В современной английской лингвистической философии
довольно отчетливо выступают две главные проблемы, которыми интересуются ее
представители: язык и логика. Из того факта, что позитивистское содержание
философских идей этого течения обусловлено определенной интерпретацией языка
и логики отнюдь не следует, что его подход к логике и языку не представляет
научного интереса.
Л. Витгенштейн второго периода своей деятельности, так называемый
поздний Витгенштейн, выступил с критикой не только философской доктрины
логического атомизма, изложенной им в «Логико-философском трактате», но и
логической теории, развитой в этой работе. Но именно в крахе философских
притязаний логического атомизма средствами экстенсиональной логики представить
логическую структуру мира - нужно видеть причину частичного отречения
Витгенштейна от своего выдающегося вклада в логику, а также причину
выдвижения новой логической доктрины. Она, как и в «Логико-философском
трактате» была самым тесным образом связана с пониманием языка, «Мы видим, -
писал он, - что то, что мы называем «предложением» и «языком», не имеет
формального единства, как я ранее думал, а что они являются семейством
структур, более или менее связанных одна с другой. Но что тогда остается от
логики? Кажется, что ее строгость здесь разрушается. Но разве в этом случае
вместе с нею не исчезает и логика?»
[1, с. 108].
Общее учение о логических формах и связях, с точки зрения «позднего»
Витгенштейна,
мертвая схема. Реальный механизм работы языка раскрывается в рабочей логике.
Два главных порока усматривая он в общей логике.
1. Она охватывая только часть языка, а именно, утверждения.
определяемые категориями истинности и ложности.
2. Она трактует «о некоторых внепространственных. вневременных
признаках» [1, с. 47], т.
е. не охватывает конкретный, определяемый объективными и психологическими
обстоятельствами, процесс как рассуждении, так и других форм употребления
языка.
Витгенштейн объявляет общую логику формалистичной, и в теории
«языковых игр», которая является моделью рабочей логики языка, наделяет
последнюю следующими чертами.
1. Имеется столько же логик, сколько имеется способов и видов
употребления языка («отдача приказов и получение их - списывание явления
объекта или осуществление измерений - отчет о событии - формирование и
проверка гипотезы - представление результатов эксперимента в таблицах и
измерениях... - постановка вопросов, размышление, - приветствие, моление» [1, с. 12]).
2. Каждый вид или способ употребления языка осуществляется по своим
особым правилам (подобно шахматам и шашкам) как особая языковая игра. Правила,
«грамматика» каждой языковой игры являются се логикой.
3. Рабочая логика реализуется только наблюдаемыми, действующими функциями.
Никакого «значения» в работе языка, выходящего за пределы применения,
«работы», нет. Нет никакого сознания как носителя языка и его «значений».
То, что общая, или чистая, логика не охватывает всего конкретною многообразия
реального течения процессов логического мышления, признают все. В
«Логико-философском трактате» тот же Витгенштойн рассматривал это как признак
достоинства своего логического учения.Следовательно, действительным вопросом,
который возникает в этой связи, является вопрос об удельном весе,
относительной ценности (и содержании) при изучении языка (естественного)
фактора эмпирического (многообразия реальных языковых форм) и фактора
логического.
Это действительно серьезная научная проблема. И в нашей, и в
зарубежной как логической, так и лингвистической литературе мы обнаруживаем
две противоборствующие тенденции - эмпирическую и логическую. Однако, когда в
№ 3 журнала «Вопросы языкознания» (за 1965 г.) В. И. Абаев подчеркивает
приоритет эмпирии и ограниченную роль логических форм и приемов в изучении
языка, то он думает, что борется с позитивизмом. «Будущее советского
языкознания не в его формализации, а в ею гуманизации», пишет он (с. 42). Видимо,
он был бы сильно поражен, если бы узнал, что позитивист Витгенштейн также
выступает в защиту гуманизации против формализации. Но Витгенштейн благодаря
этому совпадению мало приблизился к диалектическому материализму. Ибо нельзя
прямолинейно выводить следствия от предпочтения того или иного метода или
приема изучения явлений к принятию чой или иной идеологии.
