.
ГЛАВА I I I.
В ссылке, в Сибири (1899-1903 г.).
Прошло около года после моего освобождения
из тюрьмы, а приговора по моему делу все не было.
Так как все мое «преступление» состояло лишь
в том, что у меня на квартире 2 раза собрались рабочие, и при обыске были
найдены 3-4 нелегальные книжки, - и жандармское дознание ничего больше
не могло обнаружить, - то я и мои родные (да и жандармы им это говорили)
полагали, что дело ограничится воспрещением жительства в столицах.
Но вышло не так.
Осенью 1899 года я был внезапно арестован
и заключен в тюрьму по предписанию из Петербурга. Бумага, полученная местным
полицмейстером, гласила так: «арестовать и препроводить этапным порядком
в Московскую пересыльную тюрьму; а оттуда на 4 года в Восточную Сибирь
в распоряжение Иркутского военного генерал- губернатора».
Лишь при помощи усиленных хлопот моим родным
удалось добиться для меня разрешения поехать на свой счет с конвоем прямо
в Иркутск. И в сентябре 1899 г. я выехал из Киева в сопровождении конвоя
из 2-х унтер-офицеров Киевской конвойной команды.
О Сибири я имел самые смутные сведения; место
моей ссылки должен был назначить Иркутский военный генерал-губернатор,
и, хотя я имел основания предполагать, что он назначить меня в глухой угол
Якутской области (в то время всех евреев ссылали в Якутскую область), но
это меня мало беспокоило. Наоборот, я ехал в глушь с любопытством и интересом:
ведь там все же есть жизнь, люди, природа - и я не буду заживо погребенным,
как в Петербургской тюрьме,.
Дорога была очень удачная; только незадолго
до того было открыто железнодорожное сообщение вплоть до Иркутска - и мы
всю дорогу сделали дней в 13.
Конвойные мои оказались славными ребятами:
они относились ко мне очень внимательно и благожелательно; были очень высокого
мнения и обо мне лично, и о моем преступлении, и своей миссии.
В сознании важности возложенного на них поручения
они в дороге совершенно игнорировали дисциплину, не обращали внимания на
офицеров, так что на одной станции в Сибири у них даже вышел скандаль с
одним офицером.
Приехали мы в Иркутск поздно ночью и долго
блуждали по улицам в поисках ночлега. Наконец, приютились в маленькой гостинице.
На следующий день мы отдыхали от дороги; я
разыскивал в городе знакомых, товарищей.
На 3-ий день старший унтер-офицер отвел меня
в канцелярию генерал-губернатора и сдал дежурному чиновнику под расписку.
Генерал-губернатор меня (и еще нескольких
приехавших в то время товарищей) оставил в самом Иркутске.
* *
*
Иркутск, столица восточной Сибири, насчитывал
в то время несколько десятков тысяч населения. Главное значение его было
административное: это был центр, где находились власти, правления; здесь
же были гимназия, промышленное училище, семинария.
Как промышленный центр, - он не представлял
крупной величины: было в нем несколько мелких кожевенных заводов, железоделательных
мастерских и довольно крупное домашнее производство шапок, которыми он
снабжал всю Якутскую область; 2-3 типографии. Местом наибольшего скоплены
рабочих было железнодорожное депо на станции Иркутск и на ближайшем полустанке.
Иннокентьевском (около 1000 рабочих в каждом).
Большее значение в жизни города имела торговля;
всех приказчиков насчитывалось 2-3 тысячи, и в рабочем движении в городе,
приказчики в дальнейшем сыграли большую роль.
Особенно сильно и быстро вырос Иркутск с проведением упершейся в него
Сибирской железной дороги. В это время началась постройка и круго-байкальской
дороги, которая, соединяя Забайкальскую с Сибирской, замыкала таким образом
великий Сибирский железнодорожный путь.
В жизни Сибири этот сплошной железнодорожный
путь, прорезавший ее вдоль, соединивший ее с Европейской Россией, сыграл
громадную роль, революционно разрушив все старые, сложившиеся условия жизни,
отношения. И по этой дороге, по которой потекли в Сибирь и из Сибири товары,
пошло революционное движение.
