.

Раздел 3.
Историко-философский анализ проблемы
национального характера

(продолжение)

Другой представитель классической немецкой философии, Фихте, считает, что
исторический процесс определяется Богом. Он отождествляет знание с бытием Бога,
полагая, что мир существует только в знании и само знание есть мир, и поэтому мир опосредованным путем, через знание, есть само бытие Бога³⁶.
Во второй половике X I X в. в связи с широким распространением концепции «духа
народа» предпринимались попытки объяснить ход исторического процесса, исходя из учения о национальном характере. Душа народа при этом интерпретировалась как нечто
иррациональное, мистическое. Так, в работе французского социолога Густава Лебона
«Психология народов и масс» рассматривается история государств как следствие характера народов. По мнению Лебона, история есть не что иное, как результат, производимый психологическим складом рас. Центральным тезисом его учения является концепция о духе народа, душе расы, согласно которой судьбы народов, их жизнь, история определяется их
душой. «Без предварительного знания душевного склада народа, - пишет Лебон, - история
его кажется каким-то хаосом событий, управляемых одной случайностью. Напротив, когда
душа народа нам известна, то жизнь его представляется правильным и фатальным
следствием из его психологических черт. Во всех проявлениях жизни нации мы
находим всегда, что неизменная душа пасы сама ткет свою собственную судьбу»³⁷
(выделено мной. - П. Г.).
С наибольшей силой верховная власть расовой души проявляется в политических учреждениях. К каким бы партиям ни принадлежали борющиеся силы, будь то радикалы, монархисты или социалисты, они преследуют одну и ту же цель: поглощение личности государством. И как бы влас1ь в стране ни называлась - королевской, президентской, императорской, власть коммуны и т. д., любая из этих господствующих форм имеет одни и
тот же идеал, и этот идеал есть выражение чувства расовой души. По мнению Лебона,
народный характер создает судьбу нации. Никакие социальные потрясения, революции,
короли, деспоты не могут дать народу того характера, который он имеете. Душа народа, душа расы, является неизменной, а государственный строй, политические учреждения - это
производные от нее: «...учреждения народа составляют выражение его души, и что если ему бывает легко изменить их внешность, то наоборот, он не может изменить их основания»³⁸.
Лебон утверждает, что нет форм правления, политических учреждений, относительно
которых можно было бы сказать, что они абсолютно хороши или абсолютно дурны. Каждый народ имеет только ему присущий дух, душевный склад душу. Бессмысленно ставить вопрос
о том, хорошей или плохой является монархическая форма правления, деспотия. Все зависит
от того, к какому народу она применима. Поэтому правление монарха в той или иной африканский стране полезнее, для ее народа, чем введение в ней принципов самой искусной европейской конституции. В разных странах не может существовать одинакового
политического строя: «В силу одного только различия своего душевного склада, различные народы не могут долго пребывать под одинаковым режимом»³⁹.
Лебон также детально рассматривает искусство, литературу, язык, различные институты
и прочие элементы цивилизации как внешние проявления души народа, которые будут
разными в каждую историческую эпоху и у каждого народа.
Вопрос о национальном характере был объектом анализа русских и украинской
философской и общественно-политической мысли второй половины X I X - начала X X в. Большой интерес к национальным проблемам, и в частности к этой, проявлял Н. Г. Чернышевский. В «Очерке научных понятий по некоторым вопросам всеобщей истории» он помещает специальный раздел под названием «О различиях между народами по
национальному характеру», В нем Чернышевский выступает с критикой в адрес буржуазной историографии, которая внеисторически подходит к анализу такого сложного социального явление каким является национальный характер; объективные, научные принципы
исследования подменяет случайными субъективистскими критериями симпатий -
антипатий и, исходя из этого, наделяет тот или иной народ только положительными или
только отрицательными чертами. В качестве иллюстрации он приводит общепринятое определение национальною характера древних греков. Каждому из нас, - пишет
Чернышевский, - врезалась в память следующая характеристика качеств древнего греческого народа: «Национальными качествами греков были любовь к искусству, тонкое эстетическое чувство, предпочтение изящного роскошному, воздержанность в наслаждениях, умеренность
в питье вина и тем более в еде. Пиры греков были веселы, но чужды пьянства и
обжорства»⁴⁰. Ограничимся этими чертами национального характера приписываемого
грекам».
Чернышевский детально анализирует эту характеристику. Он рассматривает тот период
в истории греческого народа, который составил его славу, т. е. время примерно от
Марафонского сражения и до Херонейской битвы, когда существовали .такие государства
на территории Греции, как афинское, спартанское, фиванское, сиракузское.
