.
ГЛАВА X I I. 
В Москве в конце  1906 г. и начале 1907 года. 

     Когда начало приближаться время выборов во 2-ую Государственную Думу, в Декабре 1906 года, я поселился в Москве. 
     Хотя в Иркутска. полиция меня тщательно искала, но в Москве я поселился под своей фамилией и меня никто не беспокоил. Россия в то время представляла собой как бы совершенно отдельные, мало связанные меж собой области и такие случаи бывали сплошь и рядом. 
     Социал-демократический комитет в Москве был в то время большевистским; меньшевики сорганизовались в  отдельную группу и отношены меж ними, как и везде, были самые обостренный, враждебные, отбивали друг у друга районы, профессиональные союзы. 
     Профессиональных союзов было здесь в то время довольно много, около 20, но были они очень различны по силе и развитию. 
     Самым серьезным и крупным считался союз типографщиков, издававший собственную газету, богатый, пользовавшийся большим авторитетом среди типографщиков; он объединял громадный % всех рабочих. Следующий за ним по силе и значению был союз рабочих по металлу; затем уже шли слабые, недавно возникшие союзы текстильных рабочих, рабочих по дереву, чемоданщиков, сапожников, официантов, домашней прислуги и т. д., - и несколько союзов приказчичьих. В большинстве эти союзы были настолько слабы, что не могли даже нанять квартиры для своего правления и по тому они соединялись по несколько вместе и сообща уже нанимали общую квартиру. 
     Все эти союзы сгруппировались вокруг Центрального Бюро Профессиональных союзов, издававшего собственную газету и приютившегося при Техническом Музее. 
     Хотя все эти союзы были легальны, организованные с разрешения администрации, но жили они под вечным страхом закрытия; и страх этот имел вполне реальное основание, так как то и дело полиция производила обыски в Правлениях то того, то другого союза и по первому подходящему поводу закрывала то один, то другой. 
     При всех почти Профессиональных союзах работали интеллигенты, интересующиеся рабочим движением; работали они в качестве, так называемых «сотрудников»; в одних союзах эти сотрудники входили в число членов Правления, исполняя иногда функции секретарей; в других постоянно присутствовали на заседаниях Правления, не неся никаких определенных функций; большинство их было социал-демократами той или другой фракции. 
     В силу специальных условий я в Партийную организацию не вошел. а решил работать в профессиональных союзах, и именно среди приказчиков. 
     Приказчиков в Москве очень много; нужно считать до 100,000 человек; из всего этого громадного числа организован был в союз очень незначительный процент; союзов было несколько, по различным отраслям торговли; было несколько обществ взаимопомощи, старых и довольно богатых; из них некоторый владели даже большим недвижимым имуществом; но эти богатые общества в общем были настроены очень умеренно; в лучшем случае кадеты. 
     Молодые союзы все почти были под влиянием социал-демократов, что особенно демонстративно сказалось на бывшем незадолго перед тем в Москве съезде представителей приказчичьих обществ и союзов, который принял целый ряд резко социал-демократических резолюций. 
     Для укрепления и развития своего влияния среди приказчиков мы в то время пользовались газетой: « Жизнь Приказчика ». В ней я и начал работать. 
     Газета наша в финансовом отношении была поставлена очень скверно; издавалась она не профессиональным союзом, а группой приказчиков, собравших складчиной небольшую сумму; при чем собрали так мало, что хватило только на первые 3-4 номера, - и это при бесплатной работе всех сотрудников. В дальнейшем для того, чтобы выпустить номер, наш редактор должен был бегать по городу в поисках за суммой, нужной для уплаты типографии; и обыкновенно только в самый последний момент ему это удавалось, а часто приходилось из-за этого задерживать выпуск очередного номера. 
     А меж тем к этому времени благодаря началу избирательной кампании значение этой газеты очень выросло. 
     Дело в том, что по избирательному закону того времени приказчики имели почти решающее значение на исход выборов, так как все они выбирали промысловые свидетельства, дававшие избирательное право. В виду этого и кадеты решили тоже издавать специальную газету для агитации среди приказчиков в свою пользу. Они организовали газету «Приказчик», в которой сотрудничали лучшие кадетские силы (там помещали статьи П. Струве, проф. Шершеневич и др.). 
     Несмотря на нашу полную финансовую необеспеченность, мы 
все же относительно аккуратно выпускали номера и вели очень энергичную полемику с кадетами; влияние нашей газеты росло; приказчики заинтересовались нашей полемикой с «Приказчиком» и нам удалось просуществовать вплоть до дня выборов в Москве, когда наша газета была закрыта, номер последний конфискован (потому, что мы напечатали список социал-демократических выборщиков), а редактор привлечен к ответственности - обычная в то время участь всех почти профессиональных органов. 
     Но особенно интересной для. меня была работа на состоявшейся в то время в Москве «Конференции рабочих по металлу», куда я был приглашен для исполнения обязанностей секретаря конференции. Предполагался областной Съезд Московской области, но приехали, хотя и в небольшом числе, представители и из других областей: из Баку, Саратова, Смоленска, Царства Польского, Литвы и др., - и потому решено было его назвать всероссийским, и не Съездом, а конференцией, так как представительство от России было случайное и потому решения не могли быть обязательными для всей России. 
     Работа на этой конференции очень много дала мне как в отношении ознакомления с положением рабочих по металлу, таки личного непосредственного знакомства с рабочим, - и воспоминания о днях этой конференции остались одними из лучших моих воспоминаний из этого периода моего пребывания в Москве. 
    

