..
Александр М. Кобринский
На небесном ватмане
(о
творчестве Алёны Ракитиной / угол зрения)
Невозможно поделиться
ощущением феномена, совершенно неизвестного литературной критике, без
справедливого недоверия с ее стороны, потому что вдруг и неожиданно редко что возникает. Речь идет о творческих
особенностях поэтического мастерства Алёны Ракитиной.
В истории мировой поэзии известны случаи, когда
автор оставлял после себя 30-40 стихотворений, являвшихся заметной вехой на
общем фоне. Достаточно вспомнить таких поэтов, как Артюр Рембо{1} или, скажем,
Николоз Бараташвили{2}. Бывает и так, что даже одно стихотворение открывает новые горизонты – к примеру, «Баллада о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова{3}.
Я не могу предугадать творческого наследия,
которое в итоге предписано Алёне Ракитиной, но созданное впечатляет:
На траурно матовом ватмане неба
коробки домов, жёлто-серые склепы
картинно застыли.
Мне всё это виделось где-то – но где бы
мне было ещё так же глухо и слепо,
как в – этой – пустыне? {4}
Такая дилемма не
может оставить равнодушным!.. С одной стороны бумажно-ирреальная реальность (неба матовый ватман), на
котором примитивистски схематическими штрихами
обозначен социум (коробки домов, желто-серые склепы); с другой стороны –
поэт, отчужденная душа которого пустыннее житейской пустыни… «Мне все это виделось где-то», – говорит Алёна Ракитина, и здесь резонансно
вспоминается пушкинский «Пророк»: Духовной жаждою томим / В
пустыне мрачной я влачился…
И, конечно же, попутно всплывает в памяти статья
Владимира Соловьева «Значение поэзии в стихотворениях Пушкина», в которой
воззрения критика нами осознанны родственно. Отвечая на вопрос
– что, в духовном смысле, требуется от истинного поэта, он пишет: «…его душа
должна быть так же пуста, как та пустыня, куда его тянет …<……..>…эта
пустота души… <……..>… составляет основную противоположность между ним и
действительно пустыми людьми...»[1, 344]. И далее Владимир Соловьев
усиливает эту мысль с еще большей
определенностью: «Все
то житейское содержание, что наполняет сердца и умы занятых людей, весь их мир должен стать для
истинного поэта пустынею мрачною,
– более мрачною и пустою, чем та, в которой он влачится и которая дает ему убежище от мнимой и
суетной полноты жизни и внешнее условие для будущего утоления его духовной жажды» [1, 345].
Заметим, что «Пророк»
написан 27-летним Пушкиным (1826 год) и является первым из принадлежащих его
перу тематических произведений о высоком предназначении творца. И в связи с
развиваемой темой невозможно пройти мимо почти эзотерического факта, что
стихотворение «Театр теней» создано в 2006 году
– то есть, в том же 27-летнем возрасте (Алёна родилась в
1979). Отмеченное совпадение не является случайным потому именно, что в том же 2006 в
ее активе появляется «Ургальская
баллада» в одинаковом с «Театром теней»
тематическом устремлении. Здесь так же показана неприемлемая поэтическому духу агрессивная природа
социума и описывается она в виде 500-летнего старика, испытывающего педафило
уподобленное вожделение к чистому поэтическому символу – к девочке – к бессознательно
горящему в ее душе священному источнику: Я маленькой была, / а Вы – седым и старым...
Событие
разворачивается в замкнутом пространстве
купейного вагона, где болезненная память пробивается «сквозь темноту» или толщу времени к
своему вообра-жаемому и, вместе с тем, реально воплотившемуся насильнику поэтического духотворения. И не ради ли неодолимо и праведно растущего в поэтессе желания
мести она готова разделить с извращенцем «купе и перестуки колес – ночной кошмар…»?
И
вот наступил момент явленного присутствия злобного и безжалостного… Что же делать ей – попавшей в безысходную ситуацию, если
вдобавок ко всему в чудовищном старце символизирован источник всемирного зла,
существующий теперь не только в реально опустошающем «здесь», но уже и «там» – в
пустыне ее собственного поэтического вакуума? И в сюжетно-кульминационной точке этой баллады мы
становимся свидетелями феномена космической быстроты мышления – звуки,
ощущения и застрявшие в горле слова сжимаются до импульса одной буквы «т»,
передающей перестуки колес на стыках, как весьма ощутимое сгущение пространства-времени:
тик-так,
ти-та,
т-т – так...
...тикает?..
...Топор?.. ?..
...Топор!.......... –
...не истребить –
...............…….. –
Топор везде и всюду –
на тех же рельсах он…
И в следующее мгновение суицидный момент само-пожертвования –
я прыгаю с моста,
я рассекаю нить,
я – вечно – буду плыть,
я – вечно – помнить буду...{5}
В завершение краткого обзора
обратим внимание на эпиграф к стихотворению «Ургальская
баллада», взятый из пушкинского «Пророка»: «…на перепутье мне явился...»
Почему именно этот эпиграф взят
автором в «Ургальской балладе» нами уже выяснено, но в этой матрешке сокрыта еще одна: на творчески
осмысляемом перепутье в пределах испепеляющего социума, где господствует чернь, Пушкину, а равно
и совре- менному
поэту-пророку А. Ракитиной
является образ шестикрылого Серафима.
Известно, что одно из этих существ
(Ис. 6, 2-3 и 6, 6-7) прикасается к устам пророка горящими углями жертвенника для намечаемого богослужения. Читаем у
Пушкина:
И он мне грудь рассек
мечом,
И сердце трепетное вынул
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
У Ракитиной несколько иные
атрибуты, но вполне узнаваемые по аналогии: топор = меч; грудь рассек мечом =
я рассекаю нить… Но самое главное в ее творчестве –
бессознательное, а значит и наиболее честное следование своему индивидуальному поэтическому предназначению.
13.06.2008
__________
Примечания:
{1} Жан Николя Артюр Рембо (1854–1891) –
французский поэт, один из основоположников символизма.
{2} Николай (Николоз) Мелитонович
Бараташвили (1817–1845) – выдающийся грузинский поэт-романтик.
{3} Александр Сергеевич
Кочетков (1900–1953) – русский советский поэт, переводчик.
{4} Из стихотворения А.
Ракитиной «тетр теней».
{5} Из стихотворения А.
Ракитиной «Ургальская баллада».
Библиография
[1] В. С. Соловьев, «Значение поэзии в стихотворениях Пушкина», стр. 316-370 /
«Философия искусства и
литературная
критика», Москва «Искусство», 1991, – 701 с. Серия (История эстетики в
памятниках и документах).