Для оценки роли и места эмпирического и логического факторов в
изучении языка, а также для понимания действительного смысла
витгенштейновского противопоставления общей и рабочей логики уместно будет
рассмотреть взгляды на соотношение между логикой и языком датского ученого
Йоргена Йоргенсена и представителя современной английской лингвистической
философии Страусона.
Й. Йоргенсен, ссылаясь на тот факт, что лингвистический синтаксис
обыденного языка (в отличие от синтаксиса искусственных языков) допускает
возможность конструкций противоречий и непоследовательностей в отношениях
между мыслями, приходит к следующему выводу: поскольку большинство
лингвистических выражений «не является выражениями логически соотносящихся
понятий, постольку ... языку нечего делать с логикой»; и далее: «... если
формализовать текст повседневною языка, то результат будет в значительной
степени собранием символов для слов, чьи значения не будут логически
соотноситься друг с другом» [2, с. 35].
Йоргенсен утверждает, что «имеется одна логика, общая всем
интеллектуальным людям» [там же.]. Что же касается логического исчисления, то
оно будет обладать «значением» лишь в том случае, если интерпретировано на
уже имеющемся языковом материале естественного языка. Это нужно понимать так,
что логическое исчисление должно быть всего лишь формализованной тенью той
части естественною языка, в которой выражаются логические отношения между
мыслями. Границы этой части естественного языка суть крайние пределы границ
«значений», которые могут быть приданы посредетвом интерпретаций логическим
исчислениям. В действительности же «значение» последних еще уже, беднее.
И, наконец, еще два важных пункта в концепции Йоргенсена: 1. «То, что выражено
в лингвистическом выражении, всегда является некоторым содержанием сознания»
[2, с. 29]: 2. «То, что может ощущаться
или наблюдаться (обычным интерсубъективным способом) в языке, является ли оно
чисто логическим или кет, является просто одной стороной или аспектом ... в
то время, как другой, например «содержание» или «значение», никогда не может
наблюдаться или быть открытым посредством наблюдений над выражениями» [2, с. 28].
Страусон в своей книге «Введение в логическую теорию», в главе,
озаглавленной «Два рода логики», пишет: «Наряду с учением формальной логики и
частично пересекаясь с нею, мы имеем учение о логических чертах обыденной
речи» [3, с. 231]. Подчеркивая
различие между формальной логикой и логикой обыденного, или естественного,
языка, Страусон признает, что формальная логика не формалистична, что у нее
имеется специфическое и реальное логическое содержание - общие формы
следования, доказательства, аргументирования и т, д.
Однако, наряду и в противоречии со сказанным выше, Страусон выступает
с критическими замечаниями в адрес общей логики, аналогичными во многом
аргументам Витгенштейна. «Формальная логика, - пишет он, - систематически
игнорирует соотносительный (reffering)1 элемент обыденной речи. Этот факт помогает
объяснить преобладающий интерес формальной логики к определенным типам
предложений ... С логической точки зрения идеальный тип предложения является
таким, значение которого целиком дано правилами следования, то есть таким
типом предложения, в котором одновременно отсутствует соотносительный
элемент, т. е., говоря упрощенно, это такой тип, о котором можно сказать, что
в том случае, если его высказывает в любое время в любом месте любой
говорящий, то его результатом является истинное утверждение» [там же].
В отличие от Витгенштейна Страусон не предлагает никакой модели
рабочей логики естественного языка. Но в дополнение к логическим правилам
следования общей логики, для того чтобы вскрыть специфику рабочей логики естественного
языка, он предлагает ввести правила соотнесения и правила типа. Последние, по
Страусону, позволяют фиксировать различия между буквальным и фигуральным
применением языка.
Страусон вводит понятие «логического идеала системы». Под логическим
идеалом системы он подразумевает четко согласованную систему принципов
логики, которую в частности можно было бы применить для систематизации и
упорядочения самой логики. «В то время как старые логики, - отмечает
Страусон, - старались открыть некоторые из общих типов последовательности,
достоверности и недостоверности, которые имеют место в нашем обыденном
применении обыденного языка, новые формальные логики создают вместо этого
.элементы нового рода языка» [3, с. 61. который не соответствует целям обыденного языка.
