.
ГЛАВА I I I. 
В ссылке, в Сибири (1899-1903 г.). 

     Прошло около года после моего освобождения из тюрьмы, а приговора по моему делу все не было. 
     Так как все мое «преступление» состояло лишь в том, что у меня на квартире 2 раза собрались рабочие, и при обыске были найдены 3-4 нелегальные книжки, - и жандармское дознание ничего больше не могло обнаружить, - то я и мои родные (да и жандармы им это говорили) полагали, что дело ограничится воспрещением жительства в столицах. 
     Но вышло не так. 
     Осенью 1899 года я был внезапно арестован и заключен в тюрьму по предписанию из Петербурга. Бумага, полученная местным полицмейстером, гласила так: «арестовать и препроводить этапным порядком в Московскую пересыльную тюрьму; а оттуда на 4 года в Восточную Сибирь в распоряжение Иркутского военного генерал- губернатора». 
     Лишь при помощи усиленных хлопот моим родным удалось добиться для меня разрешения поехать на свой счет с конвоем прямо в Иркутск. И в сентябре 1899 г. я выехал из Киева в сопровождении конвоя из 2-х унтер-офицеров Киевской конвойной  команды. 
     О Сибири я имел самые смутные сведения; место моей ссылки должен был назначить Иркутский военный генерал-губернатор, и, хотя я имел основания предполагать, что он назначить меня в глухой угол Якутской области (в то время всех евреев ссылали в Якутскую область), но это меня мало беспокоило. Наоборот, я ехал в глушь с любопытством и интересом: ведь там все же есть жизнь, люди, природа - и я не буду заживо погребенным, как в Петербургской тюрьме,. 
     Дорога была очень удачная; только незадолго до того было открыто железнодорожное сообщение вплоть до Иркутска - и мы всю дорогу сделали дней в 13. 
     Конвойные мои оказались славными ребятами: они относились ко мне очень внимательно и благожелательно; были очень высокого мнения и обо мне лично, и о моем преступлении, и своей миссии. 
     В сознании важности возложенного на них поручения они в дороге совершенно игнорировали дисциплину, не обращали внимания на офицеров, так что на одной станции в Сибири у них даже вышел скандаль с одним офицером. 
     Приехали мы в Иркутск поздно ночью и долго блуждали по улицам в поисках ночлега. Наконец, приютились в маленькой гостинице. 
     На следующий день мы отдыхали от дороги; я разыскивал в городе знакомых, товарищей. 
     На 3-ий день старший унтер-офицер отвел меня в канцелярию генерал-губернатора и сдал дежурному чиновнику под расписку. 
     Генерал-губернатор меня (и еще нескольких приехавших в то время товарищей) оставил в самом Иркутске. 

*      *
*

     Иркутск, столица восточной Сибири, насчитывал в то время несколько десятков тысяч населения. Главное значение его было административное: это был центр, где находились власти, правления; здесь же были гимназия, промышленное училище, семинария. 
     Как промышленный центр, - он не представлял крупной величины: было в нем несколько мелких кожевенных заводов, железоделательных мастерских и довольно крупное домашнее производство шапок, которыми он снабжал всю Якутскую область; 2-3 типографии. Местом наибольшего скоплены рабочих было железнодорожное депо на станции Иркутск и на ближайшем полустанке. Иннокентьевском (около 1000 рабочих в каждом). 
     Большее значение в жизни города имела торговля; 
всех приказчиков насчитывалось 2-3 тысячи, и в рабочем движении в городе, приказчики в дальнейшем сыграли большую роль. 
Особенно сильно и быстро вырос Иркутск с проведением упершейся в него Сибирской железной дороги. В это время началась постройка и круго-байкальской дороги, которая, соединяя Забайкальскую с Сибирской, замыкала таким образом великий Сибирский железнодорожный путь. 
     В жизни Сибири этот сплошной железнодорожный путь, прорезавший ее вдоль, соединивший ее с Европейской Россией, сыграл громадную роль, революционно разрушив все старые, сложившиеся условия жизни, отношения. И по этой дороге, по которой потекли в Сибирь и из Сибири товары, пошло революционное движение. 
