.
Александр М. Кобринский

Позвонила и сказала

На электронную почту пришло письмо:

...в... http://cursorinfo.co.il/news/culture/2006/09/25/lit/ Вы упоминаетесь как организатор литературного марафона. Если это верно, буду рад получить... статью... <...........> об идее, прошедших и планирующихся вечерах, желательно – с краткой справкой о журнале «Зеркало».

I. Выпускается «Еврейско-русским художественным центром» при содействии

а) Центра абсорбции репатриантов.
а) Министерства науки, культуры и спорта Израиля.
б) Муниципалитета Тель-Авива – Яффо.
с) «Мифаль ха-паис» – совета по культуре и искусству.

До 2005 года в составе:

Главный редактор: Ирина Врубель-Голубкина.

Редколлегия:
Александр Бараш
Александр Гольдштейн
Михаил Гробман
Глеб Морев
Яков Шаус

I I. Должен подчеркнуть общемировую тенденцию толстых журналов, выходящих на русском языке – культурологические предпочтения определяются не столько темой, стилистикой, литературным направлением, но, прежде всего, интересантными мотивами литераторов, возглавляющих тот или иной журнал.
Не избежали пагубщины и руководители «Зеркала».
В моей домашней библиотеке имеются 7 выпусков... Из перечня авторов, опубликованных в каждом отдельно взятом журнале, 3-4 обязательно входят в редколлегию. Это само по себе наталкивает на мысль, что это издание создано для саморекламы домостроевского творчества, ибо Ирина Врубель-Голубкина и Михаил Гробман, исключая функционерство журнально-идеологического толка, являются чуть ли не самой примерной и долгоживущей в счастливом браке семейной парой (честь им и хвала за такой наглядный пример для нашей нервенно-писательской кармы).
Исключив из каждого журнала имена авторов, являющихся одомашненными членами редколлегии (смотри выше), получаем любопытную картину:

ТОПОЛОГИЯ ПРИНИМАЕМЫХ И ПУБЛИКУЕМЫХ КОРРЕСПОНДЕНЦИЙ В ЖУРНАЛЕ «ЗЕРКАЛО»
.

№ журнала	авторы из Израиля (количество)	авторы зарубежные (количество)
15-16 2001	3	Москва – 3 Петербург – 1 Воронеж – 1 Итого – 5
19-20 2002	7	Москва – 2 Петербург – 1 США – 2 Итого – 5
21-22 2003	7	Москва – 5 Петербург – 1 Россия – 1 Рим – 1 США – 3 Итого – 11
23 2004	5	Москва – 1 Париж – 1 Одесса – 1 Швеция – 1 Итого – 4
24 2004	4	Москва – 3 Воронеж – 1 Париж – 1 Прага – 1 США – 1 Итого – 7
25 2005	2	Москва – 3 Подмосковье – 1 Россия – 1 США – 1 Итого – 6
26 2005	3	Москва – 3 Симферополь – 1 Россия – 1 Итого – 5

.

Топологические источники принимаемых и публикуемых корреспонденций убеждают, что журнал ориентирован на зарубежных авторов – предпочтительно московских. Такая детерминированность становится понятной, если учесть, что двое из редакционной коллегии, из номера в номер рекламирующих свое творчество, коренные москвичи. Но тут возникает закономерный вопрос – кому нужна такая кастового характера избранность, если покрытие расходов на выпуск осуществляется по линии израильского Министерства культуры и прочих израильских административных структур? И даже после такого весьма краткого анализа становится вполне понятным почему выходу «Антология поэзии. Израиль 2005» чинились финансового и рекламного рода препятствия. Очевидно, потому что она пестовала отторженную часть израильских писателей, испытывающих неисчислимые затруднения при желании видеть результаты творческих усилий в местных именитых журналах.

Недавно было организовано нашумевшее по всему Израилю мероприятие под шапкой «Мобилизация поэтов». Текст агитационного призыва в его первозданном виде можно посмотреть здесь. Прошу обратить внимание на то, что вечер проходил при поддержке Министерства абсорбции.