Вдоль всего железнодорожного пути создались
большие железнодорожные мастерские (в Омске, Красноярске, Чите, Харбине;
в каждой из них было по нисколько тысяч рабочих); кроме этих рабочих, железная
дорога сгруппировала многочисленный контингент рабочих других категорий
(по службе, движения. пути. тяги) и массы служащих в правлениях. В истории
революционного движения в Сибири самую выдающуюся роль сыграли именно эти
железнодорожные рабочие и служанке; здесь были первые очаги революции и,
в свое время, эти рабочие стали во главе движения; на них же главным образом
обрушилась всей своей тяжестью реакция. Но об этом ниже.
Революционного фермента, революционной бациллы
в Сибири было уже слишком много. Десятки лет правительство высылало сюда
для отрезвления или вернее для наказания, все, что ему удавалось выловить
самого энергичного, самого сильного в России; и, само собой разумеется,
эти «политические» или «государственные», как их здесь называли, не могли
не иметь влияния на население.
Отношения меж ссыльными политическими и населением,
как правило, за очень малыми исключениями, были в высшей степени хорошие;
«политические» везде пользовались доверием и даже почетом; население всех
их как-то объединяло одной общей круговой порукой; если ссыльный уезжал,
не уплатив долгов, то крестьяне не беспокоились: они спокойно обращались
за уплатой к приезжавшим после. И мы всеми силами старались, понятно, поддерживать
эти традиции; более состоятельные колонии ссыльных всегда в таких случаях
поддерживали более бедных.
Не только на далеком Севере, но и почти по
всей Сибири, политические часто были самыми образованными, самыми просвещенными
людьми в деревнях, селах, городках, и потому в серьезных, затруднительных
случаях крестьяне и горожане сплошь и рядом обращались к ним за советом.
Они не только были учителями, воспитателями, - но, когда с развитием общественной
жизни явилась потребность в культурных силах; они и другие функции исполняли.
Среди моих товарищей по ссылке я знал исполнявших обязанности волостных
писарей, секретарей мировых судей и т. п. И, когда началась постройка,
а затем эксплуатация железной дороги, то, как это ни было нежелательно
правительству, но оно все же вынуждено было обратиться к политическим ссыльным,
среди которых имелся готовый контингент служащих с самыми разнообразными
сведениями по самым различным специальностям. И поэтому среди железнодорожных
рабочих и служащих на всевозможных ступенях иерархии оказались политические
ссыльные.
С образованием таких скоплений революционной
энергии, какие возникли в железнодорожных мастерских, и службах, - естественно
должно было сказаться и влияние на них этого революционного фермента, -
и началась сначала тихая, скрытая пропаганда, - а затем, серьезная и энергичная
организация и агитация.
В Иркутске в то время нас, ссыльных, скопилось
несколько десятков человек. Иркутск стоит на большой дорог, по которой
постоянно, безостановочно текла туда более широкая, обратно боле узкая
волна политических ссыльных и из этой волны по тем или другим причинам
постоянно оседали здесь ссыльные; кроме того; во всякий данный момент всегда
здесь были ссыльные, идущие в ссылку или возвращающиеся, а также бегущие
из ссылки; были всегда и такие, которым администрация разрешила временное
пребывание для лечения, и, наконец; несколько человек ссыльных, в том числе
и меня, генерал-губернатор оставил в Иркутске для отбывания ссылки.
Таким образом, здесь постепенно собрались
представители всевозможных эпох революционного движения, всевозможных партий
и направлений; каждая волна революционного движения в России выбрасывала
здесь, на Дальнем Востоке, своих представителей. Здесь были старые революционеры:
народовольцы, каракозовцы, нечаевский солдатик, старые пролетариатцы из
Польши, пепеэсовцы, народоправцы, наконец; последние годы дали с.-ров,
с.-деков, бундистов. И, поскольку мал был до ссылки у меня опыт и незначительное
знакомство с ссыльными, постольку здесь я был поставлен в исключительно
благоприятные условия: я мог на лицах; на носителях революции, знакомиться
и с ее прошлым, и с ее настоящим.