     Вдоль всего железнодорожного пути создались большие железнодорожные мастерские (в Омске, Красноярске, Чите, Харбине; в каждой из них было по нисколько тысяч рабочих); кроме этих рабочих, железная дорога сгруппировала многочисленный контингент рабочих других категорий (по службе, движения. пути. тяги) и массы служащих в правлениях. В истории революционного движения в Сибири самую выдающуюся роль сыграли именно эти железнодорожные рабочие и служанке; здесь были первые очаги революции и, в свое время, эти рабочие стали во главе движения; на них же главным образом обрушилась всей своей тяжестью реакция. Но об этом ниже. 
     Революционного фермента, революционной бациллы в Сибири было уже слишком много. Десятки лет правительство высылало сюда для отрезвления или вернее для наказания, все, что ему удавалось выловить самого энергичного, самого сильного в России; и, само собой разумеется, эти «политические» или «государственные», как их здесь называли, не могли не иметь влияния на население. 
     Отношения меж ссыльными политическими и населением, как правило, за очень малыми исключениями, были в высшей степени хорошие; «политические» везде пользовались доверием и даже почетом; население всех их как-то объединяло одной общей круговой порукой; если ссыльный уезжал, не уплатив долгов, то крестьяне не беспокоились: они спокойно обращались за уплатой к приезжавшим после. И мы всеми силами старались, понятно, поддерживать эти традиции; более состоятельные колонии ссыльных всегда в таких случаях поддерживали более бедных. 
     Не только на далеком Севере, но и почти по всей Сибири, политические часто были самыми образованными, самыми просвещенными людьми в деревнях, селах, городках, и потому в серьезных, затруднительных случаях крестьяне и горожане сплошь и рядом обращались к ним за советом. Они не только были учителями, воспитателями, - но, когда с развитием общественной жизни явилась потребность в культурных силах; они и другие функции исполняли. Среди моих товарищей по ссылке я знал исполнявших обязанности волостных писарей, секретарей мировых судей и т. п. И, когда началась постройка, а затем эксплуатация железной дороги, то, как это ни было нежелательно правительству, но оно все же вынуждено было обратиться к политическим ссыльным, среди которых имелся готовый контингент служащих с самыми разнообразными сведениями по самым различным специальностям. И поэтому среди железнодорожных рабочих и служащих на всевозможных ступенях иерархии оказались политические ссыльные. 
     С образованием таких скоплений революционной энергии, какие возникли в железнодорожных мастерских, и службах, - естественно должно было сказаться и влияние на них этого революционного фермента, - и началась сначала тихая, скрытая пропаганда, - а затем, серьезная и энергичная организация и агитация. 
     В Иркутске в то время нас, ссыльных, скопилось несколько десятков человек. Иркутск стоит на большой дорог, по которой постоянно, безостановочно текла туда более широкая, обратно боле узкая волна политических ссыльных и из этой волны по тем или другим причинам постоянно оседали здесь ссыльные; кроме того; во всякий данный момент всегда здесь были ссыльные, идущие в ссылку или возвращающиеся, а также бегущие из ссылки; были всегда и такие, которым администрация разрешила временное пребывание для лечения, и, наконец; несколько человек ссыльных, в том числе и меня, генерал-губернатор оставил в Иркутске для отбывания ссылки. 
     Таким образом, здесь постепенно собрались представители всевозможных эпох революционного движения, всевозможных партий и направлений; каждая волна революционного движения в России выбрасывала здесь, на Дальнем Востоке, своих представителей. Здесь были старые революционеры: народовольцы, каракозовцы, нечаевский солдатик, старые пролетариатцы из Польши, пепеэсовцы, народоправцы, наконец; последние годы дали с.-ров, с.-деков, бундистов. И, поскольку мал был до ссылки у меня опыт и незначительное знакомство с ссыльными, постольку здесь я был поставлен в исключительно благоприятные условия: я мог на лицах; на носителях революции, знакомиться и с ее прошлым, и с ее настоящим. 
