/
ВЕРА ГОРТ

УЛ. ВОЗДВИЖЕНСКАЯ

Нет, дедушка! – от смертной скуки гамм,
от стука метрономов в такт сонат – 
с урока музыки – сбежим сегодня!

Внезапная теплынь прожгла снега.
Вдоль улицы весёлый плакса Март
сметает влажной кистью пепел полдня.

Цыплёнком ожил, слёжанный с боков,
в стенной кирпичной кладке каждый камень.
Для передышки птиц и облаков
пять куполов расставлены буйками.

Оставь в покое старый нотный хлам!
Пусть гениально строги менуэты, –
по заново натянутым стволам
так скоморошно пробегают ветры!

В сезон распутиц у времён и стран – 
взгляни в окно! – открой эффекты сдвига!, 
ах, дедушка! – вот юнга Роберт Грант
подходит к нам, теряя контур брига!

Он заблудился в Киевской Руси,
но в разговорнике набрёл на фразу «Sorry,
what is the way into the sea?» 
-Простите, где дорога в море?

Я провожу его, держась Днепра,
до спущенной на волны шлюпки с судна
по имени  «ДУНКАН»… Дед, мне пора!..,
я – мигом!.., ведь весна – сиюминутна… 

                                                        1976

АКВАРИУМ

Рыбки из Амазонки – 
любители карнавалов – 
носят по паре тонких
и золотых кинжалов.

Рыбки из Амазонки 
в жаркий и в зябкий вечер 
держат резной и тонкий
чёрный испанский веер.

Рыбки из Амазонки
неравнодушны к лоску:
ходят в комбинезонах
из серебра в полоску.

Рыбки из Амазонки – 
дамы и кавалеры –
знают с икринок тонкие
вежливые манеры...

Мне без моих скалярий
в жизни пришлось бы туго.
Я и в часы свиданий
вбиваю, как клин, – аквариум
между собой и другом.

Сердце стучится в сердце.
Страсть будоражит стаю.
Выпрыгивают!!!… – от смерти
я их стремглав спасаю.

Сколько недостающих? – 
шарю в паркетных щелях.
Рву им червя из лучших.
У друга прошу прощенья.

Вот у соседей – кошки,
белки, детишки-крошки,
кактусы, полки книжек,
клавиши, чижик-пыжик,

вот у людей – болонки,
а на моём окошке – 
рыбки из Амазонки – 
те ещё мне рыбёшки! 

                         1980

КCТАТИ,

тот Бокштейн Илюша, 
что в стихах по уши, –

шлёпает по лужам –
ищет, где поглубже… 

-Дождь идёт, Илюша!
-Он ко мне?
-К кому же?!..

Человек ли – эльф ли,
истина ли – блеф ли,

в седине ли – в пакле,
гений ли – чудак ли,

очи ли в глазницах –
притчи ль во языцех, – 

от сего ли мира
сам поэт и лира?

-Хмур ты или весел?
-Жив. Живу для песен.
Остальное праздно.

Лишь одно в нём страстно:
строчество, стиховье.

-Проза – пустословье.

Стоп!: стихи Илюши –
трепетны, как души,

зорки, неехидны,
орхидеевидны. 

                      1988

-НУ ЧТО Ж..,

разлюбленные – будем трезвости достойны.
Прощальный поцелуй банален невтерпёж,
как перемирие, пока в планшетах войны.
Жаль тратить отдых губ на прописную ложь.

Вне грёз – мы мнимы: много ль с призраков возьмёшь?
задабривая день – хоть цветом был бы гож! – 
в голубизну – в сквозном объятии – с тобой мы
вцеловываемся. Цена затее – грош.

-Но мир становится сапфировее сплошь! – 

так ром густит бокал – и подвиг наш похож
на скромный ритуал, что, Кем-то чтимый, всё ж,
шаблонный, как набивка гильзами обоймы, – 
в срок вденет руки суток в чёрных платьев проймы
и сменит лунную – на солнечную брошь. 