Подчеркивая, что в конечном итоге встает задача интерпретации или
придания «значения» искусственному логическому языку, Страусон вместе с тем
заявляет, что «если определенная интерпретация системы непоследовательна, то
это не значит, что нет никакой последовательной интерпретации ее» [3, C.63].
Сопоставим взгляды Витгенштейна, Йоргенсена и Страусона. Начнем с
проблемы значения. В концепции «позднею» Витгенштейна своеобразные логические
функции каждой «языковой игры» признаются значимыми лишь постольку, поскольку
они наблюдаемы, объективно представимы. Йоргенсен категорически отказывается
признавать любое, в том числе и логическое. значение тех или иных фрагментов
языка, на основе принципа наблюдаемости: он требует соотнесения языковых
знаков с сознанием. С точки зрения логики и в особенности некоторых ее
практических приложений предпочтение следует отдать точке зрения
Витгенштеина. Сознание, конечно, есть. Но логику с ним нечего делать до тех
пор. пока интуитивно, стихийно применяемые логические схемы и формы
рассуждении объективно не зафиксированы в виде определенных материальных
знаковых структур. Витгенштейновский тезис о значении, абстрагированном от
сознания, оказывается особенно плодотворным при решении проблем перевода
текстов с одного языка на другой при помощи кибернетических машин. Поскольку
эти машины не обладают сознанием, то однозначность входного и выходного
текстов должна обеспечиваться возможностью объективной, материальной
представимости значений, «смысла» входного и выходного языка на языке машины.
Что же касается проблемы соотношения общей и рабочей логики, то
следует отметить, что по этому вопросу взгляды Витгенштейна и Йоргенсена
прямо противоположны, а Страусон занимает промежуточную позицию. Йоргенсен
признает общую логику, Витгеншгейн - рабочую или рабочие логики, Страусон - и
общую, и рабочую логики. Но чем по существу является рабочая логика в том
виде, в каком ее характеризуют Витгенштейн и Страусон? Она является попыткой
такого толкования логики, при котором она растворилась бы в психологии, т. е.
стала заниматься анализом индивидуальных особенностей применений логических
приемов и форм мышления. Но это уже не логика. Здесь не идет речь о
применении средств логической теории, в частности, логических исчислений для
решения определенных задач в какой-либо области знания, например,
лингвистике. Если бы речь шла об этом, то мы могли бы говорить о рабочей
логике в смысле прикладной логики.
В отношении общей логики Страусон, в отличие от Йоргенсена, не просто
признает ее как науку, но и, если можно так выразиться, довольно высокий
статус ее относительной самостоятельности, т. е. в отличие от Йоргенсена он
не считает, что она должна быть просто формализованной тенью определенной
части естественного языка.
Такой подходили тенденция, которые явно проскальзывают во взглядах
Страусона, открывают пугь и к правильному решению вопроса об относительной
ценности (и содержании) при изучении естественного языка фактора
эмпирического и фактора логического. Эмпирическое эмпирическому рознь. Как
отмечал А. А. Зиновьев, лишь те эмпирические знания о предмете, которые
подверглись систематизации и в которых находит выражение определенный уровень
знания предмета (а не хаотический перечень многообразия), могут стать
объектом применения средств чистой или общей логики. Это применимо и к
эмпирическому знанию языковых форм естественного языка. При этом логика
выступает не в качестве формализованной тени изучаемого предмета, а как
фактор, поднимающий знание предмета на более высокий, теоретический уровень. Она
является обязательным условием овладения предметом. Такие задачи стоят сейчас,
в частности, перед лингвистикой.
Библиографические ссылки
1. L. W. Wittgenstein. Philosophical investigations. -
Oxford, 1956.
2. J. Jorgensen. Some remarks concerning language. Calcules and logic.
«Logic and Language»,
Dodrecht, 1962.
3. P. F. Strawson. Introduction to logical theory. - London-New York, 1952.
______________________
* Печатается по изданию: Г. А. Заиченко, Сборник научных трудов (доклады,
статьи,
философские
зампетки), Днепропетровск, Научное образование, 2001. - С. 112-117.
1 Указывающий на конкретные обстоятельства протекания процесса
следования в естественном языке.