.
. X.

     От этого беглого очерка духовной атмосферы эпохи, в которую постепенно создавалась Мишна, обратимся теперь к самой книге. Масса разных предписаний, постановлений. повелений, приказаний и запрещений, древних и новых, перешедших но традиции, произведенных из других правил или изданных для известного времени, по истечении восьми столетий, возросла до таких колоссальных размеров, что с ними, в их разбросанном и притом - не следует забывать - неписаном виде почти невозможно было справиться. Три раза, в разные времена, сделаны были тремя первоклассными учеными попытки систематизировать их и привести в порядок, и только третьему удалось сделать это. Первая попытка сделана была Гиллелем I, в президентство которого родился Иисус Христос. Этот Гиллель, называемый также вторым Эздрой, происходил из Вавилона. Жажда знаний погнала его в Иерусалим. Он был до того беден - рассказывает
предание - что когда у него раз не хватило ничтожной суммы, которую нужно было заплатить за вход сторожу академии, он в сильно морозную ночь влез на оконный карниз, чтобы прислушиваться к чтению. Как он там лежал и внимательно слушал, члены его окоченели от холода и снег покрыл его. Только когда в комнате сделалось темно, диспутанты заметили неподвижную фигуру за окном. Его снова призвали в жизнь.
     Мимоходом заметим, что это случилось именно в субботу, а по Талмуду опасность уничтожает святость субботы. Даже для самого малого грудного ребенка уничтожается святость субботы, «ибо этот ребенок - прибавляет Талмуд - вместо этой одной, ради его нарушенной субботы, будет соблюдать множество других».
     Здесь мы не можем не протестовать против того вульгарного - специально-английского  -  воззрения, будто «еврейская суббота» - ничто иное, как строгий день покаяния. Она именно - совершенно противное - «день радости и удовольствия», «праздничный день», в который 
одевают лучшую одежду, едят лучшую пищу и наслаждаются вином, освещением, благовониями 
и другими телесными благами. Высшее выражение чувства самостоятельности и независимости
заключается в талмудическом изречении: «Живи в субботу также, как в будни И избегай лучше зависимости от других». Но все это собственно сюда не относится.
     30 лет до Р. X. Гиллель сделался президентом. Талмудические свидетельства полны рассказами о его кротости, его благочестии и его доброте. Его изречения рисуют его яснее, чем всякий биографический очерк: «Будь учеником Аарона, другом мира. восстановителем его, другом всех людей и приводи их к закону». - «Не веруй в себя раньше дня твоей смерти». - Не суди о своем ближнем, прежде чем ты сам был в его положении». - «Кто не увеличивает своих познаний, тот уменьшает их». - «Кто делает науку средством для наживы, тот погибает». Тотчас после лекций он спешил домой. Однажды ученики спросили его о причине этой поспешности. Он должен радеть о своем госте, ответил Гиллель. Когда они настоятельно стали требовать, чтобы он наконец назвал имя своего гостя, он ответил, что подразумевает лишь свою душу, «которая сегодня здесь, а завтра там». Однажды язычник обратился к Шамаю, главе соперничавшей с гиллельской академией, и иронически просил, чтобы он научил его всему закону в то время, когда он будет стоять на одной ноге. Рассерженный учитель прогнал его. После этого он обратился к Гиллелю, который принял его очень любезно и дал ему тот знаменитый, с тех пор везде известный ответ: «Чего не хочешь, чтобы тебе сделали, не делай того другому» - в этом заключается весь закон; все остальное только комментарий на него. - Весьма характеристичен также ответ, данный им одному из тех «остряков», которые надоедали ему своими глупыми вопросами. «Сколько родов законов бывает?» спросил он у Гиллеля.  «Два - ответил последний - один писанный, а другой устный». На это остряк заметил: «Я верую только в первый и не понимаю, почему я должен воровать в последний». - «Садись - сказал Гиллель, и написав еврейской алфавит, спросил его, указывая на первую букву алфавита: «Какая это буква?» «Это - алеф».- «Хорошо, а следующая?» - «Бет». «Так. Но почему ты знаешь, 

что это алеф, а это бет?» - «Это передали нам наши предки?» - «Ну - сказал Гиллель, - если ты принимаешь на веру одно, то должен принимать и другое».
     Его уму, по-видимому, впервые представилась во всем значении необходимость привести в порядок и ясность всю эту огромную массу устных преданий. В то время было не менее шестисот таких устных преданий, разбросанных в разных неопределенных отделах. Гиллель попытался соединить всю эту массу в шесть частей; но он вскоре умер, и начатое им дело оставлено было на целое столетие. Акиба, бедный пастух, любовь которого к дочери богатейшего и самого гордого Иерусалимского гражданина сделала его из грубого человека одним из замечательнейших ученых своего времени «вторым Моисеем», взялся потом за это дело. Но и ему оно не удалось. Его юридические занятия были прерваны римским палачом. Но день его мученической смерти был, говорят, днем рождения того который окончил, наконец, эту громадную работу - днем рождения Иегуды Святого, известного преимущественно под названием «рабби». Около 200 г. по Р. X. была окончена редакция всего свода законов (хотя все еще в неписаном виде), после страшных усилий, не одной только школы, но всех, не при помощи одного только способа, а при посредстве всевозможнейших способов собирания, сравнения и сокращения.
     Когда свод законов был написан, он уже во многих частях устарел. Еще задолго до разрушения храма, Рим отнял «у Синедриона право творить уголовный суд. Поэтому, множество узаконений о богослужении в храме, жертвоприношениях и т. д. имели только идеальное значение. Аграрные законы могли быть применяемы большею частью лишь в одной Палестине, 
и только незначительная часть Народа осталась верною оскверненной земле. Тем не менее, 
весь кодекс охотно был принят многими палестинскими и вавилонскими академиями как текст, но не как сборник старых и устаревших законов, а как сборник таких законов, которые,
в то или другое время, с восстановлением еврейской общественности, снова будут иметь 
полную силу. 

<...........................................>