                                                                  1995
 

НИ ВАМ, НИ МНЕ

деваться некуда, мой визави,
как только в самый сорный сумрак Марта,
во двор, где мокнет залежь провианта,
где мышь – как крыса, крыса – как ондатра,
где в норах – закатившиеся ядра
вчерашних войн – они взорвутся завтра,
где чёрный выход из кинотеатра,
как из любви,
где пьяный лёг костьми, обняв булыжник…

Нас с Вами ближе нет. Любите ж ближних!,
то есть меня!, меня!, оттиснув лишних
на спуске с этажа, где шло кино, – 
во двор – на дно 
взрывной, зубастой, пьяной, липкой жизни,
пересекаемой в обнимку… Но

туман осевший так сегодня нов! – 
как

над домами призрак парусов,
как пришлый парусник в глазах мальчишки:
на город будто бы кренит корабль,
а сумрак Марта так слоист и плотен,
что мы отводим с лиц пласты полотен…

И Ваш порыв уплыть, себя украв 
у чётких ближних – в пользу смутных дальних,
у теплокровных – в пользу ирреальных, 
у самоё… меня!.., самой… любви! – 
столь вероломно дик, мой визави!.. 

Но Вам смешно. Вам кажется, сверши Вы 
отчаянный (а потому – удачный!) трюк:
вцепившись в пряди мороси, как в гривы,
вечерних бризов оседлав порывы,
взмыв со ступенек шатких и червивых
кинотеатра (как Икар – с обрыва), 
упав на палубу, на сплётку рук 
моряцких, братских, взяв штурвальный круг 
у вахтенного, тут же торопливо
Вы повернёте – на Восток.., на Юг… – 
в Джек-Лондонское некое далёко…

Когда-то Джек
оставил Джейн
во имя сказочной мисс Эйиаваноко,

чьи ласки – род ползучих ласк лиан –
так необременительно волшебны… 
так вечны.., где прозрачный океан
расчёсывает шельф, меняя гребни…

Но слухи об изящнейшей из фей
полинезийских джунглей приумолкли..!
Но Джека вот уж тридцать тысяч дней 
не засекали мощные бинокли..!
 

Но… Вас не отрезвляют эти «но».
Всё здешнее – претит Вам: быт, кино... 
Здесь – мокрый мусор, выпяченный слишком,
здесь узурпаторски заведено: 
накинув петли рук вкруг шейной ниши,
любить – казнясь, любить – казня собой,
под кляпом губ в губах, сырой весной 
окатываясь волглостью густой,
горча попавшей в горло талой жижей 
с подошв нахалов, локтем путь пробивших
сквозь семенящих с лестницы больной,
и, сдабриваясь сладкой каплей с крыши, 
стать лакомою порцией двойной
для жадной на влюблённых Божьей Книжки,
чтоб та их в переплёт свой, словно хищник, 
брала, как в челюсти, тепло урча,
уже жуя, жуя, жуя, – но трижды
их всё ещё уча, уча, уча:

любите ближних!, ам-м-м, любите ближних!!,
любите – как самих себя, не лишь бы!!!

Вам – до прыжка на бриг остался миг. 
Я – остаюсь: всё ж, как-то обустроен
любовеядной Заповедью мир…
и… лютиками… из-под гнили… мил…

Так долюбите ж до ступенек нижних! 
Лишь до конца расшатанных перил!!

О, мон ами!, ну что нам с Вами стоит 
в последний раз, а, дезертир и вор,
в обнимку пересечь трущобный двор!?

…Промокшие насквозь стволы секвойи – 
под комом публики – косят устои…

Скользя по спинкам тварей, бомб, камней,
люд схлынул, нас на сходнях обнажая.

Разгорячите же до обожанья
на чёрной лестнице любовь ко мне,
так чиркнув сердцем об извёстку зданья,

чтоб Март не смог мне кожу иссинить,
макая в кобальтовую финифть,

чтоб вновь нутро затеплилось спасённо,
чтоб на зверьков, на нас глядящих сонно,
не наступить, сор бередя стопой, но
чтоб улицей уже… вдоль ламп… спокойно

Вас не любить. 

                                                      1995

*   *   * 
            Ф. А. Иcкандеру
                   ко дню рожденя 
                   6-го марта

Весна, Фазиль-ага!: 
расплавились снега
от вспыхнувшего жара – 
ударились в бега
Бзыбь, Гега и Юпшара.

Рванул и сам Кавказ
из-под ледовых масс
сквозь все погранзаставы –
да не проходит в лаз
дебелый сгусток лавы.

Тогда, из ножен туч
выдёргивая луч,
Кавказ – то бьётся рьяно,
то кутается в плющ,
то прячется в туманы,

то в рощах будит зыбь,
то в розах точит шип,
то в поднебесье канет,
Юпшару, Гегу, Бзыбь 
укрыв от вешних каверз.

Ты знаешь, где они –
речонки с гор Апсны, – 
ты нам их выдать мог бы,
но вдруг – мороз… – ни-ни! – 
своих сестрёнок мокрых. 

                           2004

____________
<...........>
<
_____________________________________________________________