Много помогло этому то обстоятельство, что я работал здесь и ближе сошелся с покойным Тепловым (романовцем), которого знал еще по Сибири. На конференции он был по мандату от петербургского профессионального органа рабочих по металлу. Мы с ним постоянно встречались, много говорили о конференции, о вопросах на ней поднятых, и я очень привязался к этому, так много думавшему о рабочем вопросе, так много отдавшему ему мысли и здоровья, человеку. Уже совсем больной, и серьезно больной, он аккуратно и точно приходил на вей заседания и до конца просиживал в тесном душном помещении, где нам в силу полицейских условий пришлось работать. 
     Скромный и очень толковый, он вскоре приобрел большое влияние на рабочих. Много он в это время думал и работал по вопросу о растущей в России организованности предпринимателей, о нарождающихся у нас трестах, о той опасности, какой это грозит неорганизованной рабочей массе, и много дельных мыслей и интересных фактов сообщил он нам по этому вопросу. Также аккуратно работал он вместе с нами (мной и еще третьим товарищем) над редактированием протоколов этой конференции, которые конференция поручила нам издать. 
     Когда были опубликованы списки избирателей в 2-ую Государственную Думу по городу Москве и здесь начался период избирательных собраний, - я принял участие в этой кампании в качестве оратора. 
     Мы, ораторы, являлись обыкновенно вечерами в определенный пункт, где концентрировались сведения об имеющих состояться собраниях и здесь мы получали повестки, дающие нам право пройти на эти собрания; так как по закону правом входа пользуется только избиратель данного участка, то мы и входили под фамилией какого-нибудь из избирателей; выступали же мы под другой, совершенно не существующей фамилией (присутствовавшим на собрании полицейским чином фамилия оратора, особенно социал-демократа, всегда заносилась в записную книжку). 
     И опять таки это у нас, меньшевиков, было организовано совершенно отдельно, независимо от большевиков; мы жили совершенно отдельной жизнью. Московский (большевистский) Комитет решил не вступать с кадетами в соглашения и опубликовал собственные списки выборщиков. В виду того, что черносотенной опасности в Москве не существовало, - мы, меньшевики, с чистой совестью могли принять участие в этой избирательной кампании, - 
и, хотя, понятно, наши речи и аргументация носили совершенно другой характер нежели у большевиков, - но все же у нас в Москве 
эта кампания не осложнилась такими неприятностями, как в Питере. 
     Кадеты в эту избирательную кампанию уже не были в таком привилегированном положении, как при выборах  в 1-ую Думу. Понятно, нас притесняли неизмеримо больше, но и их сильно стесняли; бюллетени и им нельзя уже было теперь печатать; и их избирательный собрания сплошь и рядом разгонялись. 
     Впрочем, на счет собраний каких-нибудь законов, правил не существовало; все зависело от личности, характера, настроения полицейского чина, присылаемого на такое собрание; захочет чин, в духе он - и собрание беспрепятственно идет до конца, и довольно свободный речи сходят безнаказанно; не в духе полицейский чин, или же он получил нагоняй за допущенную им накануне свободу, - и он закрывает собрание после первой же фразы председателя. 
     А раз нам на Пресне, как раз накануне дня выборов повезло; пристав, командированный на собрание в качестве надзирающего чина, явился совершенно пьяным. И такой пьяный надзор против обыкновения оказался в высшей степени благоприятным; мы говорили все, что угодно, избегая жупелов; а пристав, в общем добродушно настроенный, только время от времени останавливал ораторов пьяными, всех смешившими репликами. 
     Как известно, выборы в Москве окончились полной победой кадетов; социал-демократы получили очень мало голосов и это объясняется главным образом «разъяснительной» деятельностью Сената, лишившего рабочих избирательных прав. 

*           *
 * 

     Ко дню открытая 2-ой Думы я приехал в Петербург и был в той толпе, что залила улицы, прилегающие к Таврическому Дворцу и восторженными криками встречала депутатов оппозиции, а некоторых на руках носили. 
     Всех депутатов толпа спрашивала, какой фракции? 
     Смело и как то радостно отвечали толпе левые, - отвертывались, угрюмо отмалчивались правые; как тати, идущие на скверное, преступное дело, с опаской, тайком пробирались они в Дворец. 
     И несмотря на это, тяжелое произвели на меня впечатление и эта толпа, и эти проводы депутатов. 
     Это не был народ, это не население Петербурга провожало депутатов, это не рабочий класс был на улицах, - нет! главным образом это была молодежь, учащиеся, интеллигенция, изредка рабочие и разночинцы. 
     И настроение уже не было то, что при открыты 1-ой Думы. 
     И в толпе, и в депутатах уже не чувствовалось той веры в себя, в свои силы, какая была тогда. Эти уже не шли с тем юношески приподнятым весенним настроением, с каким шли первые депутаты, эти уже пережили крушение 1-й Думы, уже видали, что проглотила Россия насилие; то, что казалось первым депутатам невозможным, эти считали неминуемым, - и шли они в атмосфере бурно справлявшей оргию реакции. 
     И толпа, так ликующе их встречавшая, и она, казалось мне, чувствовала, что не на победу, а на заклание идут ее избранники... 

<................>