.
. X I X.

     По воззрениям Талмуда, чудеса - как все движения нашего тела у Лейбница - считаются возможными лишь при известного рода «предопределенной гармонии», т. е. ход творения ими 
не был нарушен и они существовали с самого начала. Они «сотворены» были после всех предметов, в вечерние сумерки шестого дня. К этим чудесам причисляется также - весьма интересное сообщение для наших палеографов- и искусство письма, открытие, действительно граничащее с чудесным. Творение, с этими, так называемыми исключениями раз установленное уже не могло подвергаться изменениям. Следующая изречения: «Что было, то было», - «чудо,
случившееся с Эсфирью было последним чудом» (Эсфирь, поэтому, в применении к известному
псалму, и называют «ланью зари», потому что с нею настал день), - «выздоровление больного есть большее чудо, чем уцеление лиц, находившихся в огненной печи», -  «с кем случается чудо, тот иногда, вовсе этого и не замечает», -  «охранение от греха должно считать чудом», - «не подвергайся опасности, ибо не всякой день случаются чудеса» - все эти изречения достаточно характеризируют, в этом отношении, талмудические воззрения. Законы природы продолжают действовать с неизменимой силой, сколько бы зла от этого ни происходило. «Эти нечестивцы 
не только оскверняют мои монеты» - говорить Гагада, относительно увеличения нечестивцев 
и их сообщников, имеющих лик Божий - «но они принуждают меня еще на фальшивые монеты налагать мою собственную печать».
     Учение о душе во многом напоминает воззрение греческих школ. В особенности, идея Платона о независимости и самостоятельности души (как чего-нибудь мыслящего), в противоположность телу, сильно отражается в Талмуде, и ему недостает только воззрения, что есть еще какой-то «третий», который проходит чрез всю систему Платона. Душа, сама по себе, существует с самого начала, и все души, которые когда либо соединятся с телами, все они сотворены уже раз навсегда - в первый момент творения - и находятся под крепкой охраной у престола Божия. Как творениям самых высших сфер - им все известно, пред ними ничто не сокрыто; но в тот час, когда они переходят в человеческое тело, ангел дотрагивается к устам рождающегося дитяти, которое забывает все что было.
     Сравнение между Богом и душой имеет почти пантеистический характер. «Подобно тому, как Господь наполняет всю вселенную, говорит Гагада, так и душа наполняет все тело; подобно тому, как Господь видит, но сам невидим, так и душа видит, но сама невидима; как Господь питает
всю вселенную, так и душа питает все тело; как Господь чист, так и душа чиста». Эта святость
и чистота особенно ярко рисуется в противоположность теории о первородном грехе, которая решительно отвергается. «Не бывает смерти, если нет греха у самой личности; не бывает печали, без преступления самой личности. Тот самый дух, который обнаруживается в словах Св. Писания: «И не должны умереть родители за своих детей, а дети за своих родителей», повелевает также, чтобы «никто не был наказан за преступления другого».
     При обсуждении преступления, главным образом, принимается на вид animus, равно как и желание совершить преступление считается более преступным, чем самое деяние. - Душа - дочь Бога, и потому ей «всегда тесно на земле», как говорится в Писании. Она вечно стремится в высшие сферы и горюет о своем изгнании на землю. Она сообщает Богу о добродетелях и проступках людей и ее, равно как и ее покрывало (тело), ждет награда и наказание. Быть благочестивым и вести добродетельную жизнь - это зависит исключительно от самого человека. «Все в руце Божией, кроме богобоязни». Но «один час покаяния лучше всего будущего мира». Всякому человеческому существу предоставляется, в этом отношении, полная свобода, хотя помощь Божия необходима и для достижения этой цели.
     Имя Бога не произносимо; однако есть многое эпитеты, которые указывают на его качества; таковы, например: «милосердый» (рахман) - «аллах, милосердый, рахман», как называет его Магомет - «святой», «пространство», «небеса», «Господь», «слово», «сила», «имя», «Отче наш на небесах», «Всемогущий» «Шехина» или «Святое присутствие».
     Догмат воскресения и бессмертия, на который неясно намекают некоторый места Ветхого Завета, развивается Талмудом, который ссылается на библейские изречения и основывает его на них. Отношение между нынешним миром и будущим изображается в разных сравнениях. Мир земной есть «проздор (преддверие) будущего мира: «Приготовься в передней, дабы ты мог войти в самый дворец», или: «Нынешний мир - это станция на пути; будущий же - это настоящий дом твой». Праведные изображаются вечно совершенствующимися и развивающими свои высшие способности даже в будущем мире; «для праведных нет покоя, ни в том, ни в будущем мире; они, как говорит Писание, идут постоянно «от войска к войску», - т. е. от стремления к стремлению - «они увидят Бога в Сионе». Каким образом все их действия и время, в которое они были совершаемы, равно как и ужасы могилы, открываются взору возвратившейся на небо души, как они под землею возвратятся в Иерусалим в день, когда раздается великая труба - обо всем этом мы не будем здесь распространяться. Эти полуметафизические, полумистические соображения совершенно в духе древних более поэтических отцов церквей, а в новейшее время, - в духе Буньянов, Мильтонов и Клопштоков. Разница только в том, что могучая фантазия и выразительность языка выгодно отличают талмудические изображения от многословия позднейших писателей. Воскресение, при помощи мистической силы «жизненной росы», совершится в Иерусалиме - на Масличной горе.

