Лиловый стон 

     Ночь пугала давящей темнотой, и ничто не помогало: ни громкое дыхание, ни плотно сжатые веки, ни подушка, наброшенная на лицо - тоска, острая, колючая сочилась с потолка, и со стены напротив, отгоняя сон, стекала на грудь ощущениями из прошлого. 
     «Чушь какая-то, - шептал мужчина в подушку, - наваждение...». 
     Было досадно, что долгие годы смиренной, привычной жизни вдовца до конца не оградили его от Этого, и что теперь Это нахлынуло на него снова. 
     «Нелепость! - шептал мужчина. - Быть не может...» 
     Он гнал от себя Это, твердо уверовав, что любовь случается лишь раз, а все, что потом, после Этого - бессмысленно и мелко. 
     Иногда, на какое-то время, ему удавалось представить, что жена рядом с ним, и тогда он уходил слушать шум моря или перечитывал любимые ими книги, или разглядывал краски осеннего леса, или бродил по залам музеев, но и в эти часы он ловил себя на том, что все видится иначе, слышится иначе и досадливо сверлила мысль: «Напрасно пытаешься: так, как было «вдвоем» уже не будет...». 
     «Как же я теперь, вдруг?...» - мужчина сбросил с лица подушку, вслушался в ночь. Дождь мягко царапал окно. 
     «Таблеток бы... Заснуть...» - думал мужчина и вдруг весь задрожал и глухо рассмеялся, а потом, когда смеяться устал, сел в кровати, взглянул на светящийся циферблат часов. 
Была полночь. 

     * * * 
     ... Месяц назад, в последнюю ночь уходящего года, город сиял, весело гудел, и мужчина решил немного пройтись, чтобы не одному быть... 
     Ветер теребил волосы прохожих и, словно простуженный, сопел тяжело и хрипло, а в небе, подталкивая друг друга, тучи то сбегались, то, будто посовещавшись о чем-то, неспеша расходились и загадочно бледнели. 
     Плавно, блаженно лилась по улицам толпа, и мужчина ступал аккуратно, старательно, видом своим показывая, что присутствие его никак не помешает тому, к чему мало причастен, и только, понурив голову, ловил он краем глаз мелькающие на тротуаре туфли, слушал обрывки веселых разговоров и радостных выкриков и сам того не замечая, рассеянно улыбался. Он не жалел, что вышел в эту ночь из дома, напротив, «лучше так, чем Новый год проспать». 
     Вдруг - сверкающее окно кафе и девичье лицо, а на узком столике две неподвижные руки. 
     «В такую ночь одна: - удивился мужчина. 
     Его глаза, вспыхнувшие, неприличные, не отрываясь глядели то на эти тонкие, чуть вздрагивающие пальцы, то на отрешенность молодого личика. 
     На какой-то миг девушка подняла голову, заметила окно. 
     Она смотрела большими, выжидающими зрачками, а вокруг губ метались какие-то мысли, которые мужчина отгадать не пытался и лишь чувствовал, что под взглядом темных глаз, надломилось в нем что-то, потом широко раскрылось, и на лице его загорелась кожа. 
     Не понимая почему, он внезапно почувствовал себя виноватым и, растерявшись, захотел лишь одного: просить прощения и у этой девушки, и у себя, и у этого города. 
     Зрачки девушки, сверкнув радостными точками, вдруг сузились, потеплели, и на том месте, где переносица, легла веселая морщинка. 
     «Путает меня с кем-то», - решил мужчина и торопливо, словно боясь опоздать, прошептал: «Простите!» 
     И отошел от окна. 

* * * 
     Мужчина поднялся с кровати, оделся и, не зажигая свет, встал у окна, опираясь о раму. Сверкая, кидались на асфальт серебряные дождинки. Тоскливо шуршали колесами автомобили. Окно пахло дождем. 
     «Как же теперь?...» - В последние дни мужчина ловил себя на том, что все, что бы он не делал, было действием унылым, вялым, как будто так положено и иначе нельзя: вставал с кровати, словно из тумана выбирался, брился, в зеркале лицо не узнавая, студенткам читал лекции, не слыша звучания своего голоса. 
     «Как же я так?...» - не унимался мужчина, неожиданию оказавшись внизу, на улице, среди мокрых, голых деревьев; дождинки набросились на его туфли, подбираясь к носкам. И ныли колени. Куда-то спешили люди, шелестя зонтиками. А он был без зонтика, и он не спешил. Под ветром скрипела дверца телефонной будки. Пальцы, сохранившие память, касались цифр на диске. 
     - Алло! - в трубке усталый, старческий голос. 
     - Простите! - мужчина щелкнул рычажком - в квартире с этим номером жила его невеста. Ког-да-то... 
     Мужчина вернулся к себе домой, к окну. 
     «Наваждение!...» - подумал он, опускаясь в кресло и слушая в темноте Шарля Азнавура. 
     Зеленый глазок проигрывателя мерцал вяло и безучастно. 

