Необходимо также отметить и то, что революции и бунты возможны не потому, что слепо (бессознательно) подчиняющиеся способны восстать против своих угнетателей, но потому что среди угнетенных всегда имеются представители населения, психика которых отмечена незавершенностью перехода от БПМ-III к БПМ-IV. Именно эта категория населения поднимает на бунт безликую массу своих сотоварищей – перегипнотизирует ее. За призывами к справедливости и к свободе у руководителей этих бунтов и революционных восстаний лежит та сермяжная правда, что их животная генетическая потребность властвовать не была по тем или иным причинам удовлетворена режимом, против которого они ведут свою «справедливую» в кавычках борьбу. Само их появление на исторической арене говорит о зарождении новой несправедливости взамен прежней. И если они приходят к власти, то при самых светлых и обнадеживающих лозунгах меняется не суть, а декорация. И при том новом режиме, который будет ими установлен, будет та же самая безликая гипнотически подчиняющаяся им (вождям!) толпа и во главе этой массы они, удовлетворившие наконец свою животную генетическую потребность властвовать. Синергия между этими двумя противоположными полюсами практически невозможна, потому что всегда, среди слепо подчиняющейся массы, есть некоторое количество людей слепо и непримиримо стремящихся к власти и это стремление их направлено против того режима, который неспособен удовлетворить эту генетически присущую им потребность. В связи с этим позиция Станислава Грофа нам не совсем понятна. С одной стороны Гроф считает, что нужна новая парадигма, с другой стороны он считает, что решением выявленного здесь конфликтного вопроса является синергия между угнетателями и угнетенными. Во-первых, если бы такая синергия была бы возможна, то не нужна была бы новая парадигма. Во-вторых, вопрос заключается не в синергитическом подходе друг к другу этих конфликтующих сторон, но в их биологическом праве на существование (при условии полной автоматизации и роботизации производственных процессов). И это, несмотря на следующее утверждение Хайдеггера: «Техника, чье существо есть само бытие, – говорит он, – никогда не даст человеку преодолеть себя. Это означало бы, что человек стал господином бытия». Эту мысль Хайдеггера мы понимаем следующим образом. Человек не может овладеть всем существующим наличием бытия, ибо наличие это безмерно и по количеству и по сложности. Шаг за шагом человек отвоевывает у бытия малую частицу. И для этого отвоевания ему нужно в процессе исторического развития создавать с помощью разума все более и более мощные и оснащенные в научном отношении средства. При этом такое наступательное движение не имеет предела, ибо если бы он был возможен, то это означало бы, что человек овладел всем существующим наличием бытия и создавать ему уже больше нечего. Таким образом мысль Хайдеггера сводится к тому, что бытие будет всегда требовать от человека созидания новой техники, ибо прежняя через некоторое время исчерпывает свои возможности. И человеку этой потребности не преодолеть. Однако здесь мы хотим не то, чтобы возразить Хайдеггеру, но просто заметить, что эта мысль его, о пределе человеческих возможностей, верна только в том случае, если рассматривать ее с позиций ньютоно-картезианского мировоззрения – то есть, когда созидательная активность разума направлена односторонне – во вне. 
   При этом человек является неизменяемой точкой отсчета. Предполагается, что таким, каков он есть, он был десятки тысяч лет тому назад и таким он должен быть в будущем: человек – это неизменяемая биологическая система. И Аристотель, и Декарт, и Ньютон, и Спиноза, и Лейбниц и многие другие гиганты человеческой мысли при построении своих философских систем и во всех своих научных устремлениях предполагали неизменяемость человека, как биологического вида, и уже этим самым ставили человека в центр вселенной. Только два титана поколебали этот центризм – Дарвин и Ницше. Но первый предполагал человека вершиной эволюционного развития (тот же самый антропоцентризм), второй считал человека несовершенным животным – «болезнью» земли и предлагал для преодоления этого несовершенства дать волю бессознательному, не учитывая того, что именно оно и является этой «болезнью». Заметим попутно, что примерно за 2300 лет до Дарвина, древнегреческий философ и врач Эмпедокл был сторонником эволюционизма. Он считал, что развитие животного мира было поэтапным и, в конце концов, сохранились только жизнеспособные виды. 
