..
ВО ВТОРНИК, ОКОЛО СЕМИ ВЕЧЕРА
(новелла)

     Прикрыв за собой дверь, Габи шагнул в комнату.
     -Я вернулся! – объявил он.
     -Вижу! – женщина сидела, поджав под себя ноги. На ней была широкая сиреневая юбка.
     -Боялся, что не увидишь, – Габи приблизился к женщине и приподнял на ней юбку.
     -Ноги гладкие, да? – сказала женщина.
     -Очень! - проговорил Габи. -Очень гладкие и очень не мои!
     -Дурак ты, Габи, – заметила женщина, – эти ноги твои, они очень твои и, если ты вернулся, 
то все, что мое, снова очень твое. Только прежде я должна ударить тебя в лицо. Сильно 
ударить.
     -Если должна, то...
     Женщина ударила по губам. Сильно ударила. Габи согнулся и, закрыв глаза, прижал к 
коленям женщины разбитую губу.
     -Теперь твои колени алые, – сказал Габи потом.
     -Очень алые и очень липкие.
     -Но очень твои, если все еще хочешь их...
     Женщина поспешно поднялась с дивана и ушла в ванную, где мылась неспеша и 
тщательно, а потом неспеша и тщательно водила по телу мокрым полотенцем. Заглянув в 
зеркало, она вдруг подумала, что неожиданно легко простила обидчика. Все эти месяцы, пока 
не было Габи, она, чтобы «убить» время и «задушить» горе, заставляла себя работать на 
фабрике по десять-двенадцать часов кряду, и, возвратясь домой, падала на диван и глядела воспаленными глазами на экран телевизора, то и дело теряя нить увиденного. Потом пила 
что-то, ела что-то и, громко и протяжно вздыхая, ложилась в кровать. Она долго не могла 
уснуть и проклинала мужчин, а потом тихо плакала, потому что знала: нет на земле такого 
места, где бы не встречались мужчины.
     Отложив в сторону полотенце, женщина провела ладонью по прохладной коже живота 
и снова взглянула на себя в зеркале. «У меня глупые ноги и бессмысленные руки», – с 
горечью подумала она и накинула на себя халатик.
     -Тосковал? – спросила она у Габи. -Видеть хотел?
     Габи убежденно качал головой и улыбался.
     -Я видел тебя постоянно, – ладонью Габи коснулся халатика.
     Женщина отошла к дивану и включила телевизор. Говорили о падении курса японской 
йены.
     -Ты не приходил несколько месяцев, – сказала женщина.
     -Я был здесь, – Габи отошел к окну, – я был здесь во вторник, около семи вечера.
     -О чем это ты? – женщина оторвала взгляд от экрана, и ей вдруг показалось, что и у Габи 
тоже бессмысленные руки. -Я не видела тебя несколько месяцев!
     Габи упорно смотрел в окно. Наконец, сказал:
     -Ты должна знать, что я был у тебя во вторник, около семи часов вечера.
     -Около семи?
     -Конечно!
     -Нет, Габи, я этого не знаю. Ты бросил меня несколько месяцев назад, и с тех пор...
     -Я тебя не бросил.
     -Бросил, да еще пропадал где-то.
     -Какая разница: бросил или пропадал?
     -Ты, Габи, придурок, если не видишь разницы.
     -Пусть я придурок, но я пытался жить.
     -Ты, Габи, круглый дурак, если говоришь такое. Разве жить пытаются? Если и пытаются, 
то не жить...
     -Хотелось жить!
     -Вот и жил бы!..
     -Без конца рыть канавы и таскать песок на стройках ты называешь жизнью?
     -Подыскал бы что-нибудь иное. Ты мог бы...
     -Я пытался... Мне хотелось отыскать что-то такое, чтобы от меня не несло вечным потом 
и

чтобы мои туфли можно было отмыть от прилипшей грязи. Я решил, что подыщу 
что-нибудь подходящее и тогда вернусь...
     -Так ты нашел что-то иное, если вернулся?
     -Да, то есть, вначале – да, а потом – нет, то есть, хозяин мебельного магазина просто 
надул меня, и я напрасно вкалывал. Клянусь, хотел вернуться к тебе
с чем-то иным, но меня хозяин надул, и у меня осталась одна лишь злоба...
     -Так ты что-то иное не нашел?
     -Нет, то есть, вначале – нет, а потом – да, то есть, я решил стать судьей.
     -Ты стал судьей?
     -Я подумал, что если меня надули и если я остался ни с чем, то я хотя бы... Я кое-что придумал...
     -Так ты не стал судьей?
     -Нет, то есть, вначале – нет, а потом – да, то есть, я стал... Видишь ли, я не знаю, как называется то, кем я стал, но ты должна знать, что я был у тебя
во вторник, около семи вечера.
     -Ты спятил, Габи, ты, кажется, совсем спятил!
     Габи помолчал. Он еще долго смотрел в окно и молчал.
     -Возможно, – сказал он, наконец, – возможно, я спятил, но от любви случается и не такое!
     -Габи, – просила женщина, – сделай одолжение – не говори со мной о любви. Только не о любви! Пожалуйста... И уходи. Я почти отвыкла от твоего голоса и не хочу больше...
     -Это правда?
     Женщина посмотрела на Габи прямым и недвижным взглядом, а потом сказала:
     -Разве это имеет для тебя значение?
     -Имеет! – сказал Габи. -Значение имеет это и кое-что еще...
     -Кое-что еще?
     -Ты должна знать, что видела меня здесь во вторник, около семи вечера. Если будешь знать это, то я останусь с тобой навсегда.
     -Габи, ты определенно спятил! Ты бросил меня, пропадая несколько месяцев, а теперь пристаешь с каким-то диким бредом. Уходи, пожалуйста. Я не видела тебя во вторник! Слава богу, не видела! И не хочу видеть! Никогда больше! Слышишь?
     -Ладно! – Габи посмотрел на летающие по экрану телевизора огромные самолеты, – тогда я пошел, если ты не видела меня во вторник, около семи часов вечера.
     -Уходи, Габи! – просила женщина.
 

     * * *

     Ночью во сне женщина отгоняла от своей кровати собак, которые норовили сорвать с нее одеяло, и, вскидываясь на подушке, просила: «Убирайтесь! Оставьте меня! Пожалуйста, 
оставьте!» На какое-то время собаки замирали, прислушиваясь к словам женщины, а потом с новым, еще более яростным упорством рвались к одеялу.
     Проснувшись, женщина сидела в кровати до тех пор, пока не нашла в себе силы начать 
новый день. Приняв холодный душ, она включила электрический
чайник и опустилась на диван перед телевизором. Был сухой, жаркий день, и по телевизору сообщили, что перемены в погоде не ожидается, а в конце сказали, что во вторник, около семи часов вечера, в мебельном магазине на улице Дрор вспыхнул пожар, и что полиция ведет расследование.