Глава 7. Язычество и антропоморфизм

      Самоопределение славян как совокупности родственных этносов  неразрывно связано 
с распространением христианства. И здесь прежде всего возникает вопрос – какова 
этимология слова «славяне»? Макс Фасмер в своем словаре собрал значительные по 
объему сведения о происхождении этого слова. Приведем для более емкого 
проникновения в суть поставленного вопроса начальную часть статьи из этого словаря [сокращения смотри там же (38, Т.1, стр. 15–54)]:

     славянин, мн. славяне, укр. слав'янин (Шевченко), др.-русск. словне –назв 
вост.-слав. племени близ Новгорода (Пов. врем. лет, РП: см. Карский, РП 92), славяне, 
ст.-слав. словъне, словъньскъ – в отношении к слав. племени близ Салоник (Жит. 
Конст.; см. Нидерле, Slov. Star. 2, 2, 473), болг. словенин, словен.  «словенский», 
чеш.  «славянский», slovan «славяне», слвц. slovk «словак», slovenka «словачка», Slovensko «Словакия», польск.  мн. «славяне», кашуб.  прибалтийско-словинский» (в Поморье), полаб.  – о полаб. славянах. // 
Праслав., мн. , ср.-лат. Sclaveni «славяне» (примеры у Нидерле, 
там же), ср.-греч.  (мн.) – то же. Не имеет ничего общего со slava
«слава», которое повлияло в плане народн. этимологии лишь позднее (славянский
у Посошкова; см. ИОРЯС 4, 1432). Русск. -янин по аналогии римлянин, галичанин и 
др. (Томсон 347); не может быть (несмотря н аналогию алб. shkipetr «албанцы»: 
shkipnj «понимаю») образовано от слово, так как -, -aninъ встречаются только 
в производных от названий мест (см. Mi. EW 308; Миккола, РФВ 48, 271), однако 
местн. н. Slovy (Первольф, AfslPh 8, 24 и сл.) не засвидетельствовано. Скорее всего
это производные от гидронима. Ср. др.-русск. Словутич – эпитет Днепра (СПИ), 
Слуя – приток Вазузы, в [бывш.] Смол. губ., сюда же польск. названия рек 
Sawa, Sawica...

     Как видим, в пояснительном тексте словаря Макса Фасмера отрицается происхождение 
«славянин, славяне» от слов «слава» и «слово». Правда, делается упор на происхождение «славянин, славяне» от гидронимов, но при этом в тексте нет никаких доказательств или привязки к историческим особенностям того времени, когда эти слова могли войти в употребление. С нашей точки зрения происхождение этих слов коренится в принятии этносами (потомками отступнического колена Вениамина) христианства. Ношение креста является основным отличием, как мы знаем, крестившихся (принявших христианство). На иврите  (14)  [лецаллев (letzalev)] – перекрестить. Корень – . Отсюда «крест» на иврите: I вариант –  [цлав (tzlav)],  и I I вариант  [цлов (tzlov)]. Теперь, если к «цлав» и «цлов» добавить словообразующие окончания -яне, -еnе, получим два весьма любопытных слова – «цлавяне» и «цловене», которые, как нам кажется, наиболее полно и достоверно объясняют происхождение искомого.
    В добавление к сказанному (в порядке отступления от основной темы) нельзя не заметить целую группу слов в русском языке, имеющих заметную архетипическую привязку к словам «цлав» и «цлов», а именно – целовать, цель... Особо отметим слово целовать в смысле приветствовать, приносить присягу (целовать крест)... Ритуальная крестообразность поцелуя во время приветствия наблюдается у некоторых народов и этносов. Так, например, у эфиопов 
два знакомых человека (независимо от пола) при встрече обнимают друг друга и при этом один прижимается щекой к щеке другого попеременно (то справа, то слева – три раза) и каждое такое положение с той и с другой стороны обозначивается воздушным поцелуем. Архетипическая связь слов «цель» со словом «крест» (цлав, цлов), а значит и корневая (цл), прослеживается 
в иврите. Семантика слова «цель» в самом обобщенном виде ярко выражена в геометрии 
мишени (крест-круг).  И здесь весьма примечательно, что на иврите  [лицлоф 
(litzlof)] – метко стрелять; корень – . И, наконец,  [цалаф (tzalaf)] – снайпер.

