После 11 сентября имя Достоевского всплыло на страницы писателей, философов, публицистов с новой силой в связи с проблемами насилия и убийств. Приведу один воистину удивительный пример. Выдающийся французский современный философ Андре Глюксман, 
всегда вызывающий ожесточенную полемику своей уничтожающей критикой тоталитарных режимов,  совсем недавно издал  в испанском издательстве «Таурус» книгу «Достоевский на Манхеттене». По мнению Глюксмана, катастрофа 11 сентября говорит о поражении всех 
разведок Запада, недооценивших разрушительные способности нового нигилистического мышления. Мир Декарта основан на девизе «Мыслю, значит существую». Девиз новых нигилистов и терористов «Убиваю, значит существую». Глюксман считает, что если бы 
агенты ЦРУ читали романы Достоевского, их было бы не так легко обмануть. Они же считали этих людей «сошедшими с ума от Аллаха». Из-за этого своего невежества разведчики не смогли понять истинный культ восстания против Запада всех этих людей Бен-Ладена. Да, они внешне представляют радикальный, крайне набожный ислам, но ведь давно известно, что о людях 
надо судить не по проповедуемым ими  идеям, а по их поступкам. По Глюксману, 
преступление на Манхеттене новоявленных нигилистов (кстати от латинского слова nihil - 
ничто, ничего) сопоставимо с «творческой мыслью» создателей концлагерей: в обоих случаях 
речь идет о полном уничтожении живых душ на заданной, заранее намеченной площади.
     Исламских радикалистов не устраивает материализм и безбожие Запада? Папа Римский 
тоже это критикует. Для этого не обязательно устраивать кровавое побоище в Нью-Йорке. Глюксман еще более потрясен иным: как человечество оправдывает содеянное. Ведь чуть не половина населения планеты с восторгом встретило 11 сентября. Во многих странах, в 
России, в Германии, по Глюксману, существуют нигилистические группы, одержимые идеей заставить взлететь в воздух весь современный их, естественно, не устраивающий, мир. Девиз 
их, отмеченный Достоевским, примитивен и неизменен: «Всё дозволено!» У Достоевского в «Бесах», говорит Глюксман, четко описаны группы взбесившихся, Одни с Богом, другие - безбожники, но и те и другие - насильники, убийцы и самоубийцы, как, например, Кириллов 
в «Бесах», живущий одной мыслю, что, убив себя, станет Богом.
     Тут, по -моему, явно напрашивается сравнение: исламские самоубийцы удовлетворяются 
меньшим: гуриями, девственницами в раю, напоминающем гарем, своеобразным, 
по-восточному понятым роскошным материализмом, против которого они так рьяно 
выступают.
     Достоевский, по Глюксману, очень ясно дает понять, что любое движение, освящающее насилие в борьбе за независимость, можно считать революционным, ведущим в тупик.

     Глюксман считает, что спасение может прийти только через литературу, хотя большинство 
в мире ислама безграмотно. Но страсть к разрушению живет и у бедных и у богатых. И 
литература - единственная наука, которая может помочь справится со злом. Читая Достоевского, Чехова, Флобера, можно понять это разрушительное зло, которое древние греки называли «помешательством насилия».
     И все же вопрос этот, по-моему намного сложнее.
     Прислушивались ли вообще когда-нибудь к кому-то? К Бердяеву? К Розанову, сказавшему 
в дни революционной эйфории: «Хвастовство, прикинувшееся добродетелью, и ложь, собравшаяся перевернуть мир - вот что такое русская революция»? К «Окаянным дням» 
Бунина?
     Морис Мюре всего через несколько лет после смерти Карла Маркса выпускает книгу «Еврейский ум», в которой, помимо общего исследования, пишет целый ряд портретов 
личностей еврейского происхождения, среди которых -  Дизраэли, Нордау, Брандыс, Маркс.  Слова его о Марксе, тогда звучащие фантазией в ушах благолепно дремлющей Европы, 
сегодня гремят колоколом, перекрывающим прошедшее столетие. Книга эта была прочитана 
мной давно, и потому цитирую по памяти: 
     «Капитал» Маркса попахивает серой».
     «Трудно себе даже представить, что эта, такая на вид мирная теория, в будущем будет 
праздновать кровавые триумфы».
     Какой эпикурейски мирной, провинциальной, предстает нам, к примеру, школа злословия.
     Двадцатый век заложил основы школы кровопролития, и она, благодаря открытиям в 
области движения, полета и связи, стала всемирной.
     И все же только над входом в ад начертаны дантовские слова «Оставь надежду всяк сюда 
входящий». В живой душе, вопреки цинизму, а порой и полному отчаянию, живет надежда. 
И это совсем немало. 

<..........................................................>