Более чем за месяц до начала, Ирина (главный редактор журнала) предложила мне роль организатора. Признаюсь, что этот момент вызвал во мне глубоко сокрытое удивление. Дело в том, что с 1987 года (времени моего приезда в Израиль) Министерство абсорбции ни разу до текущего момента не пожаловало меня своим вниманием и вдруг такое – зачем и для чего? – да еще с привязкой к знаменитому залу в Бейт-Левике. И, конечно же, я учуял неладное в том, что Министерство абсорбции сообщило мне об этом через посредника (Ирину Врубель-Голубкину) без собеседования тет-а-тет.

К чему все это? – любопытство определило мою сговорчивость. Но при этом мною было выставлено требование, что я берусь организовать этот вечер, если он будет проходить под эгидой журнала «Зеркало» и при том непременном условии, что поэтов-чтецов – то есть авторов – буду отбирать я. Было четко договорено – чтение стихов на военную тему и не только израильскую: и одно из четырех стихотворений, отпущенных по регламенту, на ту же самую тему, но не из собственного архива... И совершенно не ставилось кому-либо в обязанность читать классиков русской поэзии. Хочешь – читай, хочешь – нет. Школярский идиотизм на таком вечере казался недопустимым (при той очевидности, что именно меня а не другого попросили быть организатором). И здесь обозначилось то, что называется сованием палок в уже закрутившееся колесо. Я, например, внес в список Ольгу Рогачеву. А кто она такая? – спросила Ирина Врубель-Голубкина. Я ответил, что Ольга поэтесса, пишущая на высоком художественном уровне. Этого не может быть... Почему? – спросил я и получил незамедлительный ответ... Хорошие поэты публиковались в нашем журнале, а Рогачевой
там нет.

После сказанного я заново просмотрел журналы «Зеркала». И, действительно, израильтянки Ольги Рогачевой не обнаружил, но фигурировало имя Елены Фанайловой из города Воронежа – весь ее цикл назывался «Подруга пидора», и с первых строк – круто и неотразимо [24 (144)2004, стр.3]:

Когда Господь кладет тебе в ладонь
То сколько ни долдонь
Прости прости я штопаный гондон
Я вообще не он

Прочитав эти стихи, я все же настоял на заслуженном участии в этом вечере Ольги Рогачевой. А кто будет ведущим, спросил я Ирину и она, словно предупреждая любые, могущие у меня возникнуть возражения, ответила – ведущей буду я!

И вот наступает 28 сентября 2006 года, 7.00 вечера в зале, в котором присутствует более ста зрителей – взволнованно ждущих Поэтического Слова. И поднимается на сцену Ольга Рогачева, и читает наболевшее. А оно – у нас, репатриантов – ежедневная борьба за выживание при недоброжелательном отношении и со стороны работодателей, и со стороны множества еврейско-этнических обособленностей по отношению к любой внешней экзистенции и в том числе ко всему тому, что именуется русской улицей. И читает Ольга стихи, огнедышащие ежедневным борением. И разве это не стихи о войне?

И дети, возникшие из воздуха за спиной,
Сменили кровь за три с половиной года.
И остается то, что зовется мной:
Три строчки, твой взгляд, неправедная свобода.

Зал слушает затаив дыхание. И тут одергивание:

-Вы не выполняете условие, – говорит М. Г., – поставленное перед участниками. - Где стихи о воинских битвах? И, вообще, – резюмирует он, громогласно провозглашая приговор, – ваши творения слабы и говорят о полнейшем отсутствии поэтического вкуса.

Напоминаю, что М. Г. был заявлен как один из участников. Никто не назначал его быть арбитром да еще на глазах у зрителей. Ведущая, Ирина Врубель-Голубкина, повела себя не как распорядитель сцены, а как жена, смертельно испугавшаяся рассерженного супруга. Но и далее М. Г. усугубил свое поведение эпатажными выпадами примитивистки авангардного нигилизма. Когда же дошла его алфавитная очередь, он вышел на сцену для того, чтобы сорвать вечер:

...

