Что же касается сущности и природы единого,
то необходимо выяснить, как обстоит
здесь дело, подобно тому как мы при рассмотрении затруднений [1] разбирали,
что
такое единое и как его надо понимать, а именно:
есть ли само по себе единое некоторая сущность
(как это утверждали сначала пифагорейцы, а затем Платон) или скорее в его
основе лежит некоторое естество, и о едином надо высказаться более понятно
и скорее наподобие тех, кто рассуждал о
природе, из которых один утверждал, что единое - это дружба, другой
- воздух,
третий - беспредельное.
Если же ничто общее не может быть сущностью,
как об этом сказано в
рассуждениях о сущности и о сущем, и если само сущее не может быть
сущностью в смысле единого помимо множества (ибо оно общее всему), а может
быть лишь тем,
что сказывается о чем-то другом, то ясно, что и единое не может быть
сущностью:
ведь сущее и единое в большей мере, нежели что бы то ни было другое,
сказываются
как общее. Так что и роды не самобытности (physeis) и сущности, существующие
отдельно от других, и единое не может быть родом по тем же самым причинам,
по которым не могут быть родом ни сущее, ни сущность.
Кроме того, во всех [областях бытия] дело
[с единым] должно обстоять
одинаково: ведь о едином говорится в стольких же смыслах, что и о сущем;
поэтому,
так как когда речь идет о качестве, единое есть что-то определенное
по качеству, и
точно так же когда речь идет о количестве, то очевидно, что и вообще
следует
выяснять, что такое единое, так же как следует выяснять, что такое
сущее, ибо недостаточно сказать, что именно в этом [2] и состоит его природа.
У цветов единое
есть тот или иной цвет, скажем белое, а все остальные цвета представляются
происходящими из него и из черного, причем черное есть лишение белого,
как и
тьма - лишение света; так что если бы вещи были цветами, то они были
бы
некоторым числом, но числом чего? Очевидно, цветов, и единое было бы
некоторым определенным единым, например белым цветом. Подобным же образом
если бы
вещи
были напевами, то и они были бы числом, но числом четвертей тона,
однако
число не было бы их сущностью; и единое было бы чем-то, сущностью чего
было бы
не единое, а четверть тона. И точно так же в речи сущее было бы числом
ее звуков и единое было бы гласным звуком. А если бы вещи были прямолинейными
фигурами,
то они были бы числом фигур и единое было бы треугольником. И то же
самое можно сказать и о других родах [сущего].
Так что если числа и единое имеются и у состояний,
и у качеств, и у количеств,
и у движения и во всех этих случаях число сеть число определенных вещей,
а
единое есть определенное единое, но сущность его отнюдь не в том, чтобы
быть
единым, то и с сущностями дело должно обстоять таким же образом, ибо
со всем дело обстоит одинаково. Таким образом, очевидно, что единое в каждом
роде [сущего] есть нечто определенное и что само по себе единое ни у какого
рода не составляет его природу; и как у цветов искомое само по себе единое
- это один цвет, так и у сущности искомое само по себе единое есть одна
сущность; а что единое некоторым образом означает то же самое, что и сущее,
это ясно из того, что оно сопутствует категориям в стольких же значениях,
что и сущее, и не подчинено [особо] ни одной из них (ни категории сущности,
например, ни категории качества, а относится к ним так же, как сущее),
а также из того, что если вместо «человек» говорят «один человек», то ничего
дополнительного не высказывают (так же и «быть» ничего не значит помимо
сути
вещи, ее качества или количества), а быть единым означает быть чем-то
отдельным.
{95}
<.....................................>
______________________________________________________________________________________
|