.
Имена, имена... Что в имени тебе моем?

     О Белизе я ранее никогда не слышал и, когда Сузан предложила мне провести там пару 
недель, я охотно согласился, приняв Белиз за пляжное место где-то в Словении, Словакии 
или поблизости. Подвело любезное слуху славянское звучание да ложно понятая инициатива Сузан, что я принял за трогательную заботу обо мне и моих маленьких слабостях. 

     В реальной жизни Белиз оказался Британским Гондурасом, получившим независимость 
в начале 80-х. Решительно отряхнув груз темного прошлого, страна без раздумий и колебаний вошла в светлое будущее путем простого самопереименования Британского Гондураса в Белиз. 
На этом движение к прогрессу существенно застопорилось, что прошло совершенно незамеченным мимо коренного населения, единственным производительным трудом которого продолжало оставаться ударное детопроизводство. Ситуация напомнила мне о других случаях переименований и спровоцировала меня на попытку их как-то обобщить и систематизировать. 

     Я долгое время не мог привыкнуть к тому, что Сайгон стал Хо Ши Мином, Пржевальск – Караколом, а Фрунзе – Бишкеком, а для охватившей мир лихорадки переименований у меня и по сей день есть несколько неубедительных объяснений вместо одного удовлетворительного. То ли происходящее связано с подспудным желанием улучшить мир, в котором мы живем, полагая, что, изменяя название, мы изменяем суть вещей. То ли это свойственное знахарству замещение реального действия подменяющим его символом. То ли к тому имеются скрытые причины, не видимые с первого взгляда и мною не понятые. 

     Динамичные послереволюционные годы были для России временем вступления в свой первый период тотальных переименований. Министерства были переозвучены в наркоматы, университеты – в рабфаки, крестьяне – в кулаков, подкулачников и коллхозников, солдаты – в бойцов (красноармейцев). Поветрие коснулось также и городского населения. С географических карт исчезли Петроград, Вятка, Луганск, Самара, Екатеринбург и вместо них появились заменившие их славные имена вождей – соответственно, Ленинград, Киров, Ворошиловград, Куйбышев, Свердловск. В Москве исчезли улицы Пречистенка, Воздвиженка, Поварская, Мясницкая и вместо них появились Кропоткинская, Калинина, Воровского, Кирова. С течением времени новые названия как-то устоялись и стали привычными, но длилось это относительно недолго и сменилось вторым периодом переименований. Наркоматам были возвращены их прежние названия, и они опять стали Министерствами, рабфаки опять стали университетами, 
а бойцы (красноармейцы) – солдатами. Несколько позже очередь дошла и до колхозников, 
которые после ликвидации пятимиллионного кулачества и такого же количества подкулачников (предварительно зачисленных в кулаки) опять стали крестьянами. Процесс набирал обороты, 
и с географических карт исчезли недавно на них нанесенные Ленинград, Киров,
Ворошиловград, Куйбышев, Свердловск, взамен которых были восстановлены еще не 
полностью забытые дореволюционные Петроград, Вятка, Луганск, Самара, Екатеринбург. 
В Москве исчезли улицы Кропоткинская, Калинина, Воровского, Кирова, но появились прежние Пречистенка, Воздвиженка, Поварская, Мясницкая. В скобках замечу, что по моему мнению не за горами следующий цикл переименований, когда на картах опять появятся имена вождей, на сей раз, правда, других – Путина, Грызлова, Миронова (предположительно Путинград, Грызловск, Мироновогорск), возможно, Медведева (Медведкино) и Сергея Иванова (Иваново-Сергиев Посад). То же произойдет и с московскими улицами, и на городских перекрестках появятся таблички с именами вождей помельче – Игоря Иванова, Суркова, Грефа, Кудрина, Чайки. Не знаю, сколь долго продлится этот третий цикл госаппаратной активности, но подозреваю, что 
он не будет последним. Я думаю, что положение стабилизируется лишь после появления в атласах имен истинных властителей страны – Дерипаски, Абрамовича, Потанина, Вексельберга если, конечно, к тому времени их деньги не окажутся в просторных карманах Путина, Суркова, Медведева. В этом случае изменения будут носить не тотальный, а строго выборочный характер. Вероятными на этом этапе мне представляются перелицовка Грызловска в Сурковск, а Мироновогорска в Игорьивановогорск. Дело вряд ли ограничится этим, но о появлении 
прочих, пока нам не известных имен нас, я убежден, в свое время оповестят средства 
массовой информации. 

     Должен сказать, что не остались в стороне от охватившего послереволюционную Россию 
бума и отдельные лица. Ульянов, Джугашвили, Розенфельд, Бронштейн, сами себя переименовавшие в Ленина, Сталина, Каменева, Троцкого, запретили делать то же самое гражданам попроще, а те, кто на это решился, сильно пожалели о содеянном в период борьбы 
с космополитизмом. Я был знаком с неким Ефимом Петровичем, который свое имя Хаим Перцевич изменил исключительно в целях благозвучия для окружающих, чего ни от кого и не скрывал. В послевоенные сталинские годы он был обвинен в «маскировке под гражданина 
СССР с целью укрывательства и намеренного введения в заблуждение Органов Внутренних 
Дел», а также в шпионаже в пользу международного сионизма и неназванных секретных служб. Ему это стоило партбилета и 7 лет жизни, часть которых он провел в шарашке. Домой он 
вернулся без посторонней помощи, без костылей и даже с некоторым количеством 
сохранившихся зубов, что безусловно ставит под сомнение широко распространенное представление о нечеловеческих условиях за колючей проволокой. В свете этого переосмысленного подхода к проблеме взаимоотношений народа и власти, помещение четверти населения страны в концлагерь не следует рассматривать как результат необоснованных репрессий. Скорее это должно трактоваться как крупномасштабная и довольно дорогостоящая забота о физическом состоянии этой четверти, сочетаемая, правда, с учетом потребности Крайнего Севера и Сибири в рабочей силе для их освоения. Я вполне допускаю, что остальные три четверти вряд ли планировалось оставить не охваченными такой же заботой. При благоприятных условиях значительная их часть также вернулась бы домой в относительно удовлетворительном состоянии, но помешали объективные обстоятельства: масштаб