   Особенно сильное влияние на духовную и культурную жизнь нашего столетия оказал Фридрих Ницше, но несмотря на его основополагающую идею о том, что на смену человеку несовершенному должен прийти сверхчеловек, в настоящее время передовая философская мысль практически продолжает настаивать на том, что человек является предельной вершиной эволюционного развития. Исходя из такой консервативной позиции, во главу угла ставится что угодно, но только не вопрос биологического несовершенства человека. Попытки теоретизировать в этом направлении считаются чуть ли не кощунственными. Да и как иначе, если, по общепринятому убеждению. Бог создал человека по образу и подобию своему! Человеку ли вмешиваться в дело рук Божьих? Как бы чего не вышло! Но дело-то как раз в том, что Бог по своему подобию мог создать только ту часть человека, которая проявляет себя, как разумное начало, ибо само существование Бога предполагает существование абсолюта. И в абсолюте этом нет места животности, ибо в противном случае абсолюту будут присущи иерархия, подчинение слабого сильному, превалирование бессознательного над сознательным – то есть несвобода. Весьма вероятно, что сам Бог является вершиной эволюционного развития – субстанцией полностью избавившейся от животности и поэтому Он абсолютен, Он бессмертен, Он совершенен. Он есть не что иное как Дух – Оно – Космическое Сознание. Оно объемлет все и все стремится к Нему – к абсолютному слиянию с Ним и поэтому Оно является центром вселенной. Человек же, мыслящий себя биологически неизменяемым в то время, когда именно способность к такому изменению является той единственной возможностью, которая способствует его эволюционной устремленности к абсолюту – человек этот оказывается в прокрустовом ложе своего собственного мышления. Он, например, должен выбирать между покорностью или бунтом, заведомо зная, что покорность делает его рабом, но и бунт не ведет к справедливости. Он понимает, например, что только абсолютная свобода могла бы сделать его счастливым и тут же отбрасывает эту мечту, как утопическую, потому что духовно порабощен необходимостью считаться с существующей системой взаимоотношений – с иерархическим укладом. Если вникнуть в суть проблемы, то известная формулировка «свобода – есть осознанная необходимость» является ни чем иным, как оправданием иерархии и ее последствий – слепого (гипнотического – то есть бессознательного) подчинения, вождизма, тирании – рабства и жестокости. 
   Из сказанного нами о человеке и его Создателе остается неясным один вопрос. Если есть Всемогущий, то зачем ему создавать нечто несовершенное – двойственное по своей природе, совмещающее в себе животность и сознание, телесность и дух? Все дело в том, что даже у Всемогущего должны быть свои пределы – так, например, не может он создать такого же Всемогущего, как и он сам, иначе он не имел бы права называться Всемогущим. Исходя из этого, создавать в точности по образу и подобию своему Он не может. Именно поэтому Всемогущий по своей природе Единый – Единый в том смысле, что второго такого нет. И если уж говорить о конкретной форме существования Всемогущего, то вполне может быть, что Великое Единство его не в самом единстве, а в раздробленности (при том условии, что и в самой малой части этой раздробленности содержится все то, чем обладало бы совокупное). Мы имеем в виду, что Великое Единство имеется во всем сущем. Всемогущий раздробил себя, пожертвовал себя всему сущему. Но если это так, то нельзя ставить вопрос об Его существовании во вне. Всемогущего нет во вне, ибо Он внутри созданного им сущего. Ибо если бы это было не так, то мы не были бы свидетелями того, что у всего сущего имеется, так или иначе, стремление к Нему – к недостижимому, казалось бы, освобождению от телесной формы ради высвобождения божественного содержания. 