     Жили мы, ссыльные, в общем, очень дружно; в особенности первое время, пока в самом Иркутске не началась революционная работа. 
     Мы все были объединены одной общей организацией «кассой взаимопомощи»; членами ее были все ссыльные Иркутска. Обложили мы себя прогрессивным % с наших доходов; сообща устраивали различный предприятия (вечеринки, балы, лотереи) для пополнения доходов кассы; касса наша не столько помогала нуждающимся в Иркутске (на это шла самая незначительная часть доходов), сколько проходящим в ссылку; бегущим, возвращающимся из ссылки. 
     Все усиливающееся революционное движение в России выражалось во все увеличивающемся потоке ссылаемых; 
движение переходило в массовое; и каждый этап привозил все новых и новых ссылаемых; в громадном большинства случаев люди шли не только без средств, но и без одежды; белья; обуви и шли так на крайний север, в Якутскую область. Мы снабжали их шубами, валенками; теплым бельем, провизией, - но чем дальше, тем труднее было нам справляться с этой задачей. 
     И эту работу делали мы, ссыльные, дружно, все вместе: 
с.-деки, с.-ры; п-п-совцы, бундисты. Общая работа создавала хорошие товарищеские отношения; мы все жили точно одной большой семьей. И даже первое время, когда началась революционная работа, мы сообща приобрели одну пишущую машину, которая по очереди находилась в пользовании различных направлений. Но так было только самое первое время; с развитием работы ссылка все больше и больше разбивалась на 2 лагеря: марксистские элементы (с.-деки и бундисты) в одном; - народнические (с.-ры, старые народовольцы, пепесовцы) в другом. 
     Внешне мы еще сохраняли хорошие отношения; мы еще все вместе собирались на колониальные праздники, но трещина явилась. Особенно обострились отношения, когда мы, соц.-демократы, выпустили первую прокламацию за подписью «Иркутский Комитет Р. С.-Д. Р. П.». По поводу целесообразности выпуска этой прокламации возникли крупные споры, и с тех пор все глубже и глубже шла меж нами трещина; распалась касса, мы почти перестали встречаться и зажили совершенно отдельно, самостоятельно, - объединяясь лишь в особенно серьезных случаях. 

*          * 
* 

     Связи с рабочими, случайные, изолированные, - у нас, социал-демократов, живущих в Иркутске, все время существовали, - но планомерная пропаганда и агитация началась только с образованием Иркутского Комитета в 1901 году. Помню, однажды заявился ко мне один молодой паренек и предложил мне и еще 2-м товарищам-ссыльным с.-д. образовать вместе с одним ссыльным в Красноярске, и 2-мя в Томске «Сибирский Союз», для объединения социал-демократической работы в Сибири, организации комитетов; групп, издания социал-демократической литературы и т. п. В Томске они уже организовали комитет, выпускавший от своего имени прокламации; организовали они также комитет в Красноярске, - а нам предлагали заняться Иркутском и далее на Восток... Он передал мне, что они уже даже выпустили манифест от имени Сибирского Союза, который он нам и привез. 
     Обсудив с указанными им 2-мя товарищами предложение; мы в принципе его приняли; но нам не понравилась первая прокламация (она не была свободна от тенденций сибирского сепаратизма). Приехавший товарищ согласился с нами, сказал, что то же находить и Красноярск и что Томичи, авторы 1-го манифеста, не протестуют и предлагают нам составить новый манифест. 
     Мы согласились и, таким образом; положено было основание «Сибирскому Союзу Рос. С.-Д. Раб. Партии». Составили его: 3-ое в Иркутске, 1 в Красноярске; 2 в Томске, и объединял нас разъезжавший 7-ой товарищ. 
