.
Майя Тульчинская

Смерть

     Старуха стояла с протянутой рукой справа от эскалатора, прислонившись спиной к 
черной мраморной колонне, вид у нее был отвратительный.
     Отвратительным было все.
     Старая, немощная, жалобно трясущаяся рука с давно нестриженными, грязными ногтями.
     Съежившееся от времени лицо с гноящимися глазами, особенно отвратительными из-за 
очков с увеличивающими линзами.
     Безобразные, рваные сапоги со сломанными молниями, перевязанные бельевыми веревочками.
     И пальто. От него так воняло смесью пота, гнили и нафталина, что даже в часы пик напирающий поток людей как-то умудрялся обогнуть старуху, отодвинуться от нее 
подальше, обойти стороной, отстраниться - лишь бы не коснуться этого смрадного куска 
плоти.
     Никто никогда не видел, чтобы кто-нибудь подал старухе.
     Никто из пассажиров никогда не замечал, как она приходит и когда она исчезает.
     Утром, когда они ехали на работу, она уже стояла, вечером, когда возвращались домой - 
она все еще была на месте.
     Кажется, по выходным она не появлялась на станции, но твердо этого никто не знал, как 
и не знали, когда она первый раз появилась здесь.
     Старуха тоже не знала этого.
     Она не знала, кто она, что она здесь делает и зачем сюда приходит.
     Она даже не знала, приходит она сама или ее приводит кто-то.
     Иногда ей казалось, что где-то здесь, поблизости, ее дом, и она пришла на станцию 
встретить кого-то, чье имя и лицо она давно забыла. Тогда она старалась всмотреться в лица проходящих людей, но лица она давно не различала.
     Однажды рядом с собой она увидела чью-то протянутую руку, а назавтра поняла, что это 
была ее рука, и тогда старуха удивилась, почему ее рука такая странная, морщинистая и коричневая. Старуха помнила, что у нее совсем другие руки: белые, нежные, с ухоженными ногтями. Но потом она забыла, что значит слово «ухоженные», сначала забыла само слово, а потом забыла и про свои руки.
     Однажды старухе показалось, что кто-то поднял ее с постели, запихнул в машину, привез 
на станцию и поставил у колонны с протянутой рукой.
     Потом старуха подумала, что это было вовсе не с ней, а с другой старухой, о которой ей 
кто-то рассказывал, но она не могла вспомнить - кто. Может быть, она слышала это по 
радио или видела по телевизору. Но старуха не помнила, есть ли у нее радио или телевизор, 
и даже не помнила, может ли она слышать радио или смотреть телевизор.
     Старуха так давно и так сильно устала, что даже перестала чувствовать свою усталость.
     Ноги совсем не держали ее, но она как-то стояла у колонны и иногда сама удивлялась 
этому.
     Однажды старуха захотела есть, но забыла, где и кто ее кормит.
     Тогда она решила, что надо пойти в магазин, но она не знала, где здесь магазин и куда 
нести

продукты, чтобы приготовить из них еду. Зато она вдруг вспомнила, как выглядит 
еда.
     Еда была красивая и глянцевая, она лежала в красивой посуде, которая стояла на 
роскошной белой скатерти.
     Сначала старуха решила, что это она постелила красивую белую скатерть и накрыла стол 
к приходу гостей, потом она решила, что еда нарисована на картинке в большой толстой 
книге, которую она листала, готовясь к какому-то торжеству. А может быть, эта еда была нарисована на картине, которая висела на стене, но старуха не могла вспомнить, где эта 
стена.
     Зато старуха вспомнила, что она очень старая, и решила умереть. Она знала, что для того, чтобы умереть, нужно лечь в гроб, закрыть глаза и сложить руки на груди.
     Но старуха не знала, где взять гроб, и не могла сложить руки, потому что помнила, что 
должна стоять с протянутой рукой.
     Тогда она решила просто закрыть глаза. Больные веки плохо слушались, и ей никак не удавалось сомкнуть их так плотно, чтобы свет совсем перестал проникать в глубь зрачка. 
Наконец веки сомкнулись, но ей мешал гулкий, тряский шум, который стоял вокруг.
     Только сейчас старуха поняла, зачем ей нужен был гроб. Ведь у гроба была бы тяжелая 
крышка. И когда бы крышку опустили, там, внутри гроба, стало бы совсем тихо.
     Наконец шум в ушах стих, а может быть, просто станция опустела.
     Но старуха не знала этого.
     Мир вокруг нее тоже опустел и исчез.
     Старухе стало хорошо и спокойно внутри себя.
     Она услышала, как что-то тихо булькнуло в животе, почувствовала медленный, нерешительный ток крови по венам и глухое, нечастое постукивание сердца.
     Просящая рука наконец начала медленно опускаться и совсем перестала дрожать.
     Старуха чувствовала, как тело ее становится прохладным и легким. Ей больше не нужны 
были силы, которых давно уже не было. Ей ничего больше не было нужно, кроме этого 
покоя.
     И тут какой-то пьяный, споткнувшись, налетел на старуху, и, грязно выругавшись, заорал:
     - А, чтоб ты сдохла!
     И старуха от толчка очнулась, веки ее машинально открылись, в уши заполз назойливый 
шум, и старуха подняла руку, то ли зовя прошедшую мимо смерть, то ли просто прося милостыню. 

=========================
==============
<......................................>