     Исследование, проведенное нами в Главе 6, показало, исходя из непосредственной информации, заключенной в содержании древнейшего текста, что народ проживавший в Карпатах, имел прямое отношение до заселения этих мест к районам Месопотамии и Сирии. И затем, через несколько столетий после этого постепенного заселения, спустился с гор к берегам Днепра. И народ этот получил ко времени распространения христианства название «Русь». Ирма Хайнман в трактате «Еврейская диаспора и Русь» в главе «Происхождение названий «Рос – Русь – Россия» пишет (cм. здесь): 

    «Я считаю, что термин «Рос – Русь – Россия», относящийся к народу и государству, произошел от двух ивритских слов с перекрывающимся значением «»  и «». 
     1. «» (рош, rosh – прим. наше) – народ (сын Вениамина), живущий в северном Причерноморье. Само имя, связанное с отступничеством, позволяет понять, почему Иезекиль рассматривает этот народ как потенциального врага Израиля наряду с другими, не родственными народами. 
     2. «» (раша, rasha – прим. наше) – «отступник», «злодей» и «враг Израиля» (3, Исайа 13:11; 14:5 – о Вавилоне)».

     Отметим, что пророчества Иезекиля относятся ко времени между 593 и 571 гг. до н. э. – то есть приблизительно посередине между войной израилевых колен против вероотступников Вениаминов и возникновением христианства. Почему пророк Иезекиль считает Вениаминов врагом Израиля «наряду с другими, не родственными народами»?  Во-первых необходимо сказать на основании всего выясненного нами в отношении исторических судеб Вениаминова колена, что уже во времена Иезекиля, очевидно, было известно не только о путях переселения  вероотступников, преследуемых ортодоксальным иудаизмом за возвращение к язычеству, но и то огромное влияние, которое оказывали Вениамины на другие народы в процессе вынужденного рассеяния. И поэтому во-вторых – нет ничего удивительного в том, что Иезекиль рассматривает Вениаминов «как потенциального врага» в период своего собственного жития – не в этом суть его пророчества. Гениальность предвидения состояла в том, что в нем  косвенно отразился дальнейший ход вероотступничества Вениаминов – ход, который во времена Иезекиля не мог быть известен. Мы имеем ввиду массовый переход язычников Вениаминов в христианство спустя 500 лет после Иезекилева пророчества. С нашей точки зрения такое массовое принятие язычниками христианства стало возможным после распространения иконописи в церковной службе. Здесь следует учесть, что понятие сверхестественного во все времена человеческой истории находило свое выражение в обожествлении потустороннего в вещественном, имеющем конкретное образное воплощение (анимизм, тотемизм, идолопоклонство) – именно в этом основное свойство архетипичности в целом и каждого архетипа в отдельности. Без образного воплощения и закрепления обобщенного образа в подсознании (без архетипизирования) становится затрудненной и невозможной генетика передачи коллективного бессознательного от одного поколения к другому. Этим самым мы желаем сказать, что иконописное воплощение божественного органически соответствовало архетипически антропоморфному представлению язычников о сверхестественном и сыграло весьма положительную роль в массовом распространении христианства. Намек на возможность антропоморфного изображения Мессии-Христа зафиксирован в религиозной сектантской литературе задолго до сколько-нибудь значимого распространения христианства. Так, например автор «Книги Еноха» И. Р. Тантлевский пишет (36, стр. 99): «Заключая обзор содержащихся в кумранских текстах сведений о Мелхиседеке, заметим, что если наше предположение верно и общинники на определенном историческом этапе действительно стали отождествлять с ним Учителя праведности, то это позволило бы объяснить загадочные на первый взгляд слова мусульманского историка Мухаммада аль-Шахрастани относительно того, что ересиарх Арий (265–336 гг.), учивший, что Мессия-Христос был ангелом Бога и Избранником сотворенного мира, заимствовал свою доктрину у секты «пещерных людей» (т. е., вероятно, кумранитов), считавших, что те места Закона и других Писаний, где Бог изображается в той или иной мере антропоморфно, относятся не к Нему, а к Его Ангелу, стоящему во главе всего сотворенного (ср. Мидраш Мелхиседека, passim); эти сектанты «жили за четыреста лет до него (имеется в виду Арий. – И. Т.) а практиковали умеренность и простую жизнь». Напомним в данной связи, что, по учению александрийского пресвитера Ария, Бог-Сын (Мессия-Логос) сотворен Богом-Отцом и, хотя и подобен Ему, по существу своему отличен от Верховного Творца (доктрина о гомойусии – «подобосущности»).
     В подтверждение всему, сказанному выше, следует отметить, что Эдуарду Гиббону (1737–94),  автору многотомного труда «Закат  и падение Римской империи»  не было известны такие понятия как «архетип» или, скажем,  «коллективное бессознательное», ибо жил этот выдающийся историк до Фрейда и Юнга. Но, тем не менее, в его основном произведении в ракурсе весьма современном определены моменты становления христианства: 