Зачем вы пришли? – заявил он, обращаясь и к зрителям, и к поэтам. Выступить с этой трибуны? – показать, что вы интересуетесь поэзией? – примазаться к высокой теме? Я не слышал здесь ни одного тематического произведения. Было предписано, что каждый автор прочтет что-либо из полюбившегося ему в русской классической поэзии. А вы позволяете себе, – продолжал Гробман с базальтово-плакатным выражением лицевых нервов, – рекламировать доселе никому неизвестное. Организатор палец о палец не ударил (М. Г. имел ввиду меня), чтобы построить вечер в строго обозначенном русле. Да, – сказал М. Г.,
разыгрывая из себя сверхчеловека. Я вот стою и думаю – читать ли мне свои стихи таким как вы... Нет! – заявил он решительно, – я, пожалуй этого делать не буду.

И пока М. Г. сходил со сцены, многие из присутствующих, оскорбленные его поведением, покинули зал. Ирина Врубель-Голубкина, продолжала сидеть с каменным лицом – без намека на возражение.

Признаюсь – я ожидал какого угодно подвоха в свой адрес, но только не такой нахраписто-гробмановской наглости. Передо мной тут же возникла дилемма – урезонить хама или смягчить происшедшее, чтобы хоть каким-то образом оправдать ожидание приглашенных.

-Мне кажется, – сказал я, посматривая искоса на «гроб-груба», – что вы не осознаете, что мы живём в демократической стране – во всяком случае желаем ее такой видеть – и что наш тематический вечер находится не на территории «комсомол ответил есть», но на ином краю ойкумены!
После такой кратко-смягченной отповеди господину «гроб-грубу», я прочитал стихи и в том числе произведение о войне участника Сталинградской битвы Цецилии Динере, латышской писательницы, закончившей свои дни в израильском доме престарелых... Мне показалось, что ее поэзия вполне достойно вписывается в творчество и Пушкина, и Лермонтова, и Симонова и того же самого, потерявшего над собой контроль, Гробмана:

У «гроб-груба» (из им непрочитанного):

На поле боя лежит солдат –
темный кусок железа с рваными краями ударил его по животу...

У Цецилии Динере:

Шла война.
Фронт проходил
неподалеку от Волги.
Я сидела на валуне
в двух шагах от колодца
и грызла
замерзшую корочку хлеба
вприкуску со сбереженным
кусочком сахара.

Из остальных выступавших более всего запомнился Петр Межурцкий, заявивший громко и во всеуслышание, с присущим ему одесским юмором, что после оскорбительного выступления М. Г. свои стихи читать отказывается, но с удовольствием озвучит несколько строчек израильского поэта Павла Лукаша, которого он считает не менее достойным классиком, чем имена двух Михаилов – Гробмана и Лермонтова... И такое его мнение имеет значимое

право на существование, ибо без подобного разумения число классиков на земле во все времена оставалось бы неизменным, а, может быть, и вообще они бы отсутствовали, как понятие.

Но самое интересное произошло уже за пределами случившегося. Ирина Врубель-Голубкина заявила с уверенностью, что на этом вечере только два поэта читали стихи о войне – Алекс Гельман и Петя Птах. Зачем и с каких соображений ей понадобилась именно такая выборка из нашей еврейской яви еще не получило овеществления, но проклюнется – мы умеем ждать до крайнего савланута^* и аж до понимания того, что кому-то захотелось, по каким-то причинам, указать пальцем на организатора, как на козла отпущения.

И, правда – на следующей день Ирина позвонила и сказала, что мне положено 500 шекелей и что я могу эти деньги получить в одном из отделов Министерства абсорбции, обратившись к некоему Дор Амиру.

Эту зарплату я получать не пойду, потому что... единственный вопрос, который интересует меня – шизоидно закомплексованного выступлением М. Г. – читал ли я на этом вечере стихи о войне?.. Только об этом я и спросил ведущую (дай ей Бог здоровья до 120-ти). И она задав себе тот же самый вопрос – вы? – ответила, – вы таких стихов не читали.

20.10.2006
__________
Примечание:

* савланут (иврит) – терпение.

Электронные адреса стихотворений, прочитанных мною на «Мобилизации поэтов»:

1. «По белокаменным библейским мостовым...»,
2. «Ветер листьев колеблет каштанов...»,
3. Гладиатор,
4. «В конусном свете прожектора...» (Ц. Динере).

_____________________________________________________________________________________________

п