     * * * 
... А улица продолжала веселиться и мелькали на тротуаре туфли, но теперь это его не занимало; мысль, что девушка в такую ночь одна, томила, не давала освободиться от состояния смутного сочув-ствия, а когда он вдруг про себя отметил, что сам-то он сотни ночей один, совсем уж смешался, поразившись тому, что так подумал. 
     Пытаясь отогнать от себя навязчивые мысли, он решил, что лучше бы вернуться домой, но загадочно поманил к себе яркий свет витрины, а в глубине, за стеклом, теплая мягкость малинового шарфика на пластмассовой шее манекена. 
     «Что ж это я?... - едва справляясь с дыханием, мужчина, словно грабитель, ворвался в магазин шумно, с напором, и движение его рук и слова, сипло застревающие в горле, пугали тоненькую продавщицу, а потом пугали прохожих его путаные шаги, легкомысленно распахнутая куртка и неподвижный, сухо горящий взгляд. 
     «Вот, - сказал он, остановившись перед девушкой и протягивая руку с малиновым шарфиком, - год сейчас Новый... Подарки носят... Я тоже... Хочу...» 
     «Понимаю», - сказала девушка. 
     Потом они бродили; пустели улицы; гасли фонари, и город казался усталым и смущенным. 
     Девушка просила: «Не домой!» 
     И была гостиница. 

     * * * 
     Фосфорические стрелки указывали на второй час ночи, но мужчина чувствовал себя слишком усталым, чтобы снова уснуть. 
     Сладостно-печально пел Шарль Азнавур. 
     Загадочно и смутно мерцал на стене портрет жены. 
     За окном толкались слепые тучи. 
     «В последний раз: - пообещал себе мужчина, -сейчас и больше никогда...» 
     Поспешно, словно боясь, что ему помешают, достал плащ, сбежал по гулким ступеням лестницы на улицу. 
     Прохладный ветер и запах сырости остались такими же, как в прошлую ночь, и мужчина, подняв воротник плаща и поведя продрогшими плечами, подумал о том, что в городе что-то случилось со временем, что растеряв дни, сутки превратились в бесконечную, сырую, бессонную ночь. 
     «В последний раз!» - напомнил себе мужчина, подойдя к дому девушки, а, когда взглянул на холодно мерцающее стекло окна, вдруг испытал мерзкое состояние неловкости. - В последний раз! 
     Он отступил к дому напротив, под брезентовый навес мебельного магазина - здесь он провел прошлую ночь... 
     - «Что с ней в эту минуту? - думал он. - Там темень... Там... Сейчас может руки мужа тянутся к ней.. И белеют (даже в темноте) податливые бедра... К черту!... А может разгоряченная стоит под душем и улыбается? И муж, наконец, уснул... Не-е-е-е-ет! Не сейчас!.. Пожалуйста, не сейчас!... Пожалуйста!.. 
    

Мокрый, с взъерошенными перьями, подлетел воробей, опустил себя на подоконник и замер. 
     Белый туман сполз с крьши вниз и застрял, извиваясь на дереве. 
     «Не сейчас! - просил мужчина. - Пожалуйста!» 
     Воробей на подоконнике время от времени вскидывался, встряхивая крылышками, и снова сжимался, пытаясь добыть немного тепла и покоя. 

     * * * 
     ... - Через месяц выйду замуж, - сказала девушка в гостинице. - Во мне побывал ты и теперь я смогу... 
     - Ты смогла бы и без того, что в тебе побывал я, - заметил мужчина. 
     - Наверное, но это не то же самое. 
     - Возможно, - мужчина преподавал в Университете философию и знал, что Истины нет, а потому объяснимо все... 
     Потом они сидели на кровати одетые и слушали, как за окном, в темноте, шумел дождь. 
     - Что же дальше? - спросил мужчина. 
     Девушка не ответила. Достав из сумочки сигарету, она долго и задумчиво держала перед собой зажженную спичку. Потом спичка погасла, и девушка сказала: «Можно спуститься в бар». 
     В баре три толстощекие женщины в широких вязаных кофтах пили пиво и громко разговаривали. Они были одни, без мужчин. 
     «Хочу пива», - сказала девушка и, радостная, приблизила к мужчине лицо. 
     Что же дальше?» - думал мужчина, разглядывая стены бара. На стенах были развешаны картинки с изображением лошадей. 
     Девушка молча пила пиво из граненого стакана. 
     Мужчина молча пил бренди из маленькой рюмочки. 
     Потом толстухи ушли и в баре стало совсем тихо. 
     Мужчине нравилось, что девушка ни о чем не расспрашивает. 
     И тогда она вдруг спросила: «Мы теперь в Новом году, правда?» 
     Мужчина ощутил на руке ее мягкую, горячую ладонь. 
     «В Новом совершенно», - ответил он, и ему захотелось вернуться в номер, чтобы снова видеть, как она раздевается в темноте, а потом, чувствуя ее совсем близко, не думать о том, что будет через месяц. 
     «Отведи меня домой», - попросила девушка. 
Мужчина послушно поднялся со стула. 