     Мы решили съехаться, чтобы сообща на совещании выработать план работы. Ближайшей задачей, которой мы сейчас же занялись, не дожидаясь съезда, мы поставили организацию комитетов и подготовку к выпуску социал-демократической газеты для Сибири, которую предполагали составлять и редактировать в Иркутске, а печатать в Томске, где у союза уже была своя типография. 
     Потребность в таком организующем и руководящем центре несомненно была сильная; по Сибири было рассеяно много социал-демократов; вдоль железнодорожного пути, где скоплялись рабочие, там и сям сами собой зарождались группы работающих социал-демократов; начинавшая в то время свою крупную организационную работу «Искра» в Сибирь приходила очень поздно, и ждать от нее руководящих директив было слишком долго, и потому появление Сибирского Союза было очень своевременно. 
     Товарищ уехал, а мы занялись организацией Иркутского Комитета. Из среды ссыльных и местной интеллигенции мы составили группу наиболее активных социал-демократов, которая и начала заниматься планомерной пропагандой среди организуемых ею в кружки рабочих, приказчиков, интеллигенции. 
     Сейчас же мы занялись оборудованием типографии в Иркутске. 
     В г. Чите; ближайшем к нам месте очень крупного скопления железнодорожных рабочих (там были мастерские), одним жившим там социал-демократом уже давно велась пропаганда среди рабочих, и нам через него легко удалось и там сорганизовать комитет. 
     В Иркутске работа скоро наладилась; составь комитета и пропагандистов был очень непостоянный, так как ссыльные, закончив срок ссылки, уезжали; а из местной молодежи редко кто на долго засиживался; самые энергичные уважали работать в Россию. В зависимости от более или менее удачного состава комитета и работа в данное время велась более или мене удачно; - но в общем она шла довольно успешно. 
     Мы имели кружки и вели пропаганду среди железнодорожных рабочих; служащих, приказчиков, ремесленников; учащихся; типографию свою мы так хорошо оборудовали, что могли выпускать прокламации не только для Иркутска и ближайших к нему пунктов, но могли исполнять часть работы и для Сибирского Союза т. е. для всей Сибири. 
     Печатали мы прокламации по поводу всех выдающихся политических событий и чрез посредство специально организованной «группы распространителей» засыпали ими город. Кроме прокламаций мы время от времени выпускали Летучий Листок Иркутского Комитета. 
     Удалось нам провести несколько экономических забастовок и даже устроить демонстрацию (в январе 1902 г.) после лекций заехавшего лектора (г. Кулябко-Корецкаго). 
     Как члены Сибирского Союза мы занялись организацией предмайской пропаганды; задумали мы ее очень широко и очень удачно выполнили; по предварительно выработанной нами программе мы составили целый ряд предмайских листков: которые одновременно перепечатывали во всех комитетах и союзных типографиях (Томске, Красноярске, Иркутске и Чите); н одновременно же их везде распространяли; так же одновременно распространяли мы нашу майскую прокламацию по всей Сибири, по всему железнодорожному пути от Челябинска до Харбина. 
     В это время в России «Искрой» с редкой энергией и талантливостью велась работа по части выяснения программы, выработки того идейного центра, вокруг которого могли бы собраться разбросанный по России  социал-демократические организации. Потребность в объединении настоятельно ощущалась всеми; российские комитеты один за другим заявляли о том, что принимают программу и тактику «Искры». Мы все, Иркутяне, были убежденными искристами; и решили, что и наша пришла очередь. 
     Сибирский Союз к тому времени захирел; принятый нами план объединения нашего через одного путешествующего члена Союза; - оказался несостоятельным, съехаться же нам так и не удалось. 
     Никакого руководства Союз, как таковой, не оказывал; 
комитеты были вполне самостоятельны в своей деятельности, и по мере развития работы они все с большей неохотой признавали свою зависимость от Союза, организации, состава которой даже не знали, так как сносились они с нами только через одно уполномоченное лицо. Да и по составу Союз захирел: 2 члена выбыли из его состава за отъездом, а один просто отстал. 