   Таким образом мы (несмотря на преклонение перед Хайдеггером и его заслугами в области мировой философской мысли) вынуждены утверждать, что человек способен преодолеть создаваемую им технику и стать господином бытия, если он свои творческие усилия направит не только на внешнее (на покорение бытия), но одновременно и на внутреннее (на преодоление своей животности). Здесь мы не можем не согласиться с гениально пророческой догадкой Альбера Камю: «Возникает идея (с момента возникновения философии непрерывной диалектики), что человек не обладает данной ему раз и навсегда природой, что он является не завершенным созданием, но авантюрой, творец которой отчасти он сам». В том же ключе высказывается и Кестлер, автор известного философского произведения «Призрак в машине». Он считает, что единственным средством от шизофрении (понимай – от животности) «вмонтированной» в высшую нервную деятельность человека, могло бы стать «спонтанное изменение человеческой ментальности, по последствиям равноценное крупной биологической мутации». 
  

Намеки на генетическую природу человека прослеживаются даже в таких древнейших источниках, как мифы древней Греции. Так в одном из мифов Вакх был разорван титанами на куски. Они сожрали всю его плоть, за исключением сердца. Зевс проглотил сердце и это привело к вторичному рождению Вакха. В этом мифе сокрыта генетическая идея, что в малой части заключено целое – из сердца Вакха возникает сам Вакх. В принципе, такая трансформация действительно возможна. Так, например, теоретически всего лишь из одной хромосомы (животного или растения) в результате самоделения этой хромосомы (скручивания и раскручивания составляющих ее хромонем) должно получиться идентичное этой хромосоме животное или растение. 
   Следует отметить, что принцип генетического отбора применялся в Древней Спарте, но носил он однобокий и варварский по своей жестокости характер. Новорожденных отбирали только по физическим принципам. Слабых, с физическими дефектами умерщвляли. Кроме этого, благодаря греческому историку Плутарху, известно, что Ликург (легендарный законодатель Древней Спарты) в одном из своих законов ратует за то, чтобы будущие граждане не рождались по воле случая, но лишь от самых честных людей. Евгенический характер некоторых установлении и обычаев Древней Спарты оказал сильное влияние на Платона. В своем «Государстве» Платон делит население на трудящихся, стражей и воинов. Правитель избирает в качестве стражей лучших мужчин и женщин, которые должны жить под одной крышей. «Женщины, – говорит Платон, – должны быть общими всем этим мужчинам». Подрастающее поколение невест и женихов будут соединять по жребию, производя с этими жребиями заранее установленные манипуляции, руководствуясь при этом евгеническими принципами, исходящими из практики выведения крестьянами породистого скота – лошадей и быков. 
   Несомненно, что евгенические принципы ликурговских ретр и подобного же рода платоновские рассуждения исходили из рабовладельческого характера человеческих отношений того времени и не могли быть иными. Мысль Платона сводилась к тому, что государство должно быть четко функционирующей системой, в которой одни призваны подчиняться, другие – властвовать. Этим самым мы хотим сказать, что и Ликург и Платон, опираясь на реальность своего времени, были адептами иерархической системы управления – то есть животности. Отдавая должное в своих рассуждениях силе разума, они однако считали, что обладать разумом имеют право только избранные. Технический прогресс мало-помалу привел к тому, что нужда в рабовладельческих формациях отпала несколько веков тому назад. Однако физический немеханизированный труд на некоторых предприятиях можно встретить даже в настоящее время. И все же в целом механизация, а совсем недавно и роботизация трудоемких производственных процессов привела к тому, что потребность в людях физического труда весомо уменьшилась. Поскольку для подавляющего большинства высвободившегося народа характерно слепое гипнотическое подчинение (доминантой в их психике, как мы уже выяснили, является БПМ-II), то само собой разумеется, что у этой части населения бессознательное гораздо активнее сознательного. Вследствие чего эта категория населения не приспособлена к творчеству – то есть к производству духовных ценностей. Именно из-за этой болевой точки эволюционного развития назрела необходимость в новой парадигме, ибо генетическая трансформация этих людей в течение нескольких поколений из нетворческой массы в творческую подрубит под корень существующую в настоящее время иерархическую форму человеческих взаимоотношений. 