Известно, что в Спарте больше всего ценились военная дисциплина, послушание, все
другие интересы и потребности приносились в жертву военной подготовке. Жизнь в Спарте
была жестко регламентирована, скудна, сурова, господствовали казарменные порядки. Как
только спартанцы вырывались на свободу, они предавались оргиям и разврату. Их вожди
вели себя подобно персидским сатрапам. Чернышевский резонно ставит вопрос: каких художников, поэтов или ученых дала миру Спарта? И отвечает - никаких.
В Афинах, как и в Спарте, в ту же историческую эпоху жил тот же греческий народ.
Однако Афины дали миру выдающихся философов, поэтов, ученых. В чем же здесь причина? Естественно, не в том, что в одном государстве жили талантливые люди, а в другом народ
был носителем самых низменных пороков. Причина здесь значительно глубже. Она кроется
в социально-экономических условиях развития греческих государств. Характеристика,
данная буржуазными историографами греческому народу, которую приводит Чернышевский, относится лишь к афинянам, и то эпохи Перикла. И это не случайно. Эпоха Перикла
совпадает с периодом расцвета древнегреческой демократии. Причины подъема,
переживаемого Афинским государством, следует искать не в талантливости афинян, также
как причины упадка других древнегреческих государств кроются не в бездарности фиванцев
или фессалийцев, а в конкретных условиях исторического и социально-экономического
развития. Эту мысль Чернышевский подчеркивает рассуждениями о характерах различных народов. Он убедительно показывает несостоятельность распространенной в то время
точки зрения о делении народов на талантливых и бездарных, мужественных и трусливых.
Эти качества не могут передаваться по наследству, они формируются в процессе
исторического и социально-экономического развития общества.
В качестве примера тенденциозной, необъективной оценки Чернышевский берет характеристику итальянцев. Наиболее распространено мнение об итальянском народе как о трусливом и коварном. Авторы данной «концепции» - испанские, французские и немецкие ученые. Что же касается англичан, то они просто присоединились к уже бытующей точке
зрения. «Каким образом, - спрашивает Чернышевский, - составилась эта характеристика итальянского народа? Главным источником ее была досада завоевателей на желание
итальянцев освободиться от их владычества. В Италию ходили немцы, плавали испанцы,
ходили туда французы; все они побеждали, покоряли Италию или часть ее, при первой возможности покоренные разрывали обещания, данные покорителям, пытались свергнуть
с себя их иго. Какой покоренный народ не поступал точно так же? В политических делах
тяжелые обещания сохраняются, лишь пока не представляется надежды избавиться от их исполнения. Это мы видим в истории всех европейских народов или частей народов;
примеров противного нет. Одно из двух: или историки каждого другого европейского народа должны называть свой народ коварным, или они не имеют права ругать итальянский народ за то, за что прославляют свой народ за любовь к независимости.
Но итальянцы не только коварны, они и трусы. Нам говорят: чем же, как не
превосходством храбрости завоевателей, то есть недостатком мужества у итальянцев сравнительно с ними, объяснить завоевания иноземцев в Италии? - Будем припоминать обстоятельства, при которых итальянцы были побеждаемы, и увидим, что ход событий определялся такими отношениями сил, при которых итальянцы были бы побеждаемы, если
бы и превосходили своих иноземных врагов мужеством. В Х веке все земли, составлявшие империю Карла Великого, раздробились на мелкие государства; шел процесс раздробления
и в Германии, но медленнее, чем во французской и в итальянской землях»⁴¹.
Выдвигается положение о междоусобиях, которые способствовали завоеванию страны иноземцами. Но у какого народа, раздробленного на множество государств, спрашивает Чернышевский, не существовало междоусобии?
Далее Чернышевский подвергает критике тезис о врожденных качествах национального характера, передающихся будто бы по наследству, В связи с этим он указывает на парадоксальность выдвинутого тезиса об отрицательных чертах итальянского национального характера: «Историки, называющие итальянцев трусами, вообще держатся той теории, что качества народа составляют неизменный потомственный характер его, наследуемый
потомками от предков. Теперь заметим, что ученые, держащиеся ее, были бы, по-видимому, обязаны считать итальянцев очень храбрым народом. Действительно, кто предки
итальянцев? римляне: или, если прибавлять и второстепенные элементы, то кроме римлян
также греки, лангобарды, норманны, арабы. Все эти народы считаются очень храбрыми.
Каким же образом потомки храбрецов могут получать название трусов от людей, постоянно твердящих о неизменной наследственности характера?»⁴²
Однако, отмечает Чернышевский, целесообразно перейти к анализу национального
характера, который бы соответствовал современному уровню развития знаний о жизни того
или иного народа. Этот анализ показывает, что, например, такие черты, как
любознательность, склонность к наблюдению и размышлению, свойственны характеру не какого-то отдельного, избранного народа, они присущи любой нации.