     «Первые христиане чувствовали непреодолимое отвращение к иконам, которое можно объяснить их происхождением от иудеев...» (8, Т. V, стр. 404).

    «Употребление икон и даже поклонение им твердо установилось в конце шестого столетия; их горячо чтила пылкая фантазия греков и азиатов; Пантеон и Ватикан были украшены эмблемами нового суеверия...» (8, Т. V, стр. 406).

     «Поклонение иконам вкралось в церковь с незаметной постепенностью, и всякий новый шаг на этом пути был приятен людям суеверным, так как доставлял им новый источник утешений, в котором не было ничего греховного. Но в начале восьмого столетия, в то время, как это злоупотребление достигло полного развития, некоторые из самых богобоязненных греков были встревожены опасением, что под маской христианства они восстановили религию своих предков; они не могли без скорби и раздражения слышать название идолопоклонников, которое им беспрестанно давали иудеи и мусульмане, почерпнувшие в Моисеевом законе и в Коране непреодолимую ненависть к сделанным рукой ваятеля иконам и какому бы то ни было  поклонению этим изображениям».

(8, Т. V, стр. 409).

     «Воинственным  зачинателем непримиримого иконоборчества  был император Лев I I I: «Он не был знаком ни с церковной литературой, ни с светской; но воспитание, здравый смысл и, быть может, сношения с иудеями и арабами внушили этому воинственному крестьянину ненависть к иконам». (8, Т. V, стр. 410).

     «Секту иконоборцев поддерживали усердие и деспотизм шести императоров, и как Восток, так и Запад были вовлечены в шумную распрю, длившуюся 120 лет». (8, Т. V, стр. 411).

     «Лев I V поддерживал, хотя и с меньшей энергией, религию своего отца и своего деда; но его жена, красивая и честолюбивая Ирина, впитала в себя фанатизм афинян, унаследовавших от своих предков не столько их философию, сколько их идолопоклонство. При жизни ее супруга эти влечения разжигались от опасности и от необходимости их скрывать, и ее предприимчивость ограничивалась тем, что она оказывала покровительство нескольким любимым монахам, которых заставляла покидать их пещеры и возводила в звание восточных митрополитов. Но лишь только она стала властвовать от своего собственного имени и от имени своего сына, она более серьезно занялась уничтожением иконоборцев, и первым шагом к тем гонениям, которые она впоследствии воздвигла, был всеобщий Эдикт о свободе совести». (8, Т. V, стр. 432).

