Русские
Рябов нестерпимо хотел пива, но теперь, будучи
беспомощным, как младенец, он валялся на мятой простыне и чертыхался.
На кухне в буфете хозяйка хранила бутыль вина,
а подняться не было возможности, потому что боль между ног все еще не утихала
и кроме того, Рябов хотел пива, а не вина.
Чтобы подавить тоску, он принялся обзывать
себя барышней, слюнтяем, улиткой, сопляком, но ничто не помогало - хотел
пива.
Полуденный серовато-желтый свет, просачиваясь
сквозь оконное стекло, раздражал, но стоило защитить глаза рукой, как из-под
мышек вырывался мерзкий, кислый запах пота.
«Черт возьми, - думал Рябов, - если бы не
понадобилось стать евреем, то не валялся бы сейчас в этой паршивой клетке
на окраине Тель-Авива, но понадобилось...». Ему объяснили, что сторожем
на кладбище его принять не могут, если он не еврей и вообще...
Рябов долго думал над этим «вообще» и над
другими «вообще» и решил, что ему необходимо стать евреем, а это мероприятие
стоит и крови, и боли, а еще нестерпимо хочется пива.
«Как белая шишка», - подумал он, разглядывая
торчащий между ног бинт, а заметив на нем рыжие пятна, еще подумал: «Как
поганка».
Опустив голову на подушку, Рябов подумал о
своей нелегкой еврейской доле, о душных влажных ночах в Тель-Авиве, о будущей
работе, о плате за квартиру и еще других разных вещах, но в Калугу он возвращаться
не хотел, а если бы захотел, то побоялся бы отца, который ненавидя евреев,
его бы, еврея, вовсе бы...
Здесь, в Тель-Авиве, жить можно, даже весело
жить можно, если, конечно, ты еврей, и вот, когда то, что между ног, заживет,
то заживет и он.
Рябов остался доволен своим каламбуром и своими
мечтами, но утомленный жаждой, вдруг заснул, а когда проснулся, вспомнил,
что теперь он еврей и что зовут его не инженер-экономист Борис Сидорович,
а просто Барух, и еще подумал, что, слава Богу, стать евреем разрешается
в любом возрасте, а, став им, можно жить в Тель-Авиве, а не в Калуге.
Кто-то постучал в дверь.
- Там кто? - Рябов поспешил притянуть к груди
простыню.
- Агенты по продаже, - сказали за дверью.
- Толкайте дверь, - посоветовал Рябов.
- Мы агенты по продаже холодильников, - объяснил
вошедший в комнату мужчина. У него было бледное лицо и плохие зубы.
- По продаже малогабаритных холодильников,
- скороговоркой добавила женщина и опустила глаза.
- А пива с собой не прихватили? - поинтересовался
Рябов.
- Мы без пива. Меня зовут Оксман, а это моя
жена. Она помогает мне в деле.
- Так пива у вас нет?
- Пива нет. А вы, кажется, приболели?
- Частично.
« Вот как? Так как с холодильничком? У вас,
кажется, еще нет холодильничка?
- У меня ничего нет.
- Мы еще помогаем русским переводами писем,
если надо...
- За небольшую плату?
- За мизерную. Вам надо?
- Может быть надо, только я временно не...
- А вы поправляйтесь и не унывайте. В конце
концов все устраивается. Вот, глядите, живой пример, так сказать: когда-то
эту женщину звали Рита Дмитриевна, а теперь, хвала всевышнему, Ревекка
Оксман. Счастье, как говорится, свое нашла... Ты, жинка, пропой-ка ту частушку,
которая про счастье!
- Зачем? - тихо проговорила женщина.
- Пой, говорят тебе! - Оксман подошел к жене
и ущипнул ее за зад.
Женщина запела. Частушка была непристойная
и не смешная. Рябов смотрел на руки женщины. Руки были нежные, гладкие.
- Спой еще! - сказал Оксман, заметив на лице
Рябова тоску.
- Не надо, - сказала женщина. - Не хочу.
- Жена! - По лицу Оксмана пробежала растерянная
улыбка.
Женщина запела снова, вторая частушка оказалась
еще непристойнее, чем первая.
- Ну, как она вам? - Оксман, довольный, приблизился
к жене и снова ущипнул ее за зад.
Г-жа Оксман тихо вскрикнула, а потом прошептала:
«Я буду выть!»
- Другой раз, попросил Рябов. - Вы еще в другой
раз приходите.
Когда они ушли, Рябов скинул с себя простыню,
закрыл глаза и представил себе поле, а потом лесное озеро, и сеновал, и
нежные руки молоденькой студентки.
Потом он попытался вспомнить слова частушек,
которые пропела женщина, и не смог.
И вдруг зазвенел просунутый под подушку телефон.
- Ты как? - спрашивал Тихон, с которым Рябов
познакомился на рынке.
- Я-то? В процессе становления.
- Чего?
- Я вот евреем становлюсь.
- Чего так?
- Надо. А ты?
- Вернуться решил. В Нижний. Риту я так и
не отыскал. Чего мне теперь тут?..
- Домой, значит?
- А то чего же? К тебе задумал наведаться,
попрощаться...
- Давай, приятель, наведывайся! Пивка прихвати,
да?
- Само собой!
Тихон принес несколько бутылок.
- За тебя, - сказал он, протягивая Рябову
бутылку. Пиво оказалось теплым.
- За тебя, - ответил Рябов. - Не печалься!
Тихон постучал горлышком бутылки себе по губам.
- Если бы отыскал Риту... Знать бы, как она
тут... Ты. вон, тоже печальный что-то.
- Это я такой пока, - сказал Рябов. - Словно
раненый.
- Ну да, - Тихон грустно покачал головой.
- Вроде как стреляли в тебя.
- Это другое совсем, хотя кое-что на мне перебинтовано.
Пиво было теплое, и они пили без желания.
- Любил я жену. Очень. - Сказал Тихон. - Если
бы знать, что теперь ей нормально..
Рябов коротко щелкнул языком.
- А что, собственно, с женой твоей стряслось?
- Ушла она от меня. Пять лет уже. Ушла к мужику
по фамилии Оксман. Увез он ее. Сюда увез.
- Из Нижнего?
- Оттуда.
- Было там плохо?
- Да уж, нехорошо. Как ты думаешь, тут ей
нормально?
Рябов не ответил. Он задумчиво смотрел на бледное
лицо Тихона.
- Думаешь как? - повторил Тихон.
- Оставайся и ты здесь. Евреем стань и оставайся.
И Риту свою, может, отыщешь...
- Евреем?
- А что? Чикнут тебе ножичком по этому делу,
глядь - евреем стал!
- По этому делу?
- Да, не бойся ты!
- Не боюсь я. Да и чему он мне теперь?
- На всякий случай.
- Мне бы только знать, что с Ритой нормально.
Может не надо было отпускать ее тогда к Оксману - тогда бы я знал, что
с ней.
- Да, тогда бы ты знал.
- Я отпустил, и теперь не знаю
- Да, теперь не знаешь.
- А может, у нее все нормально, как ты думаешь?
- Может быть, - Рябов вдруг почувствовал,
что хочет спать.
- Так я ушел, - сказал Тихон.
- Ладно! - Рябов пожал протянутую руку и отернулся.
<...............................................>
_____________________________________________________________________________________
|