Чернышевский доказывает тезис о равенстве всех народов, анализируя свойства национального характера, которые являются общечеловеческими, а не принадлежат
каким-либо отдельным народам. Вместе с тем высказывает очень интересную мысль о том,
что по свойствам характера представители господствующих классов различных стран более похожи друг на друга, чем на крестьян своей страны. «Португальский вельможа по образу
жизни и по понятиям гораздо более похож на шведского вельможу, чем на земледельца своей нации; португальский земледелец более похож в этих отношениях на шотландского или норвежского земледельца, чем на лиссабонского богатого негоцианта»⁴³.
Тем не менее я не могу согласиться с В. И. Козловым, который в книге «Динамика
численности народов» на основании вышеприведенного утверждения Н. Г. Чернышевского делает вывод об отрицании им понятия «национальный характер»⁴⁴. Чернышевский не
отрицал существования национального характера, он неоднократно оперировал этим
термином, детально рассматривал вопрос о свойствах характера различных народов.
Чернышевский отмечал также сложную структуру народного характера. Он писал:
«Понятие о народном характере очень многосложно: в состав его входят все те различия
народа от других народов, которые не входят в состав понятия о физическом типе»⁴⁵.
Таким образом, он впервые поставил вопрос, который стоит в центре внимания
современных исследователей о структуре народного характера.
Он разграничивает понятия национального характера и темперамента, подчеркивая, что наследственно передаются не свойства характера (аргументация Чернышевского приведена
мною выше), а те склонности, которые прямо обусловлены темпераментом (в том случае,
когда он наследуется). Кроме того, не все свойства, входящие в понятие «темперамент», передаются по наследству, многие являются результатом обычая, традиции, образа жизнедеятельности народов. «Торопливость или нерешительность, - пишет Чернышевский, -
не качества темперамента, а результаты привычек или затруднительных обстоятельств. Суетливыми, опрометчивыми, безрассудными бывают и люди, имеющие тяжелую,
медленную походку. Нерешительными бывают люди с быстрой походкой. Это знает всякий хороший наблюдатель людей. Но особенного внимания заслуживает то обстоятельство, что быстрота движений и речи, сильная жестикуляция и другие качества, считающиеся
признаками природного расположения, так называемого сангвинического темперамента, и
противоположные качества, считающиеся признаками флегматического темперамента,
бывают у целых сословий и у целых народов результатом только обычая»⁴⁶.
Среди русских мыслителей, занимавшихся проблемой национального характера во
второй половине X I X в., были также Н. Данилевский, К. Леонтьев, В. Соловьев и др. Ниже
я остановлюсь на анализе учения представителя позднего славянофильства Н. Данилевского, оказавшего влияние на формирование взглядов К. Леонтьева. Воздействие идей последнего ощущал на себе В. Соловьев, а через него и Н. Бердяев.
Логика развития проблемы была такова. Представители буржуазно-дворянской
историографии выдвинули тезис о противоположности России и Европы. С этой же целью Данилевский разрабатывает учение о культурно-исторических типах. Он пытается доказать,
что между Россией и Европой всегда существовали враждебные отношения: Европа
признает Россию и славянство чем-то для себя чуждым, и не только чуждым, но и
враждебным.
Деление мира на части света, по мнению Данилевского, является несостоятельным,
носит искусственный характер. Что же в таком случае означает слово «Европа»? Отвечая
на этот вопрос, ученый делает вывод, что слово «Европа» имеет культурно-исторический,
а не географический смысл, являясь поприщем германо-романской цивилизации. Поэтому
Россия не может принадлежать к Европе.
Согласно учению Данилевского, общечеловеческой цивилизации не существует и не
может существовать. Есть культурно-исторические типы, соответствующие великим лингвистико-этнографическим семействам, или племенам человеческого рода. Семь
племен принадлежат к арийской расе. Пять из этих семи создали самостоятельные
цивилизации. Существуют египетский, китайский, еврейский, европейский и другие
типы, отдельно - русский культурно-исторический тип.
Каждый из типов в своем развитии проходит три этапа: длительное этнографическое состояние, далее этап государственный и период цивилизации и, наконец, время, когда
наступает смерть. Особенность исторических типов состоит в том, что в них проявляется историческая жизнь человечества в прошедшем, настоящем и будущем. Данилевский
утверждает, что деление истории на древнюю, среднюю и новую или вообще деление по степеням развития не исчерпывает ее богатого содержания.
И все-таки центральной в книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» является идея об исконной вражде, противоположности России и Европы. В обоснование ее Данилевский выступает с отрицанием преемственности в истории, С его точки зрения, развитие того или иного народа совершается изолированно, независимо от исторического культурного
развития других народов, и передача прогрессивных черт культуры одного народа другому
невозможна.
