Осенним вечером 1987 года мы сидели в квартире моего еще школьного товарища, а ныне физика, профессора Московского университета, и вспоминали прошлое. Сталинские, хрущевские, брежневские времена уже ушли, а время алии 90-х еще не наступило. «Когда мы с Эдом вернулись с войны (имелся в виду мой старый школьный друг Эдик Львов), - рассказывал мой товарищ, - мы были счастливы. Да, именно счастливы. И если кто-нибудь скажет, что он вернулся с фронта несчастным, я ему не поверю. Потому что мы себя выложили там. Мы сделали победу и вернулись. Да, я потерял ногу, но не силу духа. У меня на груди были ордена и медали, и у Эда, между прочим, тоже. И мы чувствовали себя абсолютно вместе со всеми. У нас не было мыслей, что наша национальность какая-то другая. Она была об-ща-я! Это была национальность победителей. Это была сила. Это была радость. И мы писали стихи. Я позволю себе думать, что мы писали очень неплохие стихи. Потому что даже в хороших журналах я видел куда похуже. И мы решили сходить к Илье Эренбургу, чтобы показать ему свои стихи. В разговоре было затронуто много тем. В частности, и об антисемитизме. Естественно, ведь печи Освенцима, Треблинки еще дымились, еще не высохла земля в Бабьем Яру - это была осень 1945 года. 
   И Эренбург сказал: 'А знаете, какой разговор был у меня с Эйнштейном при нашей последней встрече, в 1934 году? Эйнштейн спросил меня, есть ли антисемитизм в Советском Союзе. Я ответил, что нет. 'Господин Эренбург, - сказал мне Эйнштейн, - я вам не верю. Антисемитизм - тень любого фашизма'. А от себя я добавлю: молодые люди, до войны вы хором пели 'Широка страна моя родная'. Хватит. Вы выросли, вы уже слишком взрослые, чтобы петь хором. Ищите свой голос. Тем более, что и страна оказалась не так уж широка - для вас...'». 
   Итак, уже в 1934 году Альберт Эйнштейн понимал то, что многие по-настоящему не понимают еще и сегодня. Мы всегда думали, что этот гениальный старик всеми своими помыслами живет далеко от Земли в просторах относительного пространства-времени и Космоса. А если уж спускается на Землю, то берет в руки скрипку и снова улетает в объятиях звуков далеко от нас. Оказалось, что все совсем не так - земные проблемы, и в частности проблемы его народа были и его проблемами. А гений - всегда гений. И эти проблемы он решал так же гениально, как и космические, со всей силой своего анализа и точностью предвидения. Да, в 1934 году, когда, казалось, еще ничего не просматривалось, он уже видел, что государство наше, государство Сталина - фашистское. А потому антисемитское. Этого мы еще долго не понимали. И не только мы, но и Запад - сколько людей один за другим разными путями прорывалось на «родину интернационализма», чтобы почти немедленно сгинуть в ее бездонных лагерях, не успев передать своим соплеменникам, что бежать от фашизма нужно не на Восток, а в противоположном направлении. 
  

Впрочем, что говорить о Западе, - внутри страны, на просторах которой даже просторы ГУЛАГа, казались маленькими, мы изо всех сил старались слиться с хором. Да, именно наши русские, украинские, еврейские мальчики, у которых отцы уже сгинули в этих бескрайних и неосязаемых, почти мистических безднах, рвались в самые тяжелые походы, на самые немыслимые стройки, а потом на самые опасные участки фронта - бешено мчались навстречу своей гибели. В каждой еврейской семье были свои потери... Ведь только в нашей, совсем не такой уж большой, посмотрите - на фронте погибли Саша, сын папиной сестры Розы; Виля, сын папиной сестры Анюты; Марат, сын папиной сестры Фани. Мой брат Леня получил ранение в Корсунь-Шевченковском бою и чудом не попал в плен. И то же самое почти в каждой семье, которую я знала. То же самое в школе, в которой я училась, - из одного только нашего класса не вернулось с фронта больше половины ребят и несколько девочек - всех их я уже называла; из института - Миша Гольденгершель, Муня Люмкис, Арик Коган и Павел Коган, Толя Юдин и многие, многие другие. Но нас, оставшихся в живых, это не спасало от общественного неприятия. В нашей стране, которая кричала на весь мир, что она-то и есть настоящая родина всех евреев, ядовитой струйкой вилось вокруг нас ничем не поколебленное убеждение - «евреи не воевали, все воротились живы» (Б. Слуцкий). 
   А уже через три года после победы началась кампания «борьбы с космополитизмом». И даже каждый ребенок знал, что космополиты - это евреи, но слово «жид» произносить запрещено, а слово «еврей» - стыдно. А вслед за этим, на разрыхленной борьбой с космополитами почве, пышно расцвел цветок борьбы с «врачами-отравителями». И - это знают все - только смерть великого вождя Иосифа Виссарионовича спасла нас от тотального уничтожения, так тонко продуманного, что все, что делал Гитлер, показалось бы просто детской забавой... 
   Да, Илья Эренбург был прав - нам давно следовало перестать петь в этом хоре - нужно было найти свой голос. 
   Я очень надеюсь на то, что сегодня нам удастся сделать это. 

<......................................>