     Результаты этой борьбы в итоге сказались и на становлении христианства на Руси. Во времена правления сына Льва I V, византийского императора  Константина V I I Багрянородного (905–959) посетила греческую землю княгиня Ольга. И тогда «увидел царь, что она очень красива лицом и разумна, подивился ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: «Я язычница. Если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь» – (ПВЛ). А смысл обращения, которое Ольга уразумела, состоял в том, что Константин предложил ей креститься и затем стать его женой. В планы Ольги, очевидно, это нежданное предложение не входило и поскольку отказать такой высокой особе по соображениям политическим она не могла, то пришлось применить женскую хитрость. Она согласилась принять христианство, но с условием, что крестить ее будет сам Константин. И поскольку во время крещения Ольга была названа Константином дочерью (подразумевалось духовной!), у нее появился вполне уважительная причина отказать императору в его настойчивой просьбе как кровосмесительной. Однако здесь следует оговориться, что, по всей вероятности, Ольга приняла крещение не только потому, что была вынуждена это сделать, но еще и потому, что никаких внутренних отталкивающих побуждений у нее не было. В тех местах, где Ольга властвовала, христианство к тому времени имело достаточно широкое распространение. И не только христианство – в обширном районе  Причерноморье-Карпаты-низовья Днепра уживались в те времена и остальные религиозные направления – язычество, иудаизм и мусульманство. Уживались, но не мирились. И поскольку 
в Х веке в самых развитых и сильных странах язычество, как религия, практически сошло на нет, 
в молодом русском государстве (все еще пребывавшем в ритуальных доспехах язычества) требовалась радикальная религиозная реформа . Но какая?: «Созвал Владимир бояр своих и старцев городских и сказал им: «Вот приходили ко мне болгары говоря: «Прими закон наш». Затем приходили немцы и хвалили закон свой. За ними пришли евреи. После же всех пришли греки, браня все законы... И сказали бояре и старцы: «Знай, князь, что своего никто не бранит, но хвалит. Если хочешь доподлинно разузнать, то ведь имеешь у себя мужей: послав их, узнай, какая у них служба и кто как служит богу» – (ПВЛ). И послал Владимир своих людей в разные земли – те, побывав повсюду, вернулись и стали рассказывать: «И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там бог с людьми...»... Сказали же бояре: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его твоя бабка Ольга, а была она мудрейшей из всех людей» – (ПВЛ). Здесь, в цитируемом подчеркнут момент, который свидетельствует, что именно антропоморфность,  присущая установившимся христианским обычаям («пребывает там бог с людьми» – то есть, в виде очеловеченного изображения на иконах), архетипически воздействовала на коллективное бессознательное и послужила первопричиной принятия христианства Вениаминами-язычниками, поклонявшимися идолу (очеловеченному изваянию Перуна)...
     Поскольку на становление Киевской Руси в свое время ощутимое влияние оказал Хазарский каганат, следует тут же обратить внимание на то, что и сама Хазария, в которой иудаизм являлся ведущей религией, была сосредоточием  религиозных противоречий своего времени. Известный исследователь Б. Н. Заходер в трактате «Каспийский свод» (17, стр. 368–369) отмечает:
«Естественно, что наличие христианства в Хазарии отражено в восточных источниках весьма смутно и недостаточно. Фраза Мас'уди, констатирующая опасность для хазарской суверенной власти объединения  мусульман и христиан, показывает, что христиан в Итиле было не меньше, чем мусульман. Констатация Мукаддаси преобладания христиан в городе Семендере представляется вполне достоверной. Житие Або Грузинского, принявшего христианство и совершившего во второй половине V I I I века путешествие к хазарам, показывает наличие, во всяком случае, в южных областях Хазарии христианских поселений. Моисей Каганкатваци, рассказывая о событиях, происшедших примерно лет за сто до путешествия араба-христианина, приводит исключительно интересный отчет албанского епископа Исраиля, обратившего хазар Варачана, называемых им гуннами, в христианство».
