ПЕТЯ ПТАХ

*   *   *
мне запретили использовать слово прелесть
на собрании нашего (будто во сне) генерального штаба 

строго сказали: никогда не съедай куриных яиц 
за раз больше чем можешь унести в обеих руках 

строго сказали: когда захочешь 
коснуться её лица, послюни палец

*
я вышел наружу шатаясь
бледный немного женственный
в шапке юный

* 
меня пообещали пороть плетьми на природе
за каждое лишнее «в самом деле» – и мне полегчало

давича в нашем клубе – назовём это клубом – 
мне задали выучить к следущему сеансу пятьдесят строк

на выбор из Откровения на память и захватить с собою
(чтобы отдать им) твой волос, любимая 

* 
потом меня облачили в зелёную мантию
густо расшитую лестными рекомендациями
по тёмной лестнице вывели из помещения 

* 
мне сказали: те кто разрешили тебе рифмовать
де Сада с досадой давно мертвы

те кто произнося слова поэт или поэзия
подчёркивают букву О не выживут – это точно

у тех же кто в этих словах подчёркивает букву Э
шансы есть так что ты учти – так они сказали

* 
я вышел на улицу 
руки мои тряслись

*
…………………………………………………..
…………………………………………………..

я попытался оправдаться и возмутился: это что-же получается 
я моюсь через день с лёгкостью гения но меня прервали:

своди её ребёнка в террариум и никаких там, а в следующий раз
расскажешь ведь нельзя-же так! да ёб твою! да что-ж ты так!

* 
это ведь даже не половина прелести
а как прелестно!

*   *   *
-умирание не лёгкое дело, не до игр мне сейчас

-ты умирающая, а я сделаю тебе предложение как идиот

-умирать так не просто! я умираю и даже не намекай мне на постель

-слушай, я уже совсем привык к твоему умиранию, может попробуем разок

-умирать так умирать, но спать я с тобой не буду

-я подарю тебе босоножки – зачем умирать босой

-знаешь, каково умирать? даже шуберт кажется размазнёй

-умрёшь – завещай мне свою смерть – я буду ей торговать

-в самый разгар моей смерти скажи мне, как ты меня любишь

-я люблю тебя больше чем любые рифмы 
  я так люблю тебя, что про минет и думать забыл 
  я люблю тебя так, что вот-вот заиграю на скрипке 

-а я вот умираю – и хотя это глаз не радует – стану святой

-но от чего, от чего же ты, всё таки, умираешь – не от побоев ли?

-нет, отнюдь
 

ПОЛДЕНЬ

жизнь приходит ко мне в неожиданно дерзкую грудь

царскую кожу прикладывает к шоссе

полдень –  дева безмолвная здесь.

видишь молот? – внимательно смотрим ему в лицо
видишь ряжено дёгтем оно несказанно зло
ужасает грядущий его держать.

тунеядец находит тропу но не примет его вертоград

пепел весел и цел леденец за щекой подлеца

одичали в неволе домашние звери сердец

неумыты сопливые дети покинут труд,
прихожу на прогулку а там поют –

неугодно Творцу самовольное пение их.

полдень – поле небес – мой сурок неразлучен со мной

полированный конь отражает полуденный свет 

но не видит царя пепел видит царя,
знойный ком зачарованно спит...

замерзают на солнце лощёные уши глупца

то ли молния бьёт в самодельную девичью грудь

то ли окрик коробит пологое темя

насекомое с треском касается белого лба

но не внемлет намёкам гуляющий –

свист настигает замерзшие уши глупца
и несётся за ним колесом по лугам и лесам
по холмам да по едмищам
сорной тропою по ворсу равнин
стрёмным топотом пешим 
проворно дурак устремлён и нещаден бегущий за ним

сокол колос палёный в пошарпанном каменном клюве 
несёт и виётся в верхах
над караемой головой

словно голубь – еловую ветвь 
словно конь – соловья

на весу цепенеют колючие лица зерна.

мотоцикл и слепень земля то-то зуд у лугов
их завод и работает жёрнов голов

но жилец оголтелого тулова жив за двоих

и бежит

от срамного рассучья любого куста
до ручья – прибегает а нету ручья

стрекотал же ты лодырь торча – улепётывай вброд

ведь дурак – сроду древо его дурман
нет, не примет его вертоград

комарин и осин корнеплод

равномерно недобр его край до защапин а дале занозит зело –

и не видно конца неоправданно летнему дню...