     Талмуд не знает вечного проклятия. Даже для самых тяжких грешников существует лишь временное, проходящее наказание. «Из рода в род» будет продолжаться осуждение идолопоклонников, отступников и изменников. Однако, между небом и адом всего только пространства «в два пальца»; грешник должен только истинно покаяться - и ворота вечного блаженства откроются пред ним. Ни одно человеческое существо не исключается из будущего мира. Всякий, к какому народу и к какой бы религии он ни принадлежал, если он только
считается праведным, войдет туда. Наказание нечестивых подробно не изъяснено, как вообще 
все изображения будущего мира отличаются своей неясностью и темнотою; только относительно рая, идея о невообразимо высоком обнаруживается на каждом шагу. Слова: «Ни один глаз не видел, ни одно ухо не слышало» - относят к его невыразимому блаженству. «В загробной жизни нет ни яств, ни питья; ни любви, ни труда, нет ни зависти, ни ненависти и споров. Праведные сидят с коронами на голове и освещаются блеском величия Божия». - Сущность пророчества дает повод к разным рассуждениям в Талмуде. Одно авторитетное изречение говорит, что божественный дух может овладевать лишь человеком мощным, мудрым, богатым и смиренным. Мощь и богатство объясняются в Мишне следующим образом: «Кто мощен? Тот, который одолевает свои страсти. Кто богат? Тот, который довольствуется своим уделом?» Есть разные ступени между пророками. Моисей видел все с полной ясностью, все другие пророки - как бы
сквозь темное стекло (speculare) (а не «зеркало», как думает Лютер). Или: все пророки видели как
бы чрез покрывало (velum), один только Моисей видел все «лицем к лицу» - с полной ясностью.
Езекииль и Исаия говорят одно и тоже; однако Езекииль говорит как житель деревни, Исаия - как
житель города. Словам пророка нужно подчиняться во всем, кроме разве, когда он будет склонять к идолопоклонству, и если бы он в доказательство, что он послан Богом, «приостановил даже движение солнца». Талмуд решительно отвергает, что Илия и Моисей действительно взошли «на небо»; точно также, что Божество когда либо удалилось от неба на расстояние более «десяти пядей».
     Выражение: «святой дух» постоянно употребляется в Талмуде, равно как и выражение «царствие небесное». В чем талмудическое понятие этих выражений отличается от позднейшего, более конкретного христианского понятия - самым ясным образом можно видеть из следующих мест Талмуда: «Десятью именами обозначен в Писании «святой дух», именно: - парабола, сравнение, загадка, речь, язык, отражение, веление, видение, пророчество, представление» - т. е. вдохновенное слово. Или (и это по-видимому единственный остаток эссейской литературы) ступени человеческого совершенства представляются начинающимися вместе с «законом».
Закон, от постепенного возвышения по ступеням физической и моральной чистоты, ведет к благочестию, от благочестия к смирению, от смирения к боязни греха, от последней к святости, 
а от святости уже к самому «святому духу». Этот последний ведет к воскресению. Весьма характерно для талмудических учителей различие мнений, обнаружившееся по поводу упомянутого места Талмуда. Выше даже самих последних ступеней стоит благочестие сердца - 
так гласит одно воззрение, между тем как другое, ссылаясь на Св. Писание, доказывает, что смирение стоит выше даже этого последнего и самого «святого духа». 

<...........................................>