Утверждая, что Россия не принадлежит к Европе: «...цели России и Европы
противоположны одна другой, взаимно отрицают друг друга уже по коренной исторической противоположности, глубокого, лежащего в самом основном плане целого длинного периода всемирной истории»⁴⁷он объясняет это отличием, существующим между славянским миром
и романо-германским. В сравнительном анализе культурно-исторических типов
Данилевский характеризует русский народ как богоизбранный.
Позднее русский философ К. Леонтьев напишет о своих взглядах на проблему
национального характера: «...главным основанием этих мыслей моих служила мне книга
Г. Данилевского «Россия и Европа». Эту теорию культурной смены можно назвать
истинным открытием, принадлежащим исключительно русскому мыслителю»⁴⁸.
На Западе издано множество работ, посвященных творчеству Леонтьева. Его имя
ставится в один ряд с именами Соловьева и Бердяева. В монографических исследованиях, диссертациях утверждается, что он в своей концепции выразил сущность, специфические особенности, национальное своеобразие развития России, ее национальный характер.
Леонтьев в развитии того или иного процесса выделяет три стадии: 1) первичной
простоты, 2) цветущей сложности, 3) вторичного упрощения и смешения. Данные стадии выступают в качестве эффективного средства жизнедеятельности процессов и явлений
лишь тогда, когда они взаимосвязаны «деспотической» идеей.
Согласно этой схеме Европа прошла стадию цветущей сложности еще в
Х V I I-Х V I I I вв. и вступила в стадию вторичного упрощения и смещения. По мнению
ученого, Европа безосновательно выдает себя за выразителя общечеловеческой цивилизации. В действительности она погрязла в мещанстве и других пороках. Для того чтобы спасти человеческую цивилизацию от гибели, на которую обрекает её Западная Европа, необходимо объединиться под предводительством России⁴⁹.
Необходимо спасать Россию от Европы. Леонтьев предсказывает России большие беды,
если она не выполнит возложенную на нее миссию. Она погибнет, слившись так или иначе
со всеми другими народами Запада, в виде жалкой части какой-нибудь рабочей, серой,
безбожной и бездушной федеральной мерзости.
Однако ученый искренне убежден, что этого не должно произойти. Выход он видит в византизме. Здесь мы подходим к основополагающему принципу учения русского философа. «Византизм есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие понятия начала и свои определенные
в истории последствия»⁵⁰.
Это понятие Леонтьев употребляет в нескольких аспектах, вкладывая в него различное содержание. В политическом смысле византизм - это самодержавие, в религиозном - это христианство. Причем христианство с определенными чертами, отличающими его от
западной церкви, ересей и расколов. В нравственном аспекте это разочарование во всем
земном, в счастье, в способности человека к самосовершенствованию, пропаганда мистики, аскетизма. В совокупности политический, религиозный и нравственный аспекты составляют содержание византизма, .который «...есть генетический код «русского мужика».
«Национальное предназначение» России, с точки зрения Леонтьева, заключается в
навязывании этого стереотипа всем другим народам. История не властна над ним, он рок, неизбежность, судьба»⁵¹.
Распространение византизма в Западной Европе было обусловлено местными условиями, совокупность которых русский ученый называет германизмом.
В России же во времена царствования Петра I появилась опасность утраты византизма. Однако этого не произошло, «Основы нашего как государственного, так и домашнего быта остаются тесно связаны с византизмом. Можно бы, если бы место и время позволяли,
доказать, что и все художественное творчество наше глубоко проникнуто византизмом в
лучших проявлениях своих, и далее: ...все наши лучшие поэты и романисты: Пушкин,
Лермонтов, Гоголь, Кольцов, оба графа Толстые (и Лев, и Алексей) заплатили богатую дань
этому византизму, той или другой его стороне, государственной или церковной, строгой или теплой»⁵².
Таким образом, оказывается, что византизм во взаимосвязи различных его сторон
имманентно присущ русской действительности, её традициям, быту, политике, культуре.
Идеи монархизма, христианства, мистицизма Леонтьев находит в творчестве лучших представителей русской художественной культуры. Другими словами, то, что Леонтьев
называет византизмом, является неотъемлемым свойством русского национального
характера.
«Византийский дух, - пишет он, - византийские начала и влияния, как сложная ткань
нервной системы, пронизывает насквозь весь великорусский общественный организм»⁵³.
Монархическое начало в русском национальном характере Леонтьев рассматривает как спасительную черту, которая наряду с глубокой религиозностью и мистицизмом призвана
спасти «гнилой Запад» от разлагающего воздействия буржуазного либерализма:
«Монархическое начало является у нас единственным организующим началом, главным
орудием дисциплины»⁵⁴.
Характеристики русского национального характера Леонтьев пытается обосновать с
помощью теоретических построений. Так, он утверждает, что византизм был привнесен в
нашу страну, которая находилась в состоянии дикости. Поэтому в России, дескать, имелась благодатная почва для произрастания тех идей, которые мы вкладываем в содержание этого понятия.
