бурбона Дон-Карлоса. Баски бытом
своим до сих пор еще не похожи на остальную Испанию. Они консервативнее,
поэтому-то у них и оказалась еще возможность, нашлось еще побуждение восстать
против тогдашней Испанской республики.
Но и это реакционное движение не удалось,
как
не удавалось за последние 30 - 40 лет все церковное, все самодержавное,
все аристократическое, все охраняющее прежнее своеобразие и прежнюю богатую
духом разновидность. Испанская Вандея не удалась, как не удалось полякам
их дворянское восстание, как не удалась Наполеону III защита папства,
как не удался во Франции позднее государственный переворот в пользу
легитимизма и т. д.
Это о басках и Дон-Карлосе.
Теперь о Румынии. В Ћдоброе старое времяЛ,
как говорится, эта Румыния была Молдо-Валахией. ЋМолдо-ВалахияЛ - по моему,
- это даже звучит гораздо приятнее, важнее, чем ЋРумынияЛ. Молдавия имела
свои оттенки, Валахия - свои. После Крымской войны и молдаване с валахами
почувствовали потребность послужить племенной политике. Оба княжества избрали
себе впервые одного господаря Кузу, из среднего круга (помнится,
просто полицмейстера города Галаца).
Куза тотчас же демократизировал эту
все-Румынию; он освободил крестьян от давней крепостной зависимости и сокрушил
этим прежнюю силу молдо-валашского боярства. Конституция, общая двум княжествам,
начала функционировать, как везде, довольно правильно по форме и, конечно,
либерально (разрушительно) по духу.
И что же? Почти немедленно это либеральное,
национальное
правительство стало закрывать монастыри, разогнало монахов и отобрало издревле
пожертвованные этим обителям земли. Тяжесть этой меры падала преимущественно
на греческие патриархаты и св. Места, которым были подведомственны (ЋпреклоненыЛ)
эти обители и земли. (Кстати замечу, - русское правительство хотя и
неудачно, но поддерживало в этом случае патриархаты, ибо славянское
племя не было тут замешано в дело, как в позднейшем движении болгар.
В болгарском деле мы были
либералами, мы поддерживали болгар против
патриарха и успех наших славянских питомцев превзошел даже далеко наши
желания. В румынском деле ЋпреклоненныхЛ монастырей мы были охранителями
и ничего в пользу церкви не могли сделать).
Сверх того, в Румынии, вскоре после национального
объединения, случилось в миниатюре почти то же, что и в Испании в 70-х
годах. Вспыхнуло небольшое охранительное восстание. К Румынии, по
парижскому трактату, отошла от России часть старых бессарабских колоний.
У них были свои особые местные уставы и привилегий, дарованные им Россией.
Они желали сохранить эти свои особенности - и восстали. Демократическое
конституционное правительство новой национальной Румынии усмирило
их оружием и заставило их стать как все, уравняло, смешало их с остальным
населением.
Видите, и здесь даже, в небольшом размере,
отражается это зарево всемирного демократического и безбожного пожара,
которого неосторожными поджигателями являются не всегда только либералы
и анархисты, а по роковому стечению обстоятельств нередко и могущественные
монархи, подобные Наполеону III и Вильгельму I германскому!
Неужели прав был Прудон, восклицая: ЋРеволюция
XIX века не родилась из недр той или другой политической секты, она не
есть развитие какого-нибудь одного отвлеченного принципа, не есть торжество
интересов одной какой-нибудь корпорации или какого-нибудь класса. Революция
- это есть неизбежный синтез всех предыдущих движений в религии, философии,
политике, социальной экономии и т. д., и т. д. Она существует сама
собою, подобно тем элементам, которые в ней сочетались. Она, по правде
сказать, приходит не сверху (т. е. не от разных правительств), не снизу
(т. е. и не от народа) *). Она есть результат истощения принципов,
результат противоположных идей, столкновения интересов и противоречий
политики, антагонизма предрассудков, - одним словом, всего того, что
наиболее заслуживает название нравственного и умственного хаосаЛ!
ЋСами крайние революционеры (говорит
Прудон в другом месте) испуганы будущим и готовы отречься от революции;
но отринутая всеми и сирота от рождения, революция может приложить к себе
слова псалмопевца: ЋМой отец и моя мать меня покинули, но Господь восприял
меня!Л **).
Неужели не прав Прудон не для одной только
Европы, но и для всего человечества? Неужели таково в самом
деле попущение Божие и для нашей дорогой России?!
Неужели, немного позднее других, и мы с отчаянием
почувствуем,
что мчимся бесповоротно по тому же проклятому пути!?..
Неужели еще очень далека та точка исторического
насыщения равенством и свободой, о которой я упоминал и после которой
в обществах, имеющих еще развиваться и жить, должен начаться постепенный
поворот к новому расслоению и органической разновидности?..
Если так, то все погибло!
Неужели же нет надежды?
Нет, пока еще есть надежда - надежда именно
на Россию, на ее современную реакцию, имеющую возможность совпасть
с благоприятным для религии и культуры разрешением Восточного вопроса.
Есть признаки не по ослеплению пристрастия,
но ЋрациональноЛ ободрительные!
Но они есть только у нас одних, а на Западе
их нет вовсе!
*) Вернее бы сказать: и сверху, и снизу.
Авт.
**) Псал. 26-й
<........................................>
______________________________________________________________________________________
|