Жили мы, ссыльные, в общем, очень дружно;
в особенности первое время, пока в самом Иркутске не началась революционная
работа.
Мы все были объединены одной общей организацией
«кассой взаимопомощи»; членами ее были все ссыльные Иркутска. Обложили
мы себя прогрессивным % с наших доходов; сообща устраивали различный предприятия
(вечеринки, балы, лотереи) для пополнения доходов кассы; касса наша не
столько помогала нуждающимся в Иркутске (на это шла самая незначительная
часть доходов), сколько проходящим в ссылку; бегущим, возвращающимся из
ссылки.
Все усиливающееся революционное движение в
России выражалось во все увеличивающемся потоке ссылаемых;
движение переходило в массовое; и каждый этап привозил все новых и
новых ссылаемых; в громадном большинства случаев люди шли не только без
средств, но и без одежды; белья; обуви и шли так на крайний север, в Якутскую
область. Мы снабжали их шубами, валенками; теплым бельем, провизией, -
но чем дальше, тем труднее было нам справляться с этой задачей.
И эту работу делали мы, ссыльные, дружно,
все вместе:
с.-деки, с.-ры; п-п-совцы, бундисты. Общая работа создавала хорошие
товарищеские отношения; мы все жили точно одной большой семьей. И даже
первое время, когда началась революционная работа, мы сообща приобрели
одну пишущую машину, которая по очереди находилась в пользовании различных
направлений. Но так было только самое первое время; с развитием работы
ссылка все больше и больше разбивалась на 2 лагеря: марксистские элементы
(с.-деки и бундисты) в одном; - народнические (с.-ры, старые народовольцы,
пепесовцы) в другом.
Внешне мы еще сохраняли хорошие отношения;
мы еще все вместе собирались на колониальные праздники, но трещина явилась.
Особенно обострились отношения, когда мы, соц.-демократы, выпустили первую
прокламацию за подписью «Иркутский Комитет Р. С.-Д. Р. П.». По поводу целесообразности
выпуска этой прокламации возникли крупные споры, и с тех пор все глубже
и глубже шла меж нами трещина; распалась касса, мы почти перестали встречаться
и зажили совершенно отдельно, самостоятельно, - объединяясь лишь в особенно
серьезных случаях.
* *
*
Связи с рабочими, случайные, изолированные,
- у нас, социал-демократов, живущих в Иркутске, все время существовали,
- но планомерная пропаганда и агитация началась только с образованием Иркутского
Комитета в 1901 году. Помню, однажды заявился ко мне один молодой паренек
и предложил мне и еще 2-м товарищам-ссыльным с.-д. образовать вместе с
одним ссыльным в Красноярске, и 2-мя в Томске «Сибирский Союз», для объединения
социал-демократической работы в Сибири, организации комитетов; групп, издания
социал-демократической литературы и т. п. В Томске они уже организовали
комитет, выпускавший от своего имени прокламации; организовали они также
комитет в Красноярске, - а нам предлагали заняться Иркутском и далее на
Восток... Он передал мне, что они уже даже выпустили манифест от имени
Сибирского Союза, который он нам и привез.
Обсудив с указанными им 2-мя товарищами предложение;
мы в принципе его приняли; но нам не понравилась первая прокламация (она
не была свободна от тенденций сибирского сепаратизма). Приехавший товарищ
согласился с нами, сказал, что то же находить и Красноярск и что Томичи,
авторы 1-го манифеста, не протестуют и предлагают нам составить новый манифест.
Мы согласились и, таким образом; положено
было основание «Сибирскому Союзу Рос. С.-Д. Раб. Партии». Составили его:
3-ое в Иркутске, 1 в Красноярске; 2 в Томске, и объединял нас разъезжавший
7-ой товарищ.
