Лабиринт

                                                                 Ирине

Христос — пробитый звук гвоздём пастушьим...
Из детских стихов
Двоился мир на видимость и сущность...
Христос — пробитый звук гвоздём пастушьим...
Эй, космонавт на спутнике, послушай!
Где выход тут?
Корреспондентский пункт —
связная цепь галактик и ракета —
сквозная рана — дырочка для ветра...
Изъедена червями неба плоскость —
на теле Господа стигматы-розы...
К какому празднику цветёт прилавок?
Усекновение главы?
Иван Купала?
Или рождение и смерть слились в едином
потоке дней и лиц неразделимом?
В развале книг листаю мышь Карнеги...
Стою на Карла Маркса у аптеки...
Где выход тут?
Кричу прохожим.
В ответ лишь ветер задувает в рожу...
Стоит Иркутский рынок пёстрой тушей...
Какую эволюцию прошёл тот гвоздь пастуший...
Ирэн, послушай,
где выход в этом мире наилучшем?
Предметы форму сбрасывали наземь...
Тьфу-тьфу, не сглазить!
"Халел" — галдели раковины праздника!
Освобождённый дух с лицом лунатика
доил коровку тощей Адриатики.
Вот я стихи читаю на бульваре
толпе цветущей в праздничном угаре,
но на бутылку наскребу едва ли...
По Ангаре моторка лихо шпарит,
в моторке парень
с лиловой от помады гарпией...
Предметы форму сбрасывали наземь
и вырывались из своих границ...
Извилины — моллюски мысли сонной,
преобразившись в стаи хищных птиц,
по небосвода плоскости наклонной
в мусоросборной панике неслись.
На Тимирязева,
на Карла Маркса
толпились ангелы у бочек с квасом...
Эй, космонавт, послушай,
спроси у душ
в потустороннем мире,
имеются ль у них автомобили?
А то тут говорят, как будто
возносится душа этих ублюдков
после дорожных происшествий —
как на блюдце
кочует сновидение по улицам...
Земля, как море, в волны превращалась,
как сердце матери, что оборвалось...
Но даже море это слишком форма,
а всё, что форма, это слишком — смерть.
Моя башка летит, как мяч футбольный
по лабиринту плоских фотокопий
из образов, метафор и сравнений,
мир пригвождая схемой в теореме.
В прожекторе искусных профанаций
действительность — каскад галлюцинаций
в башке богонесущей нации,
потраченной горячкой белой пьяницы.
Стою на перекрестке Партизанской...
Лицо, как адрес в никуда.
Лицо — конверт потрепанный, измятый!

Извилины всё те же провода
без связи снов обратной
в телеграфе...
Мой взгляд убийца. Он способен время
делить на элементы в теореме
и отнимать у сущности бессмертье.
И жеребёнка пригвоздить к пространству:
«остановись мгновением прекрасным».
И сам себя из зеркала убить
маниакальным нежеланьем быть...
Я мучаюсь и не могу иначе...
Я говорю и убиваю сущность...
Христос — пробитый звук гвоздём пастушьим —
беспомощным ребёнком в сердце плачет.
Слова мои сплошное море трупов.
Моё лицо распалось на отрезки,
и в каждом стыд стоит стеной отвесной,
из-за которой город ночь аукает...
Но я не в силах не заговорить.
Слова идут потоками машин...
На Ленина в кафе теряя нить —
древнебурятский нимб Улигиршин —
последние рубли хоть за глоток —
блевотиной забрызгав потолок...
За копошенье ткани омертвелой,
когда душа себя переболела —
скажи, приятель, кто там в белом
дудит в пастуший, посинев, свисток?
Улыбки мускул рвётся из-под гнёта —
ага, безумие, твоя работа!
Я знаю, знаю, предъявитель счета,
пора платить удавкой за глоток!
А на поверхность всходят пузыри...
Аполитичный юноша у стойки —
норвежский Вилфред — снег в яйце прозрит,
который даже летом всё летит,
и ни одной души в окне напротив,
и рядом никого, и нет соблазнов...
Предметы форму сбрасывая наземь,
все ж пригвоздят церковный облик к доскам —
Христос, пробитый измереньем плоским,
увидит небо в чёрных птицах завтра...
Трамвай бежит, как загнанная шавка,
поскуливая на повороте.
Снова
мир наизнанку вывернул искусство
в изрезанной стеклом ноге танцора,
которому уже не больно,
только грустно...
Летит между фасадов серых зданий
моя душа, когда сижу в централе
за кражу телевизора у крали
с объёмным торсом и хайлом скандальным.
Вот видимость вколочена под рёбра...
Вот сущность на лице в кровоподтёках...
Над Ушаковкой рея, самолёты
в пастуший звук вплетают распростёртый,
развернутый аккорд конца столетья,
надежд не оставляя на бессмертье...
Опять на рынке и на Карла Маркса
толпятся ангелы у бочек с квасом...
Лунатиком бреду от дома к дому
и не могу до выхода добраться... 

<..........................>