* * * 
     Оставаясь стоять под брезентовым навесом и задумчиво наблюдая за воробьем, мужчина не сразу заметил вынырнувший из тумана бело-синий джип. 
     - Ты чего здесь? - у полицейского был простуженный голос и смертельно усталые глаза. 
     - Понятия не имею, - глаза мужчины смотрели трезво и честно. 
     Полицейский достал сигарету, закурил, а потом, немного подумав, выкрикнул:
     - Шел бы лучше спать! 
     Мужчина пожал плечами: 
     - Не с кем! 
     Другой полицейский, тот, который сидел за рулем, тоже закурил и, тоже подумав, сплюнул в открытое оконце: 
     - Нам бы твои заботы! 
     Мужчина покачал головой в знак согласия и развел руками: 
     - Дай вам бог! 
     Безответно захлопнулось оконце, полицейский джип фыркиул выхлопной трубой и вяло покатил дальше. 
     - «Ты чего здесь?» - спросил себя мужчина. 
     Город спал. 
     От брезентового навеса исходил запах плесени. 
     На тротуаре, в двух шагах от мужчины, чернело мокрое деревце; его изогнутые короткие ветки с горбиками дождевых капель напоминали вскинувшихся гусениц, которые на миг замерли, решая оставить ли себя на холодном, безучастном теле ствола или же перебраться в ласкающую, но рыхлую, ненадежную белизну тумана. 
     «Все!» - подумал мужчина, разглядывая То окно. Он знал, что все кончено, что не могло быть иначе, и то, что на него нахлынуло Это, так ведь... 
     «К черту!» - прокричал он в сонную улицу, и белая пелена над крышами вдруг качнулась, вздрогнув, отошла; небо, вытянувшись, стало черным, темным, оглушительно вскрикнуло, застонало, терзаемое огненно-лиловыми иглами, потом зарыдало, вылив на город жесткий, отчаянный поток горечи. 
     «К черту!» - разом, словно под пытками, стонали и брезентовый навес, и мостовая, и дом напротив, и деревце, а от лиловых разрывов в небе слепли глаза. 
     «В последний раз, - шептали холодные губы, - в последний раз!..» 
     А когда дождь стих, и улицу охватила смутная тишина, мужчина, растерев через мокрые, негнущиеся брючины затекшие ноги, вышел из-под навеса. 
     Он побрел домой, не в силах ни о чем-то думать, ни что-нибудь чувствовать. 
     В спину толкал легкий ветерок, и дождь был теперь не тяжелый, обычно-январский, а тонкий, игриво-мартовский. В небе мигали белые звездочки. Пахло утром. 
     - Ты? - вздрогнул  мужчина. 
     Девушка стояла перед его домом; у нее были лиловые щеки и лиловые губы. 
     - Твое окно, - сказала она, - оно такое темное... Мужчина взял ее лиловые пальцы, подышал на них. 
     - Твое окно не светлее, - заметил он. Отчего так? 
      Девушка встряхнула головой, брызгая волосами. 
     - Наши отцы любили, как кролики; мы любим, как змеи, - проговорила она и рассмеялась. 
     - Вот как! - насторожился мужчина. - Откуда ты это знаешь? 
     Девушка смеялась, она просто дрожала от смеха и, восторженно хлопая в ладоши, терлась лбом о мокрый, холодный плащ мужчины. Потом голосом, каким читают детям сказки, медленно и певуче заговорила: 
     - Когда-то на флоте служила девушка, и вот пришел на ее корабль очень ученый и очень мудрый человек. Он говорил о жизни, о смерти и о разной другой философии, и девушка глядела на него так, что забывала дышать. И море было синим-синим, а небо добрым и тихим. 
     «Наши отцы любили, как кролики, а мы, как змеи», - сказал тот человек. 
     - Это не я, - улыбнулся мужчина, - это сказал француз Ришпен. 
     - Какой ужас! - на миг девушка смутилась, но тоже улыбнулась, и на том месте, где переносица, легла веселая морщинка. - Я считала, что это ты...
     Мужчина вспомнил, что тогда, в кафе, девушка смотрела на него точно таким же взглядом - на давнего знакомого так смотрят. 
     Он молча убрал со лба девушки прядь слипшихся волос. 
     Девушка больше не улыбалась. 
     Такой дождь, наверное, надолго? - сказала она. 
     - Наверное. 
     - А если он никогда не кончится? 
     - Тогда мы промокнем совсем, пояснил мужчина. - И растаем...