Мы решили съехаться, чтобы сообща на совещании
выработать план работы. Ближайшей задачей, которой мы сейчас же занялись,
не дожидаясь съезда, мы поставили организацию комитетов и подготовку к
выпуску социал-демократической газеты для Сибири, которую предполагали
составлять и редактировать в Иркутске, а печатать в Томске, где у союза
уже была своя типография.
Потребность в таком организующем и руководящем
центре несомненно была сильная; по Сибири было рассеяно много социал-демократов;
вдоль железнодорожного пути, где скоплялись рабочие, там и сям сами собой
зарождались группы работающих социал-демократов; начинавшая в то время
свою крупную организационную работу «Искра» в Сибирь приходила очень поздно,
и ждать от нее руководящих директив было слишком долго, и потому появление
Сибирского Союза было очень своевременно.
Товарищ уехал, а мы занялись организацией
Иркутского Комитета. Из среды ссыльных и местной интеллигенции мы составили
группу наиболее активных социал-демократов, которая и начала заниматься
планомерной пропагандой среди организуемых ею в кружки рабочих, приказчиков,
интеллигенции.
Сейчас же мы занялись оборудованием типографии
в Иркутске.
В г. Чите; ближайшем к нам месте очень крупного
скопления железнодорожных рабочих (там были мастерские), одним жившим там
социал-демократом уже давно велась пропаганда среди рабочих, и нам через
него легко удалось и там сорганизовать комитет.
В Иркутске работа скоро наладилась; составь
комитета и пропагандистов был очень непостоянный, так как ссыльные, закончив
срок ссылки, уезжали; а из местной молодежи редко кто на долго засиживался;
самые энергичные уважали работать в Россию. В зависимости от более или
менее удачного состава комитета и работа в данное время велась более или
мене удачно; - но в общем она шла довольно успешно.
Мы имели кружки и вели пропаганду среди железнодорожных
рабочих; служащих, приказчиков, ремесленников; учащихся; типографию свою
мы так хорошо оборудовали, что могли выпускать прокламации не только для
Иркутска и ближайших к нему пунктов, но могли исполнять часть работы и
для Сибирского Союза т. е. для всей Сибири.
Печатали мы прокламации по поводу всех выдающихся
политических событий и чрез посредство специально организованной «группы
распространителей» засыпали ими город. Кроме прокламаций мы время от времени
выпускали Летучий Листок Иркутского Комитета.
Удалось нам провести несколько экономических
забастовок и даже устроить демонстрацию (в январе 1902 г.) после лекций
заехавшего лектора (г. Кулябко-Корецкаго).
Как члены Сибирского Союза мы занялись организацией
предмайской пропаганды; задумали мы ее очень широко и очень удачно выполнили;
по предварительно выработанной нами программе мы составили целый ряд предмайских
листков: которые одновременно перепечатывали во всех комитетах и союзных
типографиях (Томске, Красноярске, Иркутске и Чите); н одновременно же их
везде распространяли; так же одновременно распространяли мы нашу майскую
прокламацию по всей Сибири, по всему железнодорожному пути от Челябинска
до Харбина.
В это время в России «Искрой» с редкой энергией
и талантливостью велась работа по части выяснения программы, выработки
того идейного центра, вокруг которого могли бы собраться разбросанный по
России социал-демократические организации. Потребность в объединении
настоятельно ощущалась всеми; российские комитеты один за другим заявляли
о том, что принимают программу и тактику «Искры». Мы все, Иркутяне, были
убежденными искристами; и решили, что и наша пришла очередь.
Сибирский Союз к тому времени захирел; принятый
нами план объединения нашего через одного путешествующего члена Союза;
- оказался несостоятельным, съехаться же нам так и не удалось.
Никакого руководства Союз, как таковой, не
оказывал;
комитеты были вполне самостоятельны в своей деятельности, и по мере
развития работы они все с большей неохотой признавали свою зависимость
от Союза, организации, состава которой даже не знали, так как сносились
они с нами только через одно уполномоченное лицо. Да и по составу Союз
захирел: 2 члена выбыли из его состава за отъездом, а один просто отстал.