почва точит пяту
царапают травы стопы
кем натравлены вы на беспомощный бег ноги?
то ли правда весна, что играют оскалом цветы

клещевины разросшейся да дерезы щекотавник?

стеблей

сеча свирепа крапива треклятая тернии
чертополох да репей царь-мурат,

но богохульник не зверобой

даже если он в валенках – босиком

свой торопит стремглав окуная к полудню оранжевый организм

«в восьмизначную пыль дорог».

видишь молот? – осотовый путь настаёт

наш пострел – а за ним колесо-исполин

ах раз так! – наконец-то поляна долин

и глупец 
на скользящем бегу 
достаёт кошелёк

и монеты

мохнатые деньги
как смеет! как щебень мальчишеской горстью
рукою – глумливою дланью от ладана – по небу мечет

но не молния бьёт в средостение дерзкой груди – 

дева стоит перед ним 
протягивает кувшин
будто варённое мясо прохладное 
(в полдень)
к щеке приложила...

*
полденьмолот – калён и салют его лёт
тут ты видишь не зло, а его полевой кабинет:
тает тает на ярком столе восковой его пулемёт 
тает розовый пистолет

тает палка – лишь полота царская пыль
в чистом поле не воин
не ропот но трель
ай да быль!
непонятно светло у Него на столе и на воле 

полденьмолот не тётка не платье её на мне

мой сурок о растениях целую тысячу слов
отыграл у букварных пород придорожных камней 
ты не смейся – когда я вернусь,

как подросток с волшебным кольцом в поседевшей внезапно брови
как сведетель-Еговы с осиновым колом в полях
как спортсмен полужив но влюблённо глядящий на плеть
как арбуз перед зеркалом
лично не зная врача 

проору подноготную трепета – пение

пение –

чёрной ровне навстречу и Господу на бегу

*
.........................................................................

свет нисходит на спящую душу (живого) коня

возвращается жизнь в неожиданно девичью грудь
 

РАБ (верлибр карьериста)

С детства мечтал об одном – 
быть рабом.

*
Начинал шестаком
у американских матросов.
Как генерал
сортиры моющий в эмиграции,
за дайм отсасывал
в туалете. 
Застёгивая ширинки,
с присвистом повторял
ко всеобщему смеху:

ребята мне с вами вандерфул
ребята мне с вами вандерфул –

настолько не царственно,
что когда потом гуляли на пристани,
даже в Макдональдзе 
меня отказывались обслуживать.

*
Я состоял в пажах у принца Саудии –
всякую тарабарщину повторял за ним по-турецки;
заслужил доверие,
изображая израильский самолёт
на семейных сборищах. 

В одно прекрасное утро
меня одарили весенней одеждой
и объяснили за дверью о видах сотрудничества.
Восточное слово 
коллаборационизм
записали русскими буквами 
на бумажке,
чтобы легче было запомнить. 
Я же – глаза закатывал от смущения
и от радости пукал.

*
Но в моём везении главное – 
разнообразие:
где то в Рулетенбурге
представители
супер-дупер европейской элиты
меня кормили с рук крем-бруле
(я сидел под столом),
а потом – 
ведь пачкучая штука оно 
крем-бруле – 
о меня вытирали пальцы.

Я между играми 
стоя на стульчике, вслух читал по-немецки
Гейне, заработал опять же звание хуеглота,
хотя в этом не было ничего сексуального,
ни даже просто интересного...

*
Внезапно, однако, имело место
чудесное превращение
(О, разве не было нам обещано
по службе «особое» повышение?) –
спала завеса пола и обнажила
моей карьеры каркас,
его светоносные жилы:

девкою стал я у Господа Бога,
не рабом, а рабынею;
полоумной танцовщицей
у подножия;
не вафлистом,
а жертвенной девственницей¹;
не жопником,
а наложницей Бога – 
в единственно правильной позе,
с готовностью на безвкусицу
(если надо),
с потугою на искусство,
на рынке имени Иудейского Лагеря
этот просто письменный текст
зазевавшимся гражданам 
повторяю устно.
_____
¹ не гомосеком, а мистагогом 

____________
<...........>

<