     Мы тогда решили пополнить составь его; мы кооптировали в состав его 3-х новых членов (самых энергичных и толковых из комитетов) и выпустили прокламацию от имени Союза о том, что принимаем программу и тактику «Искры». Такие же прокламации выпустили все наши комитеты; а их у нас тогда было 4 (в Томске, Красноярске, Иркутске и Чите) и 5-ый в Омске налаживался. 

*      *
*

    Все увеличивающаяся деятельность Иркутского Комитета сильно беспокоила администрацию и она решила заняться очисткой Иркутска от неблагонадежного элемента. Разрешение на проезд в Иркутск ссыльным перестали выдавать; временно живущих очень энергично начали выдворять; и наконец, взялись за меня и других товарищей, прикрепленных к Иркутску. 
     Я в Иркутске в это время занимался частной врачебной практикой. По уставу об административно-ссыльных занятие врачебной практикой допускается с разрешения администрации; уезжавший как раз в то время генерал-губернатор, очень благодушно по случаю своего отъезда настроенный, дал мне такое разрешение; практика у меня очень быстро развилась; вместе с ростом ее у меня создавались большие связи среди населения и росла моя популярность. Понятно, администрации это было очень неприятно. Кроме того, хотя у нее не было доказательств, но она не могла не догадываться, что работа Иркутского Комитета Р. С.-Д. Р. II. происходит не без моего участия. 
     Как раз в это время полицией был обнаружен за городом пикник, и у нее имелись некоторый основания предполагать, что устроен он был для сбора денег на революционные цели; в числе участников пикника задержан был я и несколько товарищей. А через некоторое время у меня произошло столкновение с полицмейстером по поводу того, что одного товарища ссыльного, отбывающего при участки наказание за самовольную отлучку с места ссылки, незаконно посадили в карцер; здесь с ним сделался тяжелый истерический припадок; ночью мне сообщили об этом, и я забрал его к себе на квартиру. 
     После этой истории дело с моим удалением из Иркутска пошло очень энергично и, несмотря на хлопоты моих больных, посылавших к губернатору депутацию с просьбой оставить меня в Иркутск, телеграфировавших о том же в Петербург, - в мае 1902 года я вынужден был выехать в Нижнеудинск, маленький городок Иркутской губернии. 
     Но здесь я пробыл недолго. Вскоре же по приезде я, благодаря несчастной случайности на охоте, - должен был подвергнуться серьезной операции; местный врач, произведший мне эту операцию, на другой день уехал и я остался без медицинской помощи; тогда товарищи, не испросив даже разрешения губернатора, перевезли меня обратно в Иркутск; а губернатор в виду серьезности моего положения не решился меня тревожить. По моем выздоровлении он опять стал было требовать, чтобы я выехал в Нижнеудинск; но, так как до конца срока моей ссылки оставалось всего 2-3 месяца, то он, в конце концов, оставил меня к покое. 26 мая 1903 года кончился срок моей ссылки, а на следующий день я выехал в Россию. 
     Сильно изменила меня 4-х летняя ссылка, громадное имела на меня влияние. 
     В Сибирь я уезжал, незнакомый ни с революцией, ни с революционерами, - из Сибири возвращался убежденным революционером, членом Рос. Соц.-Дем. Раб. Партии, делегатом от Сибирского Союза на созываемый тогда 2-ой съезд Партии. 
     Вырвав меня из той буржуазной среды, где я вырос и жил, и бросив в тюрьму, а затем в ссылку, в среду революционеров, - правительство способствовало тому, что из не вполне ясных стремлений, тенденций - выросло убеждение; из наивного культуртрегера - революционный социал-демократ. 
     До ссылки я не только не занимался революционной деятельностью, но даже очень малое имел о ней представление. В Сибири я познакомился со всей революционной практикой: я занимался с рабочими кружками, организовывал с товарищами нелегальную типографию, организовывал комитеты и. т. д. 
     И в Сибири я убедился, что я отнюдь не являюсь исключением; многих и многих революционеров создавало само правительство своей бестолковой, безумной, жестокой политикой. 

<................>