Плюшевый заяц, резиновый крокодил

     Тишина стояла долгая, липкая, щемящая, и вдруг муж сказал: 
     - Ты уйдешь? 
     Она молчала. 
     - Ты меня оставляешь? 
     Она молчала. 
     - Ты молчишь? 
     Она молчала. 
     - Не молчи! 
     Она молча подняла на руки двухлетнюю дочку и вышла 

     * * * 
     - Куда мы идем? - спросила по дороге девочка. 
     - К бабушке. 
     - А бабушка сварит супчик с макаронами? 
     - Конечно, твой любимый супчик. 
     - А папа придет к бабушке? 
     - Возможно. 
     - Что это «возможно»? 
     - Это... Когда... Ты сама увидишь! 
     - Папа придет, и я увижу? 
     - Да, если придет. 
     - Он придет? 
     Женщина растеряно посмотрела на дочку, потом погладила ее плечико и отвела взгляд в сторону. 
     - Пока еще не знаю, - сказала она. 

     * * * 
     В небольшом домике на окраине города было тихо и чисто. Девочка взобралась на бабушкин диван и принялась разглядывать книжку с цветными картинками. 
     - Ты обдумала все? - спросила пожилая женщина. 
     - Нет. 
     - Делать так - ты не обязана! 
     - Нет. 
     - Я иначе не могла, а ты не обязана! 
     - Нет. 
     - Твоей дочке столько же, сколько было тебе, когда ушла я ... Тогда ты не понимала... 
     - Нет. 
     - Тогда мне было столько же, сколько тебе сейчас. Ты напугана? 
     - Нет. 
     - А я, уйдя от твоего отца, испугалась. Из-за моей гордыни, ты... Ты потом осуждала меня? 
     - Нет. 
     - Твой отец приходил потом, прощения просил, но моя гордыня... А ты без отца... Теперь твоей дочке столько же, сколько было тогда тебе... Ты надолго? 
     - Нет. Увижу отца и вернусь. 
     - Ты никогда не говорила, что хочешь его видеть. 
     - Нет. 
     - Теперь ты хочешь его видеть? 
     - Нет, не видеть. Спросить... 
     - О чем ты? 
     - Я спрошу у него и вернусь. 
     - Ты не обязана! 
     - Нет. 

     * * * 
     По дороге в аэропорт водитель такси напевал незнакомую мелодию, а когда они приехали на место, он вдруг спросил: 
     - Случилось что-то? 
     Она молчала. 
     - Вы молчите? 
     Она молчала. 
     - Значит, случилось! 
     Она подняла голову: 
     - С чего вы взяли? 
     - Когда случается, то обычно молчат. Жаль, что случилось. Вы красивая! Мне вправду жаль! 
     Она молча расплатилась и улыбнулась. 
     Дул прохладный ветер. Стеклянные двери в аэропорту поблескивали синей строгостью. 
     - Знайте, - услышала она за спиной голос водителя, - знайте, все проходит, все... 
     Она не обернулась. С детства мать учила: «Назад не оборачивайся!» 
     Синие двери отворились. 
     «Спрошу у отца и вернусь», - подумала она и, доставая из сумочки документы, поднялась в зал ожидания. 
     До посадки оставалось около часа, и пассажиры, то устроившись в креслах, просматривали журналы, то спешили к стойкам баров, чтобы выпить рюмочку бренди или же суетливо переходили из одного магазинчика в другой в поисках сувениров. 
     Она отошла к стеклянной стене и принялась разглядывать замершие внизу, на бетонной площади, тяжелые корпуса самолетов. 
     «В Торонто буду к утру, - думала она. - Завтра. Между сегодня и завтра - ночь. Лишь ночь. В конце концов, ночь уйдет. Уйдет... В конце концов, все уходит...» 

     Самолеты стояли немые, загадочные, неуклюжие, и, как обычно перед отлетом, странной казалась мысль, что еще немного и самолеты, вобрав в себя людей из зала ожидания, вдруг взревут, а потом, разогревшись, словно спортсмены перед стартом, ворвутся в небо, властно и спокойно утверждая себя над оставленным внизу миром. 
     Что-то больно кольнуло в груди, в горле, в плечах. 
     «Там, внизу, - подумала она, - там... Моя девочка... Я ведь ненадолго... Моя девочка не понимает еще... Пока нет...» 
     Потом она думала о матери, о муже, о том, что и они внизу останутся, потому что так уж мире: когда кто-то уходит, кому-то оставаться приходиться... 
     Самолет ушел вовремя. 
     В проходах стояли стюардессы с тонкими талиями и улыбчивыми губами, распрашивающими не надо ли чем-то помочь, но люди прижались лицами к иллюминаторам, разглядывая белеющий внизу Тель-Авив, и только когда город соскользнул в море, пассажиры притихшие, смиренные опустились в кресла. 
     Она закрыла глаза. 