Мы тогда решили пополнить составь его; мы
кооптировали в состав его 3-х новых членов (самых энергичных и толковых
из комитетов) и выпустили прокламацию от имени Союза о том, что принимаем
программу и тактику «Искры». Такие же прокламации выпустили все наши комитеты;
а их у нас тогда было 4 (в Томске, Красноярске, Иркутске и Чите) и 5-ый
в Омске налаживался.
* *
*
Все увеличивающаяся деятельность Иркутского Комитета
сильно беспокоила администрацию и она решила заняться очисткой Иркутска
от неблагонадежного элемента. Разрешение на проезд в Иркутск ссыльным перестали
выдавать; временно живущих очень энергично начали выдворять; и наконец,
взялись за меня и других товарищей, прикрепленных к Иркутску.
Я в Иркутске в это время занимался частной
врачебной практикой. По уставу об административно-ссыльных занятие врачебной
практикой допускается с разрешения администрации; уезжавший как раз в то
время генерал-губернатор, очень благодушно по случаю своего отъезда настроенный,
дал мне такое разрешение; практика у меня очень быстро развилась; вместе
с ростом ее у меня создавались большие связи среди населения и росла моя
популярность. Понятно, администрации это было очень неприятно. Кроме того,
хотя у нее не было доказательств, но она не могла не догадываться, что
работа Иркутского Комитета Р. С.-Д. Р. II. происходит не без моего участия.
Как раз в это время полицией был обнаружен
за городом пикник, и у нее имелись некоторый основания предполагать, что
устроен он был для сбора денег на революционные цели; в числе участников
пикника задержан был я и несколько товарищей. А через некоторое время у
меня произошло столкновение с полицмейстером по поводу того, что одного
товарища ссыльного, отбывающего при участки наказание за самовольную отлучку
с места ссылки, незаконно посадили в карцер; здесь с ним сделался тяжелый
истерический припадок; ночью мне сообщили об этом, и я забрал его к себе
на квартиру.
После этой истории дело с моим удалением из
Иркутска пошло очень энергично и, несмотря на хлопоты моих больных, посылавших
к губернатору депутацию с просьбой оставить меня в Иркутск, телеграфировавших
о том же в Петербург, - в мае 1902 года я вынужден был выехать в Нижнеудинск,
маленький городок Иркутской губернии.
Но здесь я пробыл недолго. Вскоре же по приезде
я, благодаря несчастной случайности на охоте, - должен был подвергнуться
серьезной операции; местный врач, произведший мне эту операцию, на другой
день уехал и я остался без медицинской помощи; тогда товарищи, не испросив
даже разрешения губернатора, перевезли меня обратно в Иркутск; а губернатор
в виду серьезности моего положения не решился меня тревожить. По моем выздоровлении
он опять стал было требовать, чтобы я выехал в Нижнеудинск; но, так как
до конца срока моей ссылки оставалось всего 2-3 месяца, то он, в конце
концов, оставил меня к покое. 26 мая 1903 года кончился срок моей ссылки,
а на следующий день я выехал в Россию.
Сильно изменила меня 4-х летняя ссылка, громадное
имела на меня влияние.
В Сибирь я уезжал, незнакомый ни с революцией,
ни с революционерами, - из Сибири возвращался убежденным революционером,
членом Рос. Соц.-Дем. Раб. Партии, делегатом от Сибирского Союза на созываемый
тогда 2-ой съезд Партии.
Вырвав меня из той буржуазной среды, где я
вырос и жил, и бросив в тюрьму, а затем в ссылку, в среду революционеров,
- правительство способствовало тому, что из не вполне ясных стремлений,
тенденций - выросло убеждение; из наивного культуртрегера - революционный
социал-демократ.
До ссылки я не только не занимался революционной
деятельностью, но даже очень малое имел о ней представление. В Сибири я
познакомился со всей революционной практикой: я занимался с рабочими кружками,
организовывал с товарищами нелегальную типографию, организовывал комитеты
и. т. д.
И в Сибири я убедился, что я отнюдь не являюсь
исключением; многих и многих революционеров создавало само правительство
своей бестолковой, безумной, жестокой политикой.
<................>