.
      Железная дорога

     Что делать, 
     я опять пишу про пыль вокзала, 
     про монотонный гул у пригородных касс, 
     про свой любимый цвет 
     асфальта и металла, 
     про запах сигарет 
     и тамбур в поздний час... 
     В редакции носить поэзию такую – 
     копеечку просить 
     с протянутой рукой: 
     как мрачен этот стих, 
     а жизнь кругом ликует... 
     Но Бог меня простит – 
     мне страшно быть другой. 
     Мне страшно быть другой, 
     когда в полночный тамбур 
     ползет колючий свет, 
     лучами шевеля, 
     а электричка мчит, 
     выстукивая ямбы, 
     дождливою страной 
     в холодные поля. 
     Мне страшно быть другой – 
     закрыть глаза и уши, 
     чтоб только со стихов 
     проклятие ушло... 
     мир доверяет мне 
     свою больную душу, 
     я на нее смотрю 
     сквозь мокрое стекло. 
     Она молчит в ночи 
     равниною туманной, 
     раскинулась во сне 
     на север и на юг... 
     И кто-то шепчет мне: 
     подумай, негуманно 
     тревожить мир... 
     Молчи – неизлечим недуг. 
     И я смотрю в поля, 
     я лбом в окно вжимаюсь, 
     и капли сквозь стекло 
     текут в мои глаза. 
     Еще чуть-чуть – и все: 
     поверю и раскаюсь, 
     и выдохну строку: 
     ничем помочь нельзя. 
     ... Холодные поля – 
     навязчивым виденьем. 
     Надеты провода 
     на черные кресты. 
     Прости, моя земля, 
     что с каждым поколеньем 
     сгущается беда, 
     огромная, как ты. 
     Когда во времена 

     доносов и наветов 
     твоих родных детей 
     топили, как котят, 
     ты, в страх погружена, 
     забыла про поэтов 
     и родила таких, 
     которые молчат. 

     В тебе растет беда, 
     Во мне – зерно иудье. 
     В ушах стучит покой, 
     Не превращаясь в крик. 
     Дотронусь ли строкой 
     до твоего безлюдья? 
     Дотронусь – и сама 
     ты вырвешь мне язык... 

     Я, как и ты, страна, 
     в бессилье растворяюсь. 
     Мне чудятся одни 
     снега, снега, снега, 
     огни, огни, огни... – 
     и я в тебе теряюсь, 
     и мы больны одним – 
     разрушена стена. 
     Я о тебе пишу, 
     но это бесполезно. 
     Я, как и ты, молчу, 
     я, как и ты, боюсь, 
     я, как и ты, лечу 
     дорогою железной, 
     пока в конце пути 
     в ночи не разобьюсь. 

     Я разобьюсь, а ты 
     останешься больною. 
     Я высоко взлечу и, 
     отводя глаза, 
     чтоб не смотреть, как ты 
     прощаешься со мною, 
     я выдохну строку 
     «прекрасны небеса»... 

     Не вспомнят обо мне 
     те, для кого писала. 
     Бесследно голос мой 
     в твои поля ушел... 

     Прости меня, страна... 

                                            1984