     Суверенная власть в Хазарии отдавала предпочтение, в качестве официальной религии, иудаизму. И посему констатация во фразе Мас'уди опасности для господствующих сил, а значит для иудаизма, объединения в Хазарии мусульман и христианства является вполне объективной. Но что само по себе следует из этой информации? Во-первых, объединение на определенном историческом этапе мусульман и христиан против иудаизма было вполне возможным, потому что обе эти религии были порождены иудаизмом в результате беспощадной борьбы последнего с язычеством. И христиане и мусульмане в Хазарском каганате в своем большинстве являлись бывшими язычниками с архетипически порожденной в результате многовекового преследования со стороны иудаизма ненавистью к нему. И главным ядром в этом противостоянии иудаизму вообще и Хазарского каганата в частности являлись предки, а значит и генетические наследники Вениаминов. Отметим также, что еще одним подтверждением результатам нашего исследования является тот момент, что называемый епископ Исраиль именует хазар гуннами и что гунны эти (то есть Вениамины) были обращены в христианство. И посему еще раз напомним, что Вениаминами-язычниками, как свидетельствует аналитический экскурс и «Велесова книга», были заселены в древнейшие времена Карпаты. Отсюда следует, что Хазарский каганат в своем экспансивном продвижении на Запад испытывал сильнейшее противоборство со стороны этносов в районе Причерноморье-Карпаты (вначале языческих, а затем принявших христианство – ставших в результате крещения цлавянами). 
     Приобретенная нами в результате исследования точка зрения позволяет совершенно иначе взглянуть на некоторые моменты, описываемые в ПВЛ и касаемые становления Киевской Руси: 
«Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варяг, чудь, славян, мерю, весь, кривичей... И пришли к горам Киевским... И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем к грекам от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, все спрятанные воины выскочили из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», а когда вынесли Игоря, добавил: «Вот он сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли...».
     Попытаемся проанализировать смысловое одержание некоторых моментов в приведенном тексте из ПВЛ. «Мы купцы» – говорят Аскольду и Диру посланные. И для того, чтобы вызвать доверие к определению «купцы», идущие «к грекам от Олега и княжича Игоря», уточняют –
 «родичи», и просят при названной родственности не бояться ответного визита:  «Придите к нам, к родичам своим»... С другой стороны, очевидно, что все это они говорят непосредственно Аскольду и Диру, которые официально известны как князья. И здесь необходимо заметить, что логического равенства «купцы  = родичи = князья» быть не может, потому что купцы никак не могут быть родичами князей, да еще при этом не в генеалогической определенности, а в каком-то обезличенном понятии. Кого же и что имеют ввиду послы Олега, называя Олеговых купцов родственниками Аскольда и Дира? 
     Здесь логическая цепочка становится объяснимой только в том случае, если считать, что в период убиения Аскольда и Дира в Киеве властвовали хазары и что Аскольд и Дир были иудеями (этимологию их имен смотри здесь). И когда послы предлагают Аскольду и Диру прийти «к родичам своим», то подразумевают (и подтекст этот Аскольду и Диру несомненно понятен, потому что никаких дополнительных вопросов ни у того ни у другого не возникает), что купцы 
Аскольду и Диру родственны религиозно и этнически – как иудеи. 
     Обратим также особое внимание на наименование племен, которые Олег взял в поход –  «варяг, чудь, славян, мерю, весь, кривичей...». Отметим, что в этом перечислении кривичи уже тогда являлись одним из самых крупных племенных объединений восточного славянства, занимавшие область в верховьях Днепра, Западной Двины и Волги. И несмотря на свое славянство (в смысле языка и происхождения, как это общепринято понимать) они в ПВЛ именуются кривичами, а славяне выделены отдельно... Кто же такие славяне, упомянутые в 
ПВЛ? Очевидно, это цлавяне – объединившаяся в результате принятия христианства группа единомышленников. Из этого следует, что славяне (цлавяне), как принявшие христианство, являлись особым сообществом задолго до описанного в ПВЛ момента выбора веры 
Владимиром и крещения всея Руси! 
    Убиение Аскольда и Дира случилось в 882 году. Через 15 лет предпринял Олег поход «на греков; взял же с собою множество варяг, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки Великая Скифь» – ПВЛ. И опять же, среди перечисленных племен славяне выделены отдельно, несмотря на то, что этнически к ним можно причислить почти всю Великую Скифь (нами подчеркнуто). Не следует ли из примеченной закономерности, что славянами (цлавянами) все это множество единокровных язычников 
стало именоваться после принятия христианства?.

_________________

<.................>