Прежде всего Леонтьев пытается доказать закономерность наличия в характере русского
народа монархического начала. Он ведет издалека, анализируя такое явление, как родовое чувство. По его мнению, родовое чувство сильно развито на Западе, а в России якобы
никогда не придавали большого значения семье, семейным узам. Поэтому в русском
обществедоминирующую роль всегда играло государство, выступавшее в его монархической форме: «Родовое чувство, столь сильное на Западе в аристократическом элементе общества,
у нас же в этом элементе всегда гораздо слабее, нашло себе главное выражение в монархизме. Имея сначала вотчинный (родовой) характер, наше государство этим самым развилось впоследствии так, что родовое чувство общества у нас приняло государственное
направление»⁵⁵.
Рассматривая традиции, обычаи и обряды других народов, Леонтьев приходит к выводу,
что у всех (англичан, французов, греков, болгар, сербов, даже турок) семейственные начала развиты более сильно, чем у русских. Таким образом, сам по себе напрашивается вывод о
том, что, поскольку русский народ единственный среди других народов, не испытавший
влияния семенных уз, он является одним из немногих народов, в котором развито
монархическое начало. Самыми сильными и могучими явлениями в жизни русскою народа Леонтьев считает византийское православие и самодержавие. Исходя из этого тезиса, он утверждает, что византизм сыграл решающую роль в истории нашего государства.
«Византические идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь. Византизм дал нам
силу перенести татарский погром и долгое данничество. Византийский образ Спаса осенил
на великокняжеском знамени верующие войска Дмитрия на том бранном поле, где мы
впервые показали татарам, что Русь Московская уже не прежняя, раздробленная,
растерзанная Русь!
Византизм дал нам силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и с
Турцией»⁵⁶.
По мнению Леонтьева, система византийских идей, преобразовав старый и грубый
славянский материал, создала великое государство. В результате данной переработки во все сферы общественной жизни глубоко проник византизм, то есть церковь и царь.
Леонтьев также считает, что православие является единственным, что сблизило Россию
и Украину, так как во всем остальном между русским и украинским народами мало общего.
Вместе с тем философ выступает за то, чтобы восхвалять и ценить не все славянское как таковое, а все то, что у славян не похоже на европейское: «Надо, мне кажется, хвалить и
любить не славян, а то, что у них особое славянское, с западным несхоже, от Европы обособляющее»⁵⁷.
Будучи идеологом консерватизма, Леонтьев пессимистически изображает будущее человеческой цивилизации, отрицает поступательный, прогрессивный характер ее развития.
Он пишет: «Идея прогресса (или улучшение жизни для всех) есть выдумка нашего времени;
она есть не что иное, как ложный продукт демократического разрушения старых европейских обществ. Бессознательный обман, самообольщение, могучее орудие постепенного расстройства в незримой руке исторического рока»⁵⁸. В этом тезисе нет каких-либо иносказаний. По утверждению Леонтьева, сама мысль о прогрессе вредна для трудящихся масс: «Мужик, например, не только молясь в церкви, но даже и сидя в кабаке, уже тем умен и хорош, что он в прогресс не верит (т. е. в прогресс благоденственный, вечный). Он, когда ему случается подумать о чем-нибудь другом, кроме хозяйства, податей и водки, думает, что «все мы под богом» и «все от бога»⁵⁹.
Согласно этому за пессимизмом последует вера, за верой - послушание и дисциплина,
за верой и послушанием церкви и властям - независимость национального духа.
Последующее развитие философии в России шло под влиянием этих взглядов. Так,
В. Зеньковский в «Истории русской философии» писал: «Он (Леонтьев. - П. Г.).
предвосхищает тематику Соловьева и всех, кого вдохновил Соловьев, - недаром лучшая
книга о Леонтьеве написана Бердяевым, лучший этюд о нем написан Булгаковым»⁶⁰.
В. Соловьев выступил как создатель «философии всеединства». По его мнению, при
истинном, или положительном, всеединстве покоя единое существует не за счет всех или
в ущерб им, а на пользу всем. Сквозь призму своей философии Соловьев рассматривает
и явления общественной жизни. Христу он отводит место основоположника
«Богочеловеческой истории». Таким образом, история человечества начинается со дня
рождения Христа и заканчивается установлением «царства божьего» на земле. Для того
чтобы достичь истинной жизни, люди должны перейти от естественного состояния к
духовному. Это возможно сделать, лишь овладев христианским вероучением. Христианская религия должна объединить весь мир и «богочеловечество», определить весь ход его
развития, но не в том виде, в каком она существует, а рационализированная с помощью идеалистической философии.