арестов после смерти Сталина сильно сократился. Печальным для страны явилось почти сразу 
же последовавшее за этой трагедией сокращение продолжительности жизни мужского 
населения. Официальная статистика связывает это сокращение с психическим фактором – всенародной скорбью по безвременно ушедшему вождю. Мне же кажется, что резкое 
увеличение потребляемых олифы, политуры и жидкости для клопов вместо доступной ранее водки по 3 р. 12 коп. вполне могло бы оказаться существенным дополнением к упомянутому психическому фактору. Непьющий Хаим Перцевич счастливо избежал воздействия каждой из этих составляющих и умер в весьма преклонном возрасте, правда, в Израиле, куда 
эмигрировал при первой возможности. В конце жизни он добровольно отказался от своей юношеской идеи называться Ефимом Петровичем, не безосновательно полагая, что
его родовое имя лучше согласуется с новообретенным в Израиле статусом «Пострадавшего за Веру», Асирей Цион. 

     Поколением раньше, в незабываемые послереволюционные годы широкое распространение получило присвоение новорожденным идеологически выдержанных имен Виленов (Владимир Ильич Ленин), Кимов (Коммунистический Интернационал Молодежи) или просто Революций (имелась в виду Великая Октябрьская Революция, и я даже знавал одну Велокреву – любящие родители ласково называли её Велочкой). Мне рассказывали об одном инженере, 
которого не только нарекли Элстом (Электрификация Страны), уменьшительно Элсик , но и заставили поступить в электротехнический ВУЗ, подчеркнув таким образом органично 
присущие социализму единство формы и содержания. Соответственно циклическому характеру прогнозируемых изменений первая волна переименований сменилась второй, когда люди 
начали переименовывать себя сами, осмотрительно не касаясь при этом своей документальной базы. К примеру, в «Музыкальной истории» 30-х годов прошлого столетия незабываемый гаринский персонаж, оставаясь в паспорте, кажется, Степаном, самостоятельно присвоил себе «звучное имя Альфред». В кратковременный период преклонения перед Западом 
многочисленные фарцовщики все как один стали Джеками или Джонами. Витавшие в воздухе идеи женского равноправия привели к последовательному внедрению этих идей в жизнь
эмансипированными девицами. Московский Бродвей (в то время улица Горького, ныне 
Тверская) в изобилии заполнили Гертруды (ласкательно Гера), Шарлотты (ласкательно 
Шаля) и Альжбеты (ласкательно Аля). Однако, в скором времени произошел всплеск национального самосознания, что запустило следующий цикл переименований. Недавно присвоенные себе заграничные имена были в ударном порядке заменены исконно национальными. Приехав в Россию в качестве туриста после 30-летнего в ней отсутствия, я, вместо некогда очаровательных Гертруды, Шарлотты и Альжбеты, обнаружил многопудовых Дашу, Глашу и Клашу. В каждой из них от былого очарования сохранилась лишь память 
о нем, и мне не оставалось ничего иного, кроме как забыть о старых привязанностях и
позаботиться о новых. Я не думаю, что одно лишь возвращение к национальным корням 
было единственной причиной столь разрушительных изменений в каждой из трех девушек. 
Тем не менее жесткий параллелизм этих двух событий остается непреложным фактом, интерпретацию которого я оставляю читателю. 

     Опыт замены природных имен искусственно придуманными никак не связан с происходившими в России катаклизмами. В неменьшей мере замена родовых имен приобретенными встречается и в других странах, где носитель имени, не совсем обычного для новой страны проживания, переозвучивает свое имя соответственно местным традициям. Массовый характер это приобретает в определенных исторических обстоятельствах, что 
особенно проявилось в государстве Израиль в связи с очень выраженной в стране 
национальной идентификацией проживающего там населения. Я недостаточно знаком с 
историей государства Израиль и биографическими подробностями его основателей, но и этого
крайне ограниченного запаса моих знаний хватило, чтобы в качестве примера привести 
здесь несколько известных имен. Вот они: Давид Бен-Гурион (Давид Грин), Эфраим Кацир (Качальский), Ицхак Бен-Цви (Исаак Шимшелевич), Ариель Шарон (Шейнерман), что есть 
лишь незначительная часть длинного списка. Приведенные фамилии могут ввести в 
заблуждение в том смысле, что создают ложное впечатление о специфике условий, 
необходимых для успешного профессионального роста в Израиле. Должен сказать, что присутствие национального колорита в имени собственном таким условием не является. Известны примеры, когда, с одной стороны, успешную карьеру можно сделать и
под своим, унаследованным от родителей именем (Хаим и Эзер Вейцманы, Шимон Перес), а с другой – изменение имени совсем не есть гарантия жизненного успеха (на тель-авивской 
Бирже труда зарегистрировано немало безработных, изменивших свои фамилии по приезде в Израиль). 

     Не рассматривая свое эссе как попытку исследования описанного феномена, я просто 
отмечаю его широкую распространенность в самых разных жизненных ситуациях. Крайне отрадно сознавать, что возможность применения этого опыта к самим себе теоретически сохраняется для каждого из жителей планеты. Более того, знания, полученные при чтении этого эссе,будет легко использовать при установлении Всемирного Исламского Халифата, что вполне может оказаться реальностью нынешнего века. 

<................................>

_____________________________________________________________________________________________