   Прежде, чем продолжать наше антропологическое исследование дальше, мы должны разъяснить более четко наше понимание бессознательного и его связи с сознательным. В соответствии с экспериментальными данными Станислава Грофа, к области бессознательного принадлежат все матрицы без исключения. Однако отрицательно на нашу психику и соответственно на наше сознание влияют из этого общего количества матриц – БПМ-II, БПМ-III, негативные аспекты БПМ-I, негативные трансперсональные матрицы и негативные СКО. На основании выявленных Грофом духовных сущностей, характерных для БПМ-II и БПМ-III, мы несколько ранее уже пришли к выводу, что именно эти базовые матрицы, в случае доминирования в психике того или иного человека, способствуют или психической готовности к слепому гипнотическому повиновению (доминанта – БПМ-II) или проявляют в психике стремление властвовать (доминанта – БПМ-III). Мы утверждаем, что иерархизм, проросший в ткань общественных отношений – это наследие, которое человек получил от животного царства. И поскольку иерархизм – есть производное БПМ-II и БПМ-III, мы утверждаем, что, когда в области нашего бессознательного доминируют эти базовые перинатальные матрицы, психике человека свойственна животность. Но при этом нельзя забывать, что доминантой в нашей психике могут быть позитивные управляющие системы (позитивные СКО, БПМ-IV, позитивные аспекты БПМ-I, позитивные трансперсональные матрицы). В этом случае наше бессознательное и сознательное взаимодействуют резонансно – усиливают друг друга и влияют друг на друга положительно. Исходя из этих соображений, очевидно, что мы не против бессознательного в человеке и что мы ни в коем случае не хотим лишить его всей суммы бессознательного. В связи с тем, что, по нашему мнению, иерархический уклад нашей жизни является тормозом нашему дальнейшему эволюционному развитию, мы против доминирования в нашей психике именно той части бессознательного, которая проявляет в нас нашу животность. 
   После всего вышеизложенного, мы не можем пройти мимо того факта, что некоторые идеи высказанные здесь, уже излагались нами в книге «Столкновение» (год издания – 1988), в разделе под названием «Щит Дон-Кихота». Однако мы считаем своим долгом отметить, что в свете открытий Станислава Грофа и в свете наших сегодняшних познаний в области философии (раздел «Щит Дон-Кихота» бьш написан нами в 1975 году в условиях советского режима и отсутствия доступа к таким источникам информации, которые в те годы считались идеологически вредными) этот материал выглядел бы намного убедительнее. 

   Итак – взаимоотношение человека с реальностью в упрощенном приближении можно схематизировать следующим образом: 

.

.    Данная схема наглядно отображает последовательность реагирования при воздействии внешнего объекта (явления или события) на органы чувств. Воздействие это преобразуется в нервный импульс, обрабатывающийся одновременно как сознательно, так и бессознательно. В сфере бессознательного имеет большое значение, какие матрицы доминируют – негативные или позитивные. В сфере сознательного имеет большое значение, какие ощущения воздействие вызывает – боли или наслаждения, удовольствия или неудовольствия. Таким образом, в системах конденсированного опыта (СКО) происходит окончательная динамическая интеграция нервных импульсов. Результирующей составляющей этой интеграции является конкретное реагирование, в котором проявляется то ли наша духовность, то ли животность. У основной массы людей результирующая составляющая такова, что духовность и животность в их характере уравновешены. Это говорит о том, что подавляющее количество народа своего мнения не имеет. Оно практически верит не самой идее, а ее выразителю – вождю. Вождь и его клика могут подсунуть толпе какую угодно антигуманную аргументацию, украсив ее побрякушками красивых слов, и толпа будет повиноваться.