Необходимо объединить восточную и западную церкви. Идеальным государственным устройством является единство «вселенской» церкви и всемирной монархии. Воплощение
этого идеала Соловьев видит в единстве Ватикана и русского самодержавия.
В вопросе о взаимоотношении христианской истины и национальности Соловьев придерживается того мнения, что последняя не должна ставиться на место высшей идеи.
Народ, который не имеет веры, это толпа. «Не унижая и не обманывая себя, мы должны
верить и служить только божеству. Божество как действительность дано в христианстве, и
это выше народности. Получив это высшее, мы можем преклониться перед своим народом
только в том случае, если сам этот народ является служителем религиозной истины. Тогда,
служа ей, мы тем самым будем служить и своему народу или, говоря точнее, будем
деятельно участвовать в его всемирно-историческом служении»⁶¹.
Таким образом, Соловьев создает теософскую концепцию национального характера, утверждая, что исторический путь развития народа, черты его характера, его поведение определяются божеством. Религиозная идея воплощает себя в народности, приобретает в
ней силу для своего существования в мире. Причем, когда национальное самосознание
развито слабо, религиозная истина обращается только к отдельным людям, когда же оно пробуждается, религиозная истина обращена уже к целым народам. И в этом случае она
служит средством спасения души целого народа, «она возрождает не только личные, но и национальные характеры».
Христианство, по Соловьеву, имея в себе все положительное, должно воспринять и
освятить также и народности, являющуюся самым важным фактором природно-человеческой жизни. Задача религии состоит в том, чтобы объединить весь мир в одно живое тело, в совершенный организм богочеловечества, первичные клеточки которого - отдельные люди.
Но организм не может состоять из одних простейших клеток, он требует более сложных образований, каковыми являются племена и народы. Этот вселенский организм является не только природным, но и духовным образованием. Его органы должны служить ему
свободно и сознательно. Соловьев пишет: «Ибо если народности суть органы
всечеловеческого организма, то что же это будет за организм, состоящий из безжизненных
и бессильных органов, что же это будет за все человечество, состоящее из бесцветных и бесформенных народностей? Поэтому можно и должно дорожить различными
особенностями народного характера и быта, как украшениями или служебными атрибутами
в земном воплощении религиозной истины, но во всяком случае религиозная и церковная
идея должна первенствовать над племенными и народными стремлениями»⁶².
Исходя из этой установки, Соловьев интерпретирует сущность национального характера
как проявление религиозного вероучения, а поскольку характер народа - производное от
религиозной и церковной идеи, то и действия народных масс имеют глубоко религиозную
цель, являются теологизированными.
Утверждая на земле религиозную истину, народ должен быть готов к подвигу
национального самоотречения. Концепция духа народа, заимствованная Соловьевым
из философской мысли Запада, претерпев определенную трансформацию, получила распространение в учении о духе России. Активным ее сторонником выступил и Бердяев.
Соловьев пишет о том, что преданность и покорность царю являются осознанными и усвоенными душою принципами русского парода. Отвечая на вопрос о русском народном
идеале, он утверждает, что русский народ не стремится к тому, чтобы Россия была самой могущественной страной в мире, самой богатой страной в мире. Не свойственно ему
старание быть честным, разумным и порядочным. Это идеал немецкого, а не русского
народа. Русский народный идеал - нравственно-религиозный. Соединение церквей,
духовная «притирка» Востока и Запада в богочеловеческом единстве вселенской церкви это
есть, по Соловьеву, то святое дело, на реализацию которого должна быть направлена деятельность России и русского народа.
Наряду с религиозностью и мистицизмом типичными чертами русского национального
характера являются скептицизм, а также иррационализм. Прежде чем анализировать эти
качества в характере русского народа, Соловьев разъясняет, что же, с его точки зрения,
представляют собой философский скептицизм и философский мистицизм вообще. Первый направлен на борьбу против авторитетов. Второй есть не что иное, как сознание
существующего тождества между познающим умом и истинным предметом познания.
Однако совсем другим содержанием наполняются эти понятия в России под
воздействием национального характера, философ даже вводит понятие русского
национального мистицизма.
Русский скептицизм, имеющий очень мало общего с сомнением Декарта, а больше
похожий на «скепсис» древней софистики, направлен на то, чтобы подорвать веру в
познание. «Все одинаково возможно и все одинаково сомнительно», - вот, согласно
Соловьеву, его формула. Затем он утверждает, что сущность «нашего национального
мистицизма» состоит в совершенном уничтожении личности в том абсолютном предмете, который она над собою признала.
Позже Н. Бердяев, находясь под влиянием взглядов Леонтьева и Соловьева, развил свое
учение о духе России.