     * * * 
     - Я перед тобой виновна, - сказала мать. - Наверное, мало думала о тебе... Тогда я... 
     - Эй, мам, какие мрачные мысли! 
     Широко раскрыв рот, мать глотала воздух. 
     - Это не мысли, это опыт мрачный, - ответили она. 
     Чуть покачиваясь, самолет дышал крепко, упрямо, и потому, как тяжело и скуплю он иногда вздрагивал, угадывалось в нем огромное, могучее тело. 
     «Добрый вечер! - сказал в микрофон летчик. - Надеемся, вам уютгно! Сейчас пролетаем над... Погода стоит... Рано утром... Остановка в Монреале... Около часа... Потом, разумеется, Торонто...» 
    

Она слушала не открывая глаз и вдруг ей показалось, что в самолете такой же запах Неясного Будущего, какой бывал в те годы, когда она жила с матерью. Мама говорила, что запах этот - то единственное, что оставил после себя отец. 

     * * * 
     - Я перед тобой виновен, - сказал муж. - Наверно, мало о тебе думал. 
     - Не хватало времени! 
     - Прости! 
     - А дочка? 
     - Что дочка? 
     - На нее времени хватало? 
     - Прости! Простите обе! 

     * * * 
     Она почувствовала, как кто-то коснулся ее локтя. Мальчик с прозрачными глазками стоял в проходе и в тонюсеньких пальчиках держал плюшевого зайца. 
     - Мы с мамой летим к моему папе, - сказал мальчик. - Мой пала офицер и он самый сильный, и его все слушаются, а ты к кому? 
     - Тоже к папе. Моему... - она помолчала, отвела глаза. 
     - Мам, - смеялся мальчик, - эта тетя тоже летит к папе! 
     - Не приставай к людям! - попросила мама мальчика. Мальчик больше не смеялся; тихо вздохнув, он крепко прижал к себе зайца. 

     * * * 
     Тихо вздохнув, дочка спросила: 
     - Мама, ты уходишь? 
     - Ненадолго. Ты побудешь с бабушкой. 
     - От бабушки ты тоже уходишь? 
     - Ненадолго. 
     - Куда ты уходишь? 
     - В Канаду. 
     - Где это Канада? 
     - За морем. 
     - За морем - это далеко? 
     - Очень. Я ненадолго. 
     - А когда будет ненадолго, ты вернешься? 
     - Обязательно. 
     - И к папе? 

     * * * 
     Она порылась в сумочке, достала сигареты. 
     Возле туалета стоял мужчина и курил. Теперь они курили вдвоем. 
     Мужчина принялся разглядывать ее, и она, смутившись, отвернулась, потому что чувствовала, что нравится eму. 
     «А почему бы нет? Я же нравилась Олегу! Нравилась!» 
     Она погасила сигарету, вернулась на место. 
     «Теперь моему мужу нравятся другие...», - думала она, оглядывая сидящих вокруг мужчин и пытаясь угадать, у кого из них дома остались дети. 
     В круглое окошко заглянуло бледное растерянное облачко. Снова почудился запах Неясного Будущего. 
     «Свихнулась, наверно, подумала она, - всю жизнь без отца обошлась, а теперь вот полмира облетаю, чтобы совет дал.. Свихнулась...» 
     - Завтра, видимо, будет хорошая погода, - сказала мама мальчика. 
     - Да? - проговорила она и подумала, что ей все равно, какая будет завтра погода. Завтра - это встреча с отцом, и ей все равно, какая при этом будет погода. 
     - Глядите, какие облака рыхлые, а ветер жесткий! 
     Она поглядела на облака. А бывает погода никакая? - спросила она. 
     - Нет, весело сказала мама мальчика, - никакая не бывает. 

     * * * 
     Погода в Торонто была замечательная, но отец дрожал так, как дрожат дети, выбежавшие из холодной воды моря на берег. 
     Он долго смотрел на небо и ни о чем не спрашивал, потом на небольшой, но уютной веранде его домика они пили чай, а потом он долго разглядывал дочь и улыбался, а потом он, взяв ее за руку, повел бродить по городу, и он купил цветы, мороженое, воздушные шарики, затейливые пряники, резинового крокодила и снова цветы. 
     Вечером, рассказав обо всем отцу, она спросила: 
     - Как быть теперь? 
     - Он молчал. 
     - Ты молчишь? 
     - Он молчал. 
     - Не молчи! Скажи, что думаешь ты! Он смахнул со щеки слезу. 
     - Утром, - сказал он, утром скажу, что думаю я. 

     * * * 
     Ночью было тихое небо, и на веранде было так же уютно, как днем, и она глядела на небо и ждала прихода утра, и когда вдруг, словно от поднесенной зажигалки, озарились светом стеклянные 
небоскребы Торонто, вышел на веранду отец. 
     Он был очень бледен и казался вдруг заболевшим. 
     «Он тоже не ложился», - подумала она, разливая чай. 
     Под верандой, на травке две серые белочки. 
     По улицам забегали автомобили. 
     Она ждала. 
     Отец смотрел на нее умоляющими глазами и молчал. 
     Она поднялась, молча выкурила сигарету и ушла. 

     * * * 
     Тишина стояла вялая, ненадежная, и вдруг муж спросил: 
     - Ты здесь? 
     - Не знаю. 
     - Ты вернулась? 
     - Не знаю. 
     - Пожалуйста, останься! Останешься? 
     - Не знаю. 
     - Кто же знает? 
     Она молчала.