Отмечая то, что Россия не похожа ни на одну страну мира, причину этой самобытности, трактуемой им как противоположность всему остальному миру, он находит в специфике
русского духа. По мнению Бердяева, противоречивость русского бытия всегда находила отражение в русской философии и литературе. Парадоксальность и аптиномичность
русской истории в концентрированном виде проявились в идеологии славянофильства и творчестве Достоевского, «самого русского из русских». «Бесконечная любовь к людям,
поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью.
Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей
покорностью. Не такова ли и сама Россия»⁶³.
Бердяев считает русский народ самым аполитичным и самым анархическим народом в
мире: «Анархизм - явление русского духа, он по-разному был присущ и нашим крайним
левым, и нашим крайним правым»⁶⁴. Русский народ не хочет быть мужественным
строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. И даже русский анархизм по
своей природе является женственным, а не мужественным, пассивным, а не активным.
Бердяев анализирует государственное устройство России и приходит к выводу, что
Россия является самой бюрократической страной в мире. Личность придавлена огромными размерами государства, силы народа подчинены не внутренней духовной жизни, а колоссу самодержавия, направлены многочисленной бюрократией на укрепление государственности. Народ превращен в послушное орудие политики.
Бердяев столь подробно останавливается на анализе государственного устройства России
для того, чтобы показать исторический фон, на котором формировались черты русского национального характера. Что касается религиозного влияния, также имеющего большое значение, то, по мнению ученого, «русский народ в массе своей ленив в религиозном восхождении, его религиозность равнинная, а не горная; коллективное смирение дается ему
легче, чем религиозный закал личности, чем жертва теплом и уютом национальной
стихийной жизни»⁶⁵.
Бердяев считает, что антиномичность, типичная для всех сторон российской действительности, определяет как материальную, так и духовную сферу жизни русского
народа, оказывает влияние на формирование черт национального характера. «Можно
установить, - пишет он, - неисчислимое количество тезисов и антитезисов в русском национальной характере, вскрыть много противоречий в русской душе»⁶⁶. В частности, в
русском народе есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен
жаждой земной прибыли и земного благоустройства. Для России характерен тип странника. Последний является самым свободным человеком на земле. В этом, как утверждает Бердяев, сосредоточено величие русского народа и призванность его к высшей жизни. Причем странничество как феномен нашло отражение в русской культуре в творчестве Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского, «В России, в душе народной есть какое-то
бесконечное искание, искание невидимого града Китежа, незримого дома. Перед русской
душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными ее очами»⁶⁷.
Славянский бунт - это пламенная, огненная стихия, которой не знали другие народы. Выразитель, по мнению Бердяева, славянского бунта Бакунин в своей жажде мирового
пожара, в котором все должно сгореть, был русским, славянином, мессианистом. Это один
из тезисов о душе России: стране бесконечной свободы и духовных далей, стране странников, скитальцев и искателей, стране мятежной и жуткой в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем принимать какие-то формы.
Антитезисом является то, что Россия - страна неслыханного сервилизма и жуткой
покорности, страна, лишенная сознания прав личности, не защищающая ее достоинства,
страна инертного консерватизма, порабощения религиозной жизни государством. «Россию
почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так лениьа, так
погружена в «материю, так покорно мирится со своей жизнью»⁶⁸.
Причины антиномичности в русском национальном характере Бердяев пытается как-то осмыслить и ищет их в несоединенности мужественного и женственного. «Безграничная свобода оборачивается безграничным рабством, вечное странничество - вечным застоем,
потому что мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в
России изнутри, из глубины, мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало
не раскрывается в самом русском народе. Отсюда вечная зависимость от инородного»⁶⁹.
Выражаясь философскими категориями, Россия мужественное начало ощущает трансцендентным, а не имманентным. Бердяев утверждает, что все мужественное было
в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским, французским или
немецким, в старину - греческим.
И в других народах можно найти взаимоисключающие противоположности, однако
только в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность
рождается из анархизма, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма.
Бердяев неоднократно возвращается к рассмотрению тезиса о роли христианства в жизни русского народа и его влиянии на формирование черт национального характера. По его
мнению, христианство есть окончательное утверждение единства человечества, духа всечеловечности и всемирности. Мессианское сознание является пророческим.
«Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру. Славянская река, во главе которой стоит Россия, должна раскрыть свои духовные потенции, выявить свой
пророческий дух»⁷⁰.
В вопросе о том, принадлежит ли Россия Западу или Востоку, Бердяев придерживается
того мнения, что она не может определить себя как Восток и противополагать себя Западу.
Россия должна выступать в роли соединителя двух миров. Она должна осознавать себя Востоко-Западом. Восточное начало держит Россию в рабстве у природной женственности
и приводит к хаосу, либо реакционному, либо революционному.
Отсутствие мужественности и того закала личности, которые на Западе вырабатываются благодаря рыцарству, по мнению Бердяева, самый опасный недостаток русских.
Он доказывает, что в России человеческое начало не может раскрыться в форме
гуманизма, т. е. безрелигиозно. Здесь откровение человека может быть лишь религиозным откровением, лишь раскрытием внутреннего, а не внешнего человека. Речь идет о раскрытии Христа внутри человека. «Таков абсолютный дух России, в котором все должно идти от внутреннего, а не внешнего. Таково призвание славянства. В него можно только верить, его доказывать нельзя»⁷¹.
В контексте анализа русского национального характера Бердяев рассматривает проблему взаимоотношения европейской и азиатской души. В связи с этим он останавливается на
статье М. Горького «Две души». Горький, как и многие другие представители
интеллигенции, считал, что все беды русского народа объясняются чертами его
национального характера. В своей статье он писал: «У нас, русских, две души: одна - от
кочевника монгола, мечтателя-мистика, лентяя, А рядом с этой бессильной душой живет
душа славянина, она может вспыхнуть красиво и ярко, но недолго горит, быстро угасая, и
мало способная к самозащите от ядов, привитых ей, отравляющих ее сил». И далее: «В нем (русском народе. - П. Г.) должны были укрепиться начала Востока, обезличивающие душу.
Эти начала вызвали развитие жестокости, изуверства, мистико-анархических сект -
скопчества, хлыстовства, бегунства, (странничества и вообще стремление к «уходу из
жизни», «а также развитие пьянства до чудовищных размеров»⁷².
Горький призывает бороться с этим «азиатским наследием» в психологии русского
народа, лечиться от пессимизма. Однако, по мнению Бердяева, он слишком упрощенно
подходит к анализу проблемы взаимоотношения Востока и Запада. Тема эта требует
философского осмысления. Горький же пребывает в старом сознании, в старой противоположности Востока и Запада, Считая Россию Востоко-Западом, Бердяев не
приемлет такого противопоставления.

<..................>

___________________
³⁶ Анализ философских взглядов И. Фихтесм.; Ойзерман Т.И. Философия Фихте. - М., 1962. Гайденко П.П.
Философия Фихте и современность. - М., 1979.
³⁷ Лебон Г. Психология народов и масс. - Спб. 1896. -С 48-49.
³⁸ Там же.
³⁹ Там же. -С. 62.
⁴⁰ Чернышевский Н Г. Избранные философсские сичинения: в 3 т. - М. Т.3. -С1951. - Т. З. - С. 587.
⁴¹ Там же. -С. 166.
⁴² Там же. -С. 590.
⁴³ Там же. -С. 611.
⁴⁴ Козлов В.И. Динамика численности народов. -М., 1969. -С. 41.
⁴⁵ Чернышевский Н.Г. Избранные философские сочинения: в 3 т. -Т. 3. -С. 606.
⁴⁶ Там же. -С. 605-606.
⁴⁷ Данилевский Н. Я. Россия и Европа. - Спб. 1895. -С. 483.
⁴⁸ Леонтьев К. Россия и Славянство. - М., 1885. -Т. 1. -С. 295.
⁴⁹ Янов А. Л. Славянофилы и Константин Леонтьев // Вопросы философии. - 1969. -№ 8. -С. 102-104.
⁵⁰ Леонтьев К. Россия и Славянство. - М., 1885. -Т. 1. -С. 81.
⁵¹ Цит. по: Янов А. Л. Славянофилы и Константин Леонтьев. -С. 98.
⁵² Леонтьев К. Восток. Россия и Славянство. - Т. 1. -С. 84-85.
⁵³ Там же. -С. 100.
⁵⁴ Там же. -С. 98.
⁵⁵ Там же. -С. 91.
⁵⁶ Там же. -С. 98.
⁵⁷Там же. - Т. 2. -С. 165.
⁵⁸ Там же. - Т. 2. -С. 166.
⁵⁹ Там же. -С. 165.
⁶⁰ Зеньковский В. В. История Русской философии: В 2 т. - Париж, 1948. - Т. 1. - С. 456.
⁶¹ Соловьев В. Национальный вопрос в России. - Спб., -С. 29.
⁶² Там же. -С. 33.
⁶³ Бердяев Н.А. Судьба России. - М., 1990. - С. 11.
⁶⁴ Там же. -С. 11.
⁶⁵ Там же. -С. 17-18.
⁶⁶ Там же. -С. 18-19.
⁶⁷ Там же. -С. 20.
⁶⁸ Там же. -С. 21
⁶⁹ Там же. -С. 22.
⁷⁰ Таи же. -С. 27.
⁷¹ Там же. -С. 33.
⁷² Горький А. М. Две души. // Летопись. - 1915. №. -С. 132-133.

<...........................